Сказать, что внутреннее убранство дома поразило пленников — ничего не сказать. Оба мужчины были просто шокированы обстановкой в комнате. Сначала кислый запах буквально ударил в ноздри при открытии двери. Затем шёл классический низкий дверной проём, в котором приходилось нагибаться всем входящим. Едва распрямившись во весь рост внутри помещения, Никита моментально охватил взглядом обстановку: деревянные вёдра с чистой водой у русской печи, кадушка с помоями в тёмном углу, деревянная и глиняная посуда на столе, явно свежего происхождения. Три небольших окна, застеклённые небольшими осколками непонятно чего, то ли мутным стеклом, то ли слюдой, добывавшейся на Урале в изобилии, завершали своеобразный натюрморт.

Полати из доски-пятидесятки, не меньше, изрядно закопчённые, откровенно лишали всякого шанса на новодел. «Похоже, настоящие сектанты, если даже стёкол оконных и фаянсовой посуды не держат. Точно, живыми нас не выпустят», — оперативник молча посмотрел в глаза другу и слегка кивнул. В серых глазах Юрия мелькнуло аналогичное понимание, ответный кивок подтвердил его готовность к бескомпромиссному бою насмерть. В этот момент один из бандитов толкнул Никиту к столу, с которого главнюк небрежно смахнул крошки хлеба. Другой разбойник уже нёс из угла классическую чернильницу с парой гусиных перьев, также в стиле восемнадцатого-девятнадцатого веков.

Даже чернильница оказалась не классической непроливайкой, а обычным небольшим кувшинчиком с узким горлом. Бандит качнул этим кувшинчиком, не почувствовал движения жидкости и хмыкнул. Зачерпнул деревянной (!) кружкой из ведра чистой воды и немного отлил в чернильный кувшинчик, замахнул остаток воды в свою глотку. Так же небрежно одним из гусиных перьев размешал воду в чернильнице и аккуратно поставил на стол, оставив перо торчать из кувшинчика. Главнюк лично полез в небольшой сундук у стены между окнами, откуда выцарапал небольшой рулон бумаги желтоватого оттенка. Рулон с писчими принадлежностями явно не мог появиться у реконструкторов, те бы привычно хранили бумагу в плоской пачке, а чернила были бы разведены заранее.

С каждой секундой оперативник убеждался, что спектаклем тут не пахнет, они влипли во что-то страшное и надо принимать решительные меры. Лучше живым параноиком скрываться от полиции, чем мёртвым идиотом кормить червей. Главнюк осторожно расправил один лист небольшого формата, почти блокнотного, прижал его рукой к столу и приглашающе кивнул пленнику. Тут же кто-то позади чиркнул ножом по лыковой вязке рук. Капитан медленно опустил руки и непроизвольно стал растирать их, делая вид, что они затекли. При этом окончательно убедился, что кроме пяти бандитов никого в комнате нет. Занавеска, отгораживающая деревянную лежанку за печкой, никого за собой не скрывала, Ермолай остался на улице. Трое бандитов, включая атамана, оружия в руках не имели, чего не скажешь о двоих позади. Как минимум, у одного из них в руке должен быть нож, которым разрезали лыко на руках капитана.

— Пиши своей хозяйке.

Присесть никто не предложил. В памяти оперативника всплыли знания о том, что в те времена писали стоя, но за конторками, а не на обеденном же столе? Что ж, выбирать не приходится, Никита осторожно вытащил гусиное перо из чернильницы. Стряхнул излишки чернил на пол и посмотрел на заточку своего письменного прибора. Вернее, сделал вид, что осматривает перо, немного развернулся к свету, чтобы увидеть оставшихся двух разбойников. Один всё ещё держал нож, которым разрезал руки пленника, второй жадно пил воду из деревянной кружки.

Капитан демонстративно черкнул пару строк на бумаге по-испански, возможно неграмотно и непонятно, но бандиты явно не ориентировались в испанской письменности. Затем демонстративно расписался, и, зажав перо в кулаке правой руки, левой рукой подал письмо главнюку. Тот машинально перехватил лист и тупо уставился на писанину, отвлёкшись от пленника. Почти сразу Никита физически ощутил опасность сзади себя и решил действовать жёстко, чтоб наверняка вывести из строя бандитов с одного удара. Несколько подобных приёмов показывал тренер — только офицерам — для применения в условиях боевых действий, когда некогда размениваться ударами и рискованно применять связки. Ощущение смертельной опасности только ускорило и усилило движения оперативника.

— Бей!! — громко крикнул капитан Юре, шагнул вперёд, втыкая зажатое в правой руке гусиное перо прямо в глазницу ближайшему разбойнику, стараясь, чтобы острие такого оружия вонзилось поверх глазного яблока и прошло прямо в мозг, а не соскользнуло книзу в челюстные мышцы. Толстая часть пера практически полностью погрузилась в череп бандита, когда офицер разжал правую руку, чтобы с разворота в скользящем быстром шаге ударить второго противника ребром ладони со всей возможной силой и скоростью в адамово яблоко, ломая гортань врага. Почти одновременно с ударом, уже чувствуя горло бандита ребром ладони, Никита взглянул назад, опасаясь удара ножом со спины.

И, как оказалось, вовремя — увидел замахивающегося ножом крепкого бородача, обладавшего необычайно быстрой реакцией. Драться без возможности манёвра в комнате с вооружённым и сильным противником лицом к лицу — не лучший способ умереть. Оставался рискованный и редкий приём, но именно его применил оперативник, чтобы подобраться на расстояние удара к бандиту с ножом, стоявшему в четырёх шагах. Никита неожиданно кувыркнулся вперёд, приседая и поджимая ноги к телу. Чтобы через долю секунды при выходе из кувырка ударить распрямившимися ногами в своего противника примерно в район солнечного сплетения. Удар редко применяется в спаррингах и соревнованиях, не потому, что такой трудный, а именно в силу его опасности и невозможности блокировать.

От такого удара можно попытаться уйти, а останавливать руками бесполезно. Ноги гораздо сильнее и длиннее любых рук. Можно получить переломы при блокировании удара ног руками. Да и ноги длиннее даже вытянутой руки с ножом, потому и рискнул на такой приём Русанов, опасаясь затягивать схватку. У стола оставался невредимый главнюк, вполне способный на любую пакость. Краем глаза сыщик успел заметил, что Юра услышал его крик и усиленно месит ногами пятого бандита, сбил его с ног, чему не помешали связанные руки. Ещё бы при росте под сто девяносто сантиметров и весе сто десять килограммов друг мог просто упасть на своего противника, этого вполне хватило бы для его нейтрализации.

Всё это уложилось в доли секунды, противник капитана не успел даже понять, куда делся взбесившийся пленник, когда получил сильнейший удар в область солнечного сплетения ногами офицера. Этот удар отбросил бандита метра на три, прямо на бревенчатую стену, по которой разбойник начал медленно сползать на пол, закатив глаза и выронив нож из руки. Никита рванул вперёд практически на четвереньках, не теряя времени и не вставая на ноги, хватая левой рукой нож с пола и добивая противника мощным апперкотом правого кулака в челюсть. Та даже хрустнула, а офицер болезненно встряхнул рукой. «Хорошо, что рука цела, лишь костяшки рассадил до крови», — машинально подумал мужчина.

Вставая, капитан уже внимательно осмотрелся в комнате, быстро шагнул к Юре и разрезал связку на его руках. Четверо бандитов лежали на полу без особых признаков сопротивления, ими можно заняться позднее. А главнюк повёл себя нехорошо, успел засунуть руку за пазуху своего кафтана (или армяка?) и судорожно что-то пытался оттуда достать. Уж явно не кошель с деньгами, решил капитан, прыгая в сторону последнего стоявшего на ногах бандита, ударив ладонью правой руки по груди атамана, а то разбитые костяшки уже начали саднить, хотелось поберечь кулаки. Удар пришёлся аккурат в область сердца, откуда злодей пытался что-то достать. Как ни странно, ладонью Никита ощутил что-то железно-твёрдое под кафтаном бандита.

Глухой выстрел из-под одежды снял все вопросы, уж выстрел пистолета опытный оперативник отличит всегда, даже в таких нестандартных условиях. Лёжа на упавшем бандите, капитан бесцеремонно разорвал его верхнюю одежду и вырвал судорожно зажатый в руке атамана револьвер, сломав при этом указательный палец разбойнику, которым тот повторно пытался пошевелить. Бандит не понял, что стреляет сам в себя, револьверная пуля разодрала рукав на левой руке и, судя по крови, самой руке тоже досталось. Изъяв револьвер, офицер сунул оружие в карман своей ветровки, на которую разбойники не позарились и с пленника не сняли. Быстро проверил наличие у главнюка другого оружия, изъял из кармана в кафтане кожаный кошель с чем-то тяжёлым, снял тяжёлый кожаный пояс, явно с зашитыми ценностями. Не забыл сдёрнуть сапоги, из который ожидаемо выпали два засапожных ножа. Лишь затем перевернул бандита лицом в пол и стянул какой-то тряпицей руки тому за спиной.