— Ремень! Ремень отстегни! — приказал Мейсон, но мужчина смотрел на него безумным взглядом, явно не понимая, что и зачем надо сделать.

Мейсон оттолкнул его, быстро отстегнул ремень и, взвалив женщину на плечо, двинулся к выходу.

— Боже! Осторожнее! Осторожнее! Ведь ей может быть больно! Вы слышите, ей будет больно!

Мейсон не обращал внимания на крики мужчины. Он подтащил женщину и передал в руки людей.

— Там люди! Там люди! — услышал Мейсон у себя над ухом и обернулся.

Перед ним стояла и тряслась от ужаса молоденькая стюардесса.

— Там Линда и Сильвия. Линда и Сильвия! А я Одри. Одри, — говорила девушка.

— Хорошо, я понял, ступай к выходу.

— Нет, там люди, их надо… я боюсь! — кричала девушка, она ладонью зажимала разрезанную щеку.

— Уходи отсюда! — строго сказал Мейсон и девушка покорно поплелась, спотыкаясь об обломки кресел, переступая через трупы по широкому проходу, туда, где слышались голоса людей, где раздавался вой пожарных машин, где сверкали мигалки "скорой помощи".

— Отходите от самолета! Все от самолета! — услышал Мейсон голос, усиленный мегафоном, — сейчас самолет взорвется! Все уходите!

Мейсон криво улыбнулся, набрал полную грудь воздуха и вытянув перед собой руки, вступил в едкий удушливый дым, который наполнял салон. Через несколько шагов его руки на что‑то наткнулись.

«Это, наверное, человек», — подумал Мейсон.

— Вставай, приятель, — встряхнув за плечи, крикнул Мейсон.

Но, приблизив лицо, он увидел перед собой голову негра с оскалившимся ртом. Мужчина был мертв.

— Дьявол, — прошептал Мейсон и на ощупь двинулся вглубь салона, туда, где слышались крики.

— Ко мне! Ко мне, громко позвал он, — все идите ко мне! — и почувствовал, как несколько рук потянулись к нему, уцепились за его пиджак.

— Все сюда! Все сюда! — продолжал кричать Мейсон, — держитесь друг за друга а двигайтесь за мной. Только никто не должен останавливаться! Никто не должен останавливаться! — повторял Мейсон, выводя людей из салона.

Когда он приблизился к краю, и люди стали спрыгивать на землю, чья‑то уверенная рука рванула его, и Мейсон упал вниз, больно ударившись щекой о землю.

— Но там же люди! — воскликнул Мейсон, теряя сознание.

Пожарные пробовали сбить огонь. Они работали деловито и уверенно, но все их попытки Пыли тщетны. То там, то здесь вырывались яркие языки пламени, взлетали вверх снопы искр. Весь фюзеляж уже почернел от огня. Едкий дым тянулся по полю.

И вдруг раздался оглушительный треск и гигантский фюзеляж развалился на несколько частей, показывая свои обгоревшие внутренности.

Мейсон открыл глаза как раз в тот момент, когда облако огня охватило остатки самолета. Он тяжело поднялся и, не обращая ни на кого внимания, побрел по кукурузному полю.

Вокруг него сновали спасатели, люди плакали, сбившись в небольшие группки, ослепительно сверкали мигалки машин «скорой помощи». Над самой головой у Мейсона промчался полицейский вертолет.

А Мейсон брел, раздвигая перед собой стебли кукурузы. Двое пожарных едва удерживали в своих руках мулатку. Она брыкалась, кусалась, пыталась вырваться, исступленно кричала, глядя на охваченный огнем остов самолета.

— Там мой ребенок! Робби, пустите меня! Я хочу умереть! Я хочу быть с ним!

Один из пожарных хлестал женщину по лицу, пытаясь привести ее в чувство. Но та словно бы не чувствовала боли.

Мейсон отвернулся, не в силах смотреть на муки женщины.

— Мистер, с вами все в порядке? — к нему подошел один из спасателей.

Мейсон недоуменным взглядом посмотрел на него и махнул рукой.

— Пошел ты к черту!

Он прошел еще несколько шагов и чуть было не споткнулся о лежащих на земле парня и девушку, тех самых, которые сидели в самолете перед ним. Они лежали обнявшись и плакали.

И тут Мейсон вспомнил этот плач.

«Это ведь я их вывел, — равнодушно подумал Мейсон, — а они еще не хотели выходить из этого ада, я прямо‑таки тащил их к выходу».

И он вновь побрел, спотыкаясь о рыхлую землю.

«Интересно, который сейчас час?» — Мейсон посмотрел на руку, но часов не было.

На запястье чернел шрам с уже запекшейся кровью. Мейсон прикоснулся к ране губами и ощутил, как горит его кожа.

"А ведь эти часы подарила мне Мэри, я их так любил! А теперь мне придется жить без часов, ведь я не смогу заставить себя носить другие".

Мейсон поднялся на невысокий холм и оглянулся. По кукурузному полю тянулась страшная черная борозда и конце которой лежал пылающий остов самолета.

«Вот они, разверстая могила», — подумал Мейсон и опустился на землю.

Он сидел, запрокинув кверху голову, и смотрел на ослепительный диск солнца даже не прикрывая глаз.

И вдруг, возле самого уха, он услышал звон пчелы Он прикоснулся к своим волосам, аккуратно взял пчелу в щепотку и безучастно посмотрел на блестящие маленькие крылья. Пчела звенела, он вновь поднес ее к уху и послушал этот пронзительный звон.

"Она даже не ужалила меня" — подумал Мейсон и разжал пальцы.

Потом он поднес пальцы к носу и жадно втянул в себя воздух: пальцы пахли цветочной пыльцой

«Какой сладкий запах! — подумал Мейсон. — Это запах жизни»

И тут он услышал весь тот шум, который наполнял землю. Шелестели стебли кукурузы, шумел ветер, слышались голоса людей, крики, слышался шорох травы. Мейсон напрягся и отчетливо услышал, как гулко бьется у него я груди сердце. Это были тяжелые и оглушительные удары, как будто огромный молот опускался на наковальню.

"Я жив, — еще раз повторил Мейсон. — неужели все закончилось? Неужели весь этот кромешный ад позади?"

Мейсон попытался сосредоточиться. Он крепко прижал ладони к ушам и сильно зажмурился.

"Позади, позади, все кончилось, самое страшное осталось позади. Но остался ли я тем самым человеком, тем, который был прежде, тем, который садился в самолет? Или я остался там, в безоблачном небе, там, где я слышал голос Мэри и ощущал прикосновение ее прохладных пальцев?"

Мейсон заплакал. Слезы текли по его щекам, оставляя на пыльном лице борозды.

— Мейсон! Мейсон! — услышал он какой‑то странный голос и ощутил на своем плече прикосновение легкой руки.

— Это ты? — спросил он.

— Да, это я. Ник Адамс.

Мейсон оторвал ладони от лица и медленно повернулся. Над ним стоял мальчик и сжимал в правой руке огромный кейс.

— Мейсон. ты забыл свой чемодан, вот он. — Ник опустил кейс Гордона на рыхлую землю прямо рядом с Мейсоном.

— Ты запомнил мое имя, — изумился мужчина.

— Но ведь и ты знаешь, как меня зовут. — И тут Мейсон увидел, что по щекам Ника тоже текут слезы, а на губах блуждает уже не детская улыбка. — Я бежал за тобой, бежал, но тебя. Мейсон, нигде не было, а потом я остановился и увидел, что у меня в руках твой чемодан.

— Спасибо тебе. Ник.

Мейсон поднялся на колени и потянулся руками к мальчику.

Тот бросился ему на грудь и, не стесняясь слез, зарыдал.

— Спасибо тебе, приятель, это очень важный чемодан. Он для меня много значит.

— Моя мама очень расстроится и будет плакать, когда узнает, что произошло. Мейсон, ты ей ничего не говори, хорошо?

— Ладно, Ник. Я ничего не скажу. Только никуда не отходи, будь сейчас радом со мной.

— Хорошо, Мейсон.

Мальчик, уткнувшись в плечо Мейсона, уже навзрыд плакал.

— Успокойся, Ник, — буднично сказал Мейсон и взъерошил коротко стриженные волосы мальчика, — все позади. Мы с тобой живы, здоровы. Немного поцарапались, я потерял часы. Видишь, какое несчастье. Зато ты нашел мой чемодан — а это счастье. Значит, все хорошо, все нормально.

Мейсон поднялся с колен и осмотрелся. Мальчик все еще прижимался к нему и плакал.

— Успокойся, Ник, все позади, посмотри.

Мальчик заглянул и лицо Мейсону.

— Я боюсь, — прошептал он.

Мужчина взял подростка за плечи и повернул лицом к солнцу.

— Посмотри вверх. Видишь — солнце. Мир остался прежним. В нем живут твои друзья, твоя мать.