— Что это значит, поле подскока? — уточнил вопрос командир, не стесняясь признаваться в своём незнании вопроса. В условиях боя подобное стеснение может привести всю группу к гибели.

— Для нас это значит, что таких налётов бомберов больше не будет, скорее всего. Поэтому надо действовать по плану. — Оперативник не увидел в глазах товарищей насмешек, только напряжённое ожидание. И добавил, неожиданно для себя: — Хотя французы могут впасть в панику, если русская армия воспользуется бомбёжкой и активно пойдёт в наступление. Всё в руках командования.

— Ладно, — принял решение командир, — будем действовать по плану, всё равно выбора нет. Когда там наши пароходы появятся?

— Уже подъезжаем, командир, — отозвался водитель, выруливая на самый берег. Деревья там за зиму вырубили, в опасении русских засек, напугавших французских офицеров под Полоцком. Но это не помешало невысоким речным пароходам укрыться в прибрежном кустарнике, буквально в сотне метров от передового паровика пулемётной группы.

Преследователей позади по-прежнему не было, пулемётная группа спокойно приступила к посадке на пароходы. Сначала, конечно, как было записано в уставах и приказах баронства, эвакуировались раненые бойцы. Их заносили на борт на носилках, приданных к любой воинской части, благо баронство на военном оборудовании изначально не экономило. Носилки были изготовлены из лёгких сплавов алюминия и «лётного дерева» бальсы, были складными, как и положено в диверсионных частях. Но были именно носилками, а не подручными средствами, способными задержать эвакуацию раненых при их изготовлении. Да и где вы в пустыне или чистом поле возьмёте шесты для самодельных носилок? А каково нести здоровых мужиков на плащ-палатках несколько километров?

Никиту Русанова очередной раз удивило отношение руководства Беловодья к жизням своих граждан. Он по работе в полиции много раз сталкивался с беспорядком, воровством и откровенно наплевательским отношением во многих организациях, как военизированных, так и в гражданских и даже медицинских. Когда аптечки были просрочены, а все средства эвакуации неизвестно где или под замком. Ответственные по приказам руководства люди даже не слыхали о своей ответственности, не говоря о том, что не ориентировались в ситуации абсолютно. Что приводило к гибели людей, их инвалидности, после чего, собственно и появлялись полицейские с прокуратурой.

Сейчас же, помогая бойцам эвакуироваться, сыщик с одобрением профессионала носил раненых на настоящих носилках, пусть и не таких удобных, как в больницах с их широкими коридорами. Зато с ремнями для пристёгивания раненых, как к самим носилкам, так и носилок к держателям в транспорте. Затем заносил крупнокалиберные пулемёты, вернее, закатывал их на палубу пароходов. Поскольку у каждого пулемёта оказался приданный станок с колёсами. Хотя и до самой засады пулемёты везли в паровиках и стреляли с трёхногого станка, в пароходах оказались нужные перевозные приспособления. Не сломанные, не утерянные, не пропитые, а целые, смазанные и готовые к применению.

Поэтому амбаркация, как говорят моряки, прошла в считанные минуты. Удалось даже погрузить два из трёх паровиков. Третий рискнули спрятать под берегом, не сомневаясь, что через день-два придётся продолжить движение к Парижу и переправляться на западный берег Рейна в составе оккупационных сил. Хотя именно в этом моменте у командира пулемётной группы и сыщика были обоснованные сомнения. Зная тщательность засекречивания своей военной техники, особенно новейшей, оба бойца предполагали, что их подразделение не придадут русской армии. Ни для кого из офицеров не было тайной отсутствие нужных уставов, обещанных генералами почти полгода назад самому императору.

Но, как это обычно происходит среди потерявших берега крупных (да и мелких) руководителей, на все свои обещания они, мягко говоря, плюют. По-русски выражаясь, забивают болт. Хотя большинство придворных и генералитета, вроде всяких Нессельроде, Багратионов и Милорадовичей, имели косвенное отношение к русскому происхождению, болт они забивали получше иного крестьянина, чьи предки веками не выезжали из родной деревеньки Гадюкино. Чёрт бы с этими уставами, если не два важных момента.

Во-первых, при отсутствии уставов не будет руководства, не будет штатного расписания и, следовательно, не будет зарплаты и довольствия в виде боеприпасов, фуража и прочей амуниции. Во-вторых, вся пока секретная беловодская техника будет в прямом смысле украдена врагами-союзниками: всякими австрийцами, баварцами, саксонцами и прочими пруссаками, вплоть до тех же французов и турок. Чёрт бы с ними, пусть воюют на передовой технике, может, надорвутся при изготовлении массы патронов для пулемётов. Так при этом будут гибнуть русские солдаты и те же бойцы Беловодья. А приближать свою гибель дураков не было.

— Ну как они получают все новости так быстро? Не может такого быть, даже самолёт не успел бы долететь! — Отбросил газету в сердцах министр внутренних дел Российской империи, назначенный недавно после отставки Кочубея. Ещё не вполне усевшийся в кресло самого, пожалуй, всемогущего министерства служака пытался работать изо всех сил. Во-первых, чтобы удержаться на важной должности, а не вылететь с позором, что практически гарантировало конец любой карьеры, кроме заштатного губернатора. Во-вторых, новый министр, славившийся дотошностью и въедливостью, действительно пытался разобраться в работе своего ведомства. Ему просто было интересно всё, начиная от поддержания порядка в стране, заканчивая пресечением эпидемий и развитием инфраструктуры крупных городов, вплоть до самоуправления уездов.

Находясь уже в приличном возрасте, граф Аракчеев не перестал удивляться странностям жизни и пытался доподлинно разобраться — как всё происходит на самом деле? Не обманывают ли его самого, а он эту ложь докладывает государю? Вот и сейчас его удивила статья в Петербургских ведомостях о крупном поражении французской армии под Страсбургом. Казалось бы, ожидаемое несколько месяцев сражение произошло, Кутузов победил, чего ещё надо? Тем более доклада император не ждёт, поскольку сам находится в ставке русской армии. Но поразила дата сражения, которое, по словам автора газетной статьи, произошло всего лишь вчера, причём сама битва описана до самого вечера, вплоть до взятия в плен солдат и офицеров наполеоновской армии.

— Как они сообщили в газету о столь важном событии, если даже самолёт не успел бы долететь до Петербурга? Пусть даже летел он всю ночь, но утреннюю газету набирают ещё ночью, не позднее трёх часов, чтобы доставить её читателям к восьми утра, в крайнем случае, не позже девяти, когда открывается большинство присутственных мест?

Министр знал, о чём говорит, ему приходилось пару раз утихомиривать борзописцев, ливших напраслину на правительство. И всю процедуру написания статьи, её набора и печатанья он, тогда ещё скромный чиновник, прошёл буквально шаг за шагом, вплоть до замены вредоносного писания на стадии набора его в типографии, где тоже всё делается не так быстро. Пары-тройки часов наборщику может и не хватить. Если посчитать, самые последние новости вчерашнего дня надо набирать не позже девяти вечера. Тогда самолёт должен прилететь в Петербург за пару часов, что при учёте разницы времени в три часа со Страсбургом положительно невозможно.

— Надо усилить работу с газетчиками, узнать доподлинно, кто их информирует и каким образом. Иначе так же быстро наши враги получат любые сведения о России, да и самому нужно разобраться в таких казусах. — Граф сделал отметку в своём ежедневнике, наслаждаясь возможностью использовать вечное перо, с трудом входившее в обиход русских канцеляристов. Сказывалась дороговизна таких ручек-самописок и беловодское производство. Ну, что было дорого для чиновников с четырнадцатого по двенадцатый класс, не имеет значения для практически первого министра Его Императорского Величества Правительства.