— Я не хочу сейчас его видеть и слышать.

— Но он не уйдет отсюда, — возразил Самуэль, — неужели ты хочешь вечно видеть Дэвида под нашими окнами? Ведь достаточно всего нескольких слов, и он уйдет, исчезнет из нашей жизни.

— Самуэль, ты просто вынуждаешь меня пойти.

— Ни коим образом, я всего забочусь о твоем спокойствии. Я и сам сделал, все что мог, я пытался его убедить уйти, но он непреклонен. Я понимаю его теперешнее состояние, но мне не очень бы хотелось выступать в роли вышибалы. Или ты, Шейла, хочешь, чтобы его выставил отсюда Боб Саймак?

— Нет, — произнесла Шейла, — я не смогу с ним сейчас спокойно разговаривать.

— Но посмотри, — Самуэль подвел ее к окну, — Дэвид совсем не намерен скандалить. Он, конечно, примется тебя уговаривать, ты, добрая душа, будешь его жалеть.

— Можно мне подумать? — спросила Шейла.

— Конечно, — Самуэль, заложив руки за спину, принялся прохаживать по комнате.

— И что ты решила? — немного нетерпеливо спросил он.

— Я думаю.

— Ну, что ж, не буду мешать тебе. Через пять минут, — он посмотрел на часы, — я вновь зайду сюда, и ты скажешь мне свой ответ, — и Самуэль покинул комнату.

А Шейла вновь подошла к окну. Ей не хотелось, чтобы Дэвид ее видел, и поэтому она смотрела лишь одним глазком, чуть–чуть отодвинув в сторону шторы.

«Неужели я могла любить этого человека и еще совсем так недавно? — недоумевала Шейла. — Ведь у него была мечта, и он сумел захватить меня ей. Я поддалась, стала жить этой мечтой, бороться за ее осуществление. У меня появилась цель в жизни, но потом возникли деньги. Их оказалось слишком много для того, чтобы мечта осталась мечтой. Дэвид слишком сильно поверил в свою удачу».

Шейла смотрела на то, как ее муж прикурил одну сигарету, потом другую и раздавил окурок каблуком.

— Мне почему‑то совсем не жаль его сейчас, — произнесла вполголоса Шейла, — но если я услышу его голос, то может быть… Нет, — она словно стряхнула с себя оцепенение, — нет, ничего не произойдет, я больше не люблю его.

Она задернула занавеску и распахнула дверь. Самуэль Лагранж стоял возле самой двери, облокотившись о перила.

— Ну, что, я провожу тебя вниз, — не спрашивая, решилась ли она встретиться с Дэвидом, предложил Самуэль.

Шейла благодарно приняла его руку, и они вместе спустились по лестнице.

— Ты будешь рядом со мной во время разговора? — с надеждой в голосе спросила Шейла.

— Нет, я останусь на крыльце, ты должна поговорить с ним с глазу на глаз.

— Хорошо, — кивнула Шейла.

На крыльце они остановились, и женщина медленно высвободила свою руку из‑под локтя Самуэля.

— Ну, что же, иди, — улыбнулся тот.

— Поцелуй меня, — попросила Шейла.

— С удовольствием, — улыбнулся мужчина и поцеловал ее в щеку. — Но ты говоришь так, словно мы прощаемся.

— А если я не вернусь? — Шейла остановилась.

— Это твое право, — ровным голосом ответил Самуэль Лагранж, — но я бы не хотел, чтобы так случилось.

— Спасибо тебе, — Шейла медленно спустилась вниз по ступенькам.

Дэвид тут же вскочил на ноги и пошел навстречу. Они словно соревновались, кто из них идет медленнее. Но какой в этом смысл? Все равно они должны были рано или поздно встретиться.

И вот, наконец, Дэвид и Шейла поравнялись. Они стояли молча, пристально глядя в глаза друг другу. Дэвид мучительно думал с чего начать — или же просить прощения, или напустить надменный вид и сказать, что ему все равно, вернется ли Шейла или нет. Был еще вариант начать грандиозный скандал, но Дэвид прекрасно понимал, чем он может закончиться: Боб Саймак преспокойно выбросит его за ворота дома, а Шейла тогда уже, наверняка, не вернется домой.

— Ты хотел видеть меня, — произнесла Шейла.

— Что случилось? — спросил Дэвид, — почему ты здесь?

— Не могу же я вечно оставаться одна.

— Я тоже, — ответил Дэвид, — мы могли бы быть вместе.

— Это уже невозможно, — покачала головой женщина.

— Почему? Ведь мы же были с тобой счастливы, любили друг друга.

— Вот видишь, Дэвид, и ты говоришь «любили», значит, любви не осталось.

— Это он вбил тебе подобные мысли в голову, — голос Дэвида немного дрогнул.

— Нет, я сама сделала выбор, — губы Шейлы еле заметно двигались, так, словно говорила не она сама, а кто‑то произносил за нее слова.

— Пойдем, — Дэвид взял ее за руку, — когда ты выйдешь за ворота, то забудешь все как дурной сон. Мы вернемся в дом нашей мечты, там так одиноко без тебя.

— Я не могу этого сделать, я не смогу простить тебе, Дэвид.

— Неужели все дело в Сильвии? — недоумевал мужчина. — Но ведь тебя не волнует, кто у меня были любовницами до тебя? Так в чем же дело? Мы начинаем с тобой новую жизнь, забываем о неудачах. Ведь я не стал же упрекать тебя Самуэлем Лагранжем?

— Не стал упрекать… — усмехнулась Шейла, — я только и слышала каждый день его имя и, Дэвид, понемногу к нему привыкла. Оно стало мне знакомым и близким благодаря тебе. Ты изо дня в день твердил: Самуэль Лагранж, Самуэль Лагранж. Я слышала его чаще, чем твое имя — и однажды он появился вновь. У него, Дэвид, есть преимущество перед тобой — он умеет проигрывать с достоинством, а ты умеешь только выигрывать. Ведь ты не пришел ко мне, когда тебе было хорошо, ты возвращался домой лишь потому, что там жил. Этот дом перестал быть для тебя мечтой, точно так же, как ты, женившись на мне, перестал меня любить, — Шейла опустила глаза, боясь встретиться взглядом со своим мужем.

Дэвид взял ее за руку.

— Если ты считаешь, что виной всему деньги, давай избавимся от них, — предложил Дэвид, — давай поедем в Лас–Вегас, и я с легкой душой проиграю их.

— Это, Дэвид, ничего не изменит, абсолютно ничего. Мы не можем быть больше вместе, — Шейла вырвала руку и сделала несколько шагов по направлению к дому.

Дэвид догнал ее и преградил ей дорогу.

— Я прошу тебя в последний раз, — Дэвид был готов упасть на колени, — пойдем со мной, Шейла, неужели ты не понимаешь, что он не любит тебя. Ты интересовала Самуэля, пока была недоступна, теперь же все очень быстро кончится.

— А может, я этого и хочу, — задумчиво произнесла женщина и провела перед собой рукой так, словно хотела стереть изображение Дэвида Лорана.

Этот жест настолько поразил воображение Дэвида, что он отступил в сторону, словно и в самом деле, одним мановением руки, Шейла могла вычеркнуть его из своей жизни.

Он стоял, смотря вслед уходящей от него жены, но когда та прикоснулась пальцами к дверной ручке, Дэвид не выдержал и крикнул:

— Шейла!

Та остановилась и медленно обернулась. Дэвид увидел ее глаза, полные слез.

— Вернись! — закричал он.

Женщина прошептала одними губами:

— Нет.

Дверь за ней закрылась.

Дэвид остался стоять, словно ждал, что Шейла вновь появится. Но та уже поднималась по лестнице, пытаясь сквозь пелену слез разглядеть Самуэля, ожидавшего ее на площадке.

Когда Шейла преодолела лестницу, Самуэль подхватил ее под локти и прошептал:

— Я не держу тебя, если хочешь — уходи.

— Я не хочу этого, — ответила Шейла.

— Ну, тогда и не нужно плакать.

Мистер Лагранж достал из нагрудного кармана пиджака платок и промокнул слезы на ее щеках.

— Ну, перестань же, — просил он ее, — видишь, мой платок уже мокрый насквозь, а слез все еще не убавляется.

Женщина постаралась улыбнуться. И эта улыбка была словно солнце, пробившееся сквозь пелену дождя.

— Если ты, Самуэль, разлюбишь меня, то обязательно скажи мне об этом первым, — Шейла резко повернулась и сбежала по лестнице.

А Самуэль Лагранж, удивленный ее таким странным признанием, остался стоять на месте.

— Какие будут приказания? — довольно бодро осведомился Боб Саймак у своего хозяина.

— Проводи мистера Лорана до ворот, а не то, чего доброго, он еще поселится в нашем доме.

— Слушаюсь, сэр, — телохранитель отправился исполнять приказание.

Он догнал Дэвида уже возле самых ворот.