Наступил день последнего экзамена Милена. Наслушавшись от него дифирамбов красоте и стильности здания школы:

— Мощное, в нем нет присущей нашим домам легкости и пестроты, — Ирина и Эль решили проводить его и лично в этом убедится.

Княгиня не поскупилась. Оно, действительно, впечатляло. Ирина сразу вспомнила себя ученицей первого класса с картонной папочкой для нот на тесемках, пешком преодолевающую по узкой улочке, выложенной еще в девятнадцатом веке брусчаткой, крутой подъем в гору, настолько крутой, что не смогли проложить трамвайные линии. И вознаграждением этому восхождению служил потрясающий вид на город и старый купеческий трехэтажный особняк, сложенный из серого известняка, с высоким крыльцом, широкой парадной лестницей в холле и латунной табличкой на фасаде «Музыкальная школа номер № 3». Уже став старше, и переехав с родителями в другой город и поступив в обычную школу в современном панельном здании, Ирина оценила, как ей повезло тогда, ежедневно приобщаться к культурному наследию, где все дышало стариной и позволяло воображению расправить крылья. Сейчас, стоя перед школой, в которую поступал Милен, она испытывала дежавю. Те же серые камни, разве что еще не подверженные воздействию погоды и времени, девять ступеней крыльца, огражденные каменными перилами. «Как бы ни пытались местные правители оградить этот мир от влияния моего мира, это уже произошло», — подумала Ирина. — Каждый иномирец, попавший сюда, приносит частичку своего мира с собой. Как сказал Авессалом-абый? — Экспансия? — Ирина бы поправила — мирная экспансия. В подтверждение ее мыслей, из приоткрытого окна раздались первые аккорды знакомой мелодии. Умелые руки, легко касаясь клавиш клавикорда, наигрывали пьесу Дебюси.

Компания не сговариваясь, остановилась послушать и Эль неожиданно сказала:

— Моя бабушка тоже умеет играть «Лунный свет».

Ирина присела перед ребенком на корточки:

— Твоя бабушка играет на клавикорде?

Эль кивнула.

— А что еще твоя бабушка делает?

— Она учила меня играть, и еще других.

— Она учительница музыки?

Эль неуверенно кивнула. Ирина сидела перед девочкой на корточках и молчала.

— Пойдем, — резко поднялась и решительно потянула Милена и Эль за собой.

— Эй, что ты еще надумала? — Милен высвободил свою руку. — Подожди, подумай сначала. Ведь если ты найдешь ее бабушку, ты не сможешь ее удочерить.

— Милен, не разочаровывай меня, — резко бросила Ирина, продолжая идти. — Просто попробуй представить себя на месте этой малышки. Не получается? Тогда, может, хочешь на место того бессердечного мерзавца, который лишил ее родных? — Ирина остановилась и обернулась. Приятель продолжал упрямо стоять, сложив в протесте руки на груди. — Обидеть слабого самый тяжкий грех, Милен. Пошли же, покажешь, кто нам может помочь. — Парень демонстративно вздохнул и пошел за ней.

Ирина никогда не считала себя сентиментальной. Вместо сострадания и простых сочувственных слов, которые иногда ждали от нее ее знакомые, она предлагала решение проблемы, а вот это уже расценивалось «как лезть не в свое дело». Сейчас был тот случай, когда сострадание требовало от нее решительных действий. Мысли о родственниках Эль всегда соседствовали с чувством искреннего сочувствия. Именно поэтому она не простила бы себе бездействие.

В холле было оживленно. Абитуриенты стояли кучками и поодиночке, отдельной группой выделялись люди более почтенного возраста.

— Как-то многолюдно. Здесь всегда так?

— Впервые, — Милен оглядывался по сторонам. — Преподаватели обычно в классах находятся, — он кивнул на группу, которую Ирина назвала почтенными.

В холл вошла немолодая представительная женщина и направилась к учителям. Милен метнулся к ней:

— Азиза-ханум, доброе утро.

— Милен? Доброе утро. Ты сегодня с группой поддержки? — женщина улыбнулась Ирине и Эль.

— У меня к вам очень деликатный вопрос, Азиза-ханум. Мы можем поговорить?

Женщина кивнула:

— Совсем недолго. У нас сегодня такой день, сами понимаете. Пройдемте, — она показала на дверь, из которой только что вышла.

— Это директор школы, — шепнул Милен.

Они прошли приемную и оказались в кабинете. Азиза-ханум взмахом руки указала на кресла у окна и сама села в одно из них. Ирина молчала, собираясь с мыслями и не зная с чего начать.

— Азиза-ханум, — Милен взял инициативу в свои руки. — Это Ирина-ханум и ее приемная дочь Эль. Мы ищем родственников девочки. Это достаточно трудно, так как сведений о семье нет. Эль не может нам рассказать что-то полезное для поиска в связи с малолетством. Но сегодня, услышав игру на клавикорде, она сказала, что ее бабушка тоже играет на нем и обучает других.

— И вы решили, что она может преподавать в нашей школе? — Азиза-ханум внимательно рассматривала Эль. Ее взгляд сразу напомнил Ирине двух чиновников канцелярии, те же заинтересованность и удивление.

— Скажи мне, детка, как зовут твою бабушку. — Ирина мысленно дала себе подзатыльник.

Эль пожала плечиками.

— Ты слышала, как Милен называет твою маму? — не сдавалась Азиза-ханум.

— Ирина, — послушно ответила Эль.

— Правильно. А как обращаются к твоей бабушке?

— Ханум.

— Ну, вот. Приехали. — Милен развел руками.

— А есть ли еще какие-то факты, возможно, на ваш взгляд незначительные? — директор переводила взгляд с Милена на Ирину.

— Судя по всему, семья состоятельная. Эль часто вспоминает папу, однажды дядю и тетю. О бабушке она упомянула впервые, о маме вообще никогда.

— Преподавателей этой школы мы можем исключить. Я знаю их всех, и об их детях и внуках наслышана. Я уж не говорю о том, что о потере ребенка в нашем коллективе стало бы известно сразу и на поиски мобилизовались все. Итак, исключаем также женщин, которые уже не преподают в силу своего возраста. Эль сказала, что бабушка учит, значит, девочка видела это своими глазами. Возможно, она дает частные уроки на дому. Мы можем проверить списки выпускниц за последние тридцать два года, столько существует наша школа. Я отдам распоряжение, но сразу предупреждаю, что поиски могут затянуться.

— Мы вам очень признательны, — Ирина растеряла всю свою решительность.

— Азиза-ханум, — секретарь заглянула в кабинет. — Княгиня приехала. И она сегодня не одна, — многозначительно добавила девушка, глаза ее блестели от возбуждения.

— О-о, извините, я должна идти, — женщина встала, — последний день прослушиваний. Княгиня всегда лично присутствует на нем. Милен? — она качнула головой в сторону двери. — Должна вам сказать Ирина-ханум, мы возлагаем на этого молодого человека большие надежды.

Ирина слышала нарастающий гул в холле. Теперь понятно, почему там собралось так много людей: редкая возможность лично увидеть княгиню. Ада говорила, ее очень любят и уважают в народе. Шум постепенно перемещался дальше по коридору, как сказала девушка-секретарь, прослушивание пройдет в концертном зале школы и на вопрос, открыт ли он для зрителей, с сожалением покачала головой.

— Простите, можно ли воспользоваться уборной? — спросила Ирина.

— Конечно, ханум, прямо до конца коридора и направо.

Ирина позвала Эль, но девочка буквально прилипла к клетке с канарейками. Они прыгали по жердочкам, одна из них плескалась в плошке с водой — зрелище, которое не оставит равнодушным ни одного ребенка.

— Вы можете пока оставить дочку тут, я присмотрю за ней, — сказала секретарь. — Она присела рядом с Эль и насыпала ей в ладонь горсть зернышек. — Покормим их? Ты ведь останешься со мной, пока мама сходит в туалет?

— «Мама» — горько хмыкнула Ирина. — «Сможет ли директриса помочь?» Настроение, такое фееричное и полное надежд исчезло без следа. Ирина шла по безлюдному коридору. Какофония звуков, состоящая из возбужденных людских голосов, взрывов смеха, подбадривающих выкриков и настраиваемых музыкальных инструментов осталась позади, только глухой звук собственных шагов по каменному полу и нарастающее чувство одиночества.