— Слушаю, — неторопливо взял трубку красного телефона мужчина, выслушав две заливистые трели звонка. Телефонов на столе было три — белый для связи с императором (прямо в трёх залах Зимнего дворца установили, паршивцы, да в опочивальне государя, хорошо, что император в Европах). Красного цвета — для внутренних звонков, начиная от секретаря и заканчивая комендантом Петропавловской крепости, которого, прости господи, и отругать пока боязно, не ровён час попадёшь сам в казематы. Будучи русским по воспитанию и происхождению, министр не забывал народной мудрости «От сумы и от тюрьмы…». Ну и третий телефон, чёрный — для связи с городскими владельцами телефонов и несколькими казёнными предприятиями и присутственными местами: вроде почты, телефонной станции, военных заводов и вездесущих Голицыных, Строгановых, Кожевниковых, включая надоевших Демидовых.
Жалобы на последних, распавшихся на пять семейств, поступали министру каждую неделю. Ладно бы от чиновников, соседей или купцов-промышленников. Так эта расплодившаяся семейка постоянно враждовала между собой, плодя бесчисленные доносы. «Нет бы, как Строгановы или Голицыны, жить дружно, выручая родную кровь?» — машинально вспомнил министр давний разговор с бароном Беловодья. — «Так всё норовят утопить и ограбить друг друга. Одно слово — кузнецы самозваные, поднялись в графы, а мозгов не нажили, как и светлейший князь Меншиков».
— Слушаю, — повторил в телефонную трубку мужчина, догадавшись, что секретарь просто не услышал его. Эта замедленная реакция телефонов немного раздражала. Впрочем, барон Быстров монтирует вторую телефонную станцию в столице, тысячи номеров уже не хватает. Говорит, что в этой станции даже телефонисток не будет, всё будет переключаться автоматически, никто не сможет подслушать разговор. «Не знаешь, что лучше, перевести внутреннюю телефонную линию на такую же станцию, или оставить прослушку опытными девицами? Вроде, информация нужна, а ну как начнут сливать переговоры врагам?» — вспомнил не к месту министр, не любивший принимать решения с налёта.
— Ваше сиятельство, я подготовил выборку жалоб по последнему закону Думы и Его Императорского Величества о конфискации у должников поместий. Разрешите доложить? Со мной будет государственный казначей. — Голос в трубке был вполне спокойным, не предвещал неприятностей, чем и нравился секретарь — находчивый, способный передать нужные сведения одними интонациями.
— Заходите оба, жду. — Министр положил трубку телефона и откинулся на спинку полукресла. Тоже, кстати, выдумка беловодская, не сравнить с прежними стульями. Те, даже с мягкими сиденьями и спинками, обшитыми бархатом, требовали выпрямленной спины, отчего та начинала болеть ещё в молодом возрасте, если приходилось сидеть весь день, например, при аудиенциях или на совещаниях. Эти же полукресла давали возможность отдохнуть старому чиновнику, ещё заставшему времена, когда канцеляристы весь день проводили на ногах у конторки. Считали простые жёсткие стулья роскошью, как до сих пор считают ручку-самописку или вечное перо.
— Добрый день, Ваше сиятельство, — поклонились вошедшие, оба с папками в руках.
— Присаживайтесь, — оставил министр их приветствие без ответа, указав рукой на присутственные стулья у стены. Эти стулья были даже мягкими, всё-таки министру приходилось принимать достаточно важных персон. Посадить за стол для совещаний чиновник таких посетителей не мог, но оказать уважение мягкими стульями — вполне.
Следующие четверть часа оба посетителя вполне доступно и доказательно выложили министру внутренних дел Российской империи проблемы, возникшие при реализации закона о заложенных имениях и землях. Часть данных граф слышал и раньше, но привычно отмахивался от возможных проблем, не предполагая, во что они смогут вылиться после принятия нового закона. Оказалось, что Дворянский банк, специально созданный ещё при матушке Екатерине, почти полвека выдавал ссуды, в большинстве своём, безвозвратные. Дворяне проматывали полученные деньги, не пытаясь гасить даже проценты, не то чтобы возвращать кредиты. Чтобы банк как-то сводил концы с концами, деньги на оплату сотрудников и на новые займы давала императорская, вернее, государственная казна.
Получалась странная ситуация: дворяне, освобожденные от обязательной службы на государство пресловутым указом Петра Третьего «О вольностях дворянских», пустились во все тяжкие. Либо они бесились до полного идиотизма в своих имениях, издеваясь над крепостными, проигрывая свои состояния, пропивая не только имущество, но и жён, либо уезжали за границу, где годами роскошествовали, забывая родной язык, а управляющие разворовывали их хозяйство, наживая неправедным путём миллионные состояния. Лишь немногие дворяне шли в армию или на государственную службу, да и там редко превосходили сослуживцев из других сословий, частенько были плохо образованы или не желали учиться вообще, ибо «дворяне с самого рождения всё знают лучше простолюдинов». (Почти, как у Александра Дюма, пока ещё мальчика — «Любой гасконец с детства академик!»)
При этом все почему-то забыли, что поместья были выданы пару веков назад именно с целью службы их владельцев, вернее, с обязанностью службы поместных дворян на государя. Получилось, что недоброй памяти Пётр Третий обязанность службы отменил, а поместья (вернее — плату за отсутствующую службу) оставил. Хорошо успел напакостить император России за своё недолгое правление — вернул завоёванную Пруссию врагам, освободил дворян от службы государству, оставив им во владение (за что только?) поместья! То есть наплодил бездельников на шее не только у крепостных крестьян, но и у государства. Полумиллионная армия дворян вместо службы тянула деньги у государства, регулярно закладывая и перезакладывая свои имения.
Более того, пресловутый Пётр Третий своим указом фактически способствовал Пугачёвскому восстанию, поскольку крестьяне требовали себе таких же вольностей, как и дворянам. Дескать, их освободили от службы, а освобождение крестьян от службы спрятали от народа. Потому и назывался Емельян Пугачёв императором Петром Третьим, на несколько лет ввергнув империю в хаос, разорение и гибель многих тысяч людей. Причём логика крестьян, требовавших свободы и земли, вполне понятна. Веками крестьяне кормили своих защитников — дворян, защищавших Русь от врагов — татар, поляков, турок и прочих немцев. Крепостные безропотно служили барину и отдавали ему часть плодов своего труда, поскольку знали, что тот при необходимости всегда защитит их даже ценой своей жизни.
В восемнадцатом веке дворянское ополчение исчезло, помещики уже не рисковали жизнью, да ещё вольности получили в виде освобождения от обязательной службы. За что тогда кормить этих нахлебников, годами не живших в России, зачастую и русского языка не знавших? Да, крестьяне были не образованы, часто неграмотны, но идиотами в большинстве своём не были. Историю России изучали не хуже, а то и лучше, нежели преподавали немцы в университетах. Долгими зимними вечерами дети слушали не только сказки и былины, но и исторические предания. В том числе о народных героях, положивших жизнь за счастье простых людей. У многих предки ходили в походы с казаками, воевали в армии Болотникова, Разина, о Пугачёве знали абсолютно все. Что передавали своим детям и внукам в рассказах.
Попытавшийся исправить законы своего деда Александр Первый принял рискованный закон о конфискации заложенных имений, не испугавшись, как в нашем мире. В этой русской истории не было указа его отца об уменьшении барщины до трёх дней. Не было заговора дворянского на английские деньги, не было убийства Павла Первого. Как не было и самой Англии, успешно уничтоженной незадолго до этого Беловодьем. Хоть и крутились вокруг молодого императора франкофилы, так они в крестьянском вопросе играли именно на стороне освобождения крепостных, поскольку в свободной Франции и почти всей оккупированной Наполеоном Европе крепостничество было отменено! То есть, передовые эуропейцы жили без крепостного права, надо и варварской России брать пример с цивилизованных стран. В той же Франции и Германии должники всегда несут ответственность перед кредиторами!
