Она была нетерпелива, требуя большего, прижимаясь к его обнаженному торсу жаркой грудью, покрывая его губы и плечи поцелуями. Но Макс хотел растянуть этот момент, насладиться каждым мгновением их близости. Словно можно было превратить этот день в вечность и никогда больше не отпускать рыжую девочку, не переставать ее обнимать и ласкать.

Он нежно уложил Нику на спину на мягкую кровать и склонился над ней, касаясь губами и языком ее нежной кожи, сначала на шее, потом на груди и животе. Слушал ее тихие стоны, пока тонкие пальцы девушки гладили его по спине и рукам.

Все неважное растворилось и исчезло, утонув в бесконечном мареве страсти. Стоило только прижаться к Нике сильнее, вдавливая ее в мягкий матрас. Всего одно мгновение, и Макс уже бы не смог сказать, как его зовут или где он находится.

Осталось только неугасающее желание, огнем разливавшееся по телу. Хрупкая и такая сексуальная девушка, которая лежала под ним, крепко прижавшись и едва дыша от возбуждения.

Казалось, прошла действительно вечность в тумане страсти и нежности. Они лежали рядом под вышитым покрывалом, тесно обнявшись и пытаясь отдышаться. В голове все еще туман, руки и ноги дрожат, а пульс бьет набатом в ушах.

Макс нежно целовал тонкие пальцы ее рук, пока Ника лежала рядом, обняв и закинув на него ногу.

— Это оказалось даже лучше, чем в самых ярких фантазиях, — тихо и чуть хрипло произнес он, поглаживая девушку по обнаженной спине.

— Так хорошо, — проговорила она, пряча лицо на его груди и обнимая сильнее. — Давай просто останемся тут навсегда?

— Хорошая идея, мне нравится! — мечтательно улыбнулся Макс.

Затем он с удивлением понял, что ему мало. Что хочется еще, снова и снова, обнимать и ласкать эту восхитительно сладкую девушку. Он со страстью поцеловал ее сначала в шею, а затем в нежные полные губки, уже раскрасневшиеся от долгих поцелуев.

А она потянулась к нему навстречу, с едва слышным стоном и страстью в глазах. Кажется, гулять по городу они пойдут нескоро.

Они все же пошли пройтись по вечернему Затону и полюбоваться закатом, но лишь спустя много жарких и страстных часов. Все равно Максу казалось, что этого мало. И пусть уже и сил почти не было, и такого любовного марафона у него не случалось с далекой юности, но все равно хотелось большего.

Наверное, дело было даже не в страсти, а в куда более глубинном и сильном желании быть рядом, стать, хотя бы на время, единым целым с Никой. Не разлучаться и всегда быть вместе.

На кухне котенок залез в корзину с покупками и там похозяйничал, сожрав половину пирога с мясом. Не побрезговал даже тестом, вот что значит голодное военное детство!

Макс не стал ругать рыжего, а просто подмел крошки на полу и навел порядок перед выходом из дома. Конечно, если они выживут, мелкого придется приучать к цивилизованной жизни и воспитывать. Но сегодня, пока еще длился этот волшебный день и их с Никой воображаемая совместная жизнь, было совершенно плевать на такие мелочи.

Весенний закат в горах был промозглым и сырым, но они все равно неотрывно и завороженно смотрели, как солнце исчезает в ущелье меж двух склонов. Как оно покрывает багрянцем витиеватые крыши домов и отражается расплавленным золотом в оконных стеклах.

Макс крепко обнимал Нику, прижимаясь щекой к ее виску и не мог отвести взгляда от горных склонов. Огромные деревья, увитые плющом, еще щерились голыми ветвями, но земля уже зеленела молодой травкой.

На каменном мосту было тихо и безлюдно, только крошечная речушка внизу несла свои волны по плоским отполированным водой камням и шумела на порогах. От лавки булочника в Затоне пахло свежей выпечкой, и этот аромат разносился по всей округе, напоминая об ужине.

Они еще немного погуляли по вечерним улочкам. Смотрели, как зажигаются фонари и окна в домах, как садятся за кухонными столами местные жители и обсуждают прошедший день. А стаи болтливых воронов пролетают над ущельем, не задерживаясь в городе, где им не рады.

С гор снова стал сползать туман, заполняя низины, заползая в укромные дворики и облизывая мокрыми языками входные двери. Становилось зябко и грустно, сразу захотелось домой, в тепло и уют.

Макс и Ника поужинали на кухне. Не стали тратить время на готовку, и так день почти на исходе. Так что перекусили тем, что не уничтожил рыжий бандит. И просто сидели на диване, глядя, как туман поглощает деревья во внутреннем дворике.

Они почти все время молчали, крепко держась за руки и иногда целуясь. Казалось, что после их близости все стало понятнее и проще, а тишину и покой, что разливались по их сердцам, они делили поровну.

Максу снился прилет. Их тигр стоял у подножья небольшого холма, они как раз собирались доставать оборудование, раскладываться. Котенок бегал вокруг, шурша прошлогодней листвой. Благо, погода стояла сухая, а то мелкий бы превратился в комок грязи с хвостом.

Шалом что-то сказал Максу, но было не расслышать. Есть у него дурная привычка — залезть куда-то или отвернуться в другую сторону и именно в этот момент что-то говорить.

— Ты еще в рюкзак засунься и повтори, а то плохо вышло! — недовольно буркнул Конь, присаживаясь у самого начала лесополосы и пытаясь поймать котенка. — Я даже часть слов разобрать смог…

— Конь, душный ты человек! — в открытой двери появилась ухмыляющееся лицо Шалома, без маски и каски. Видимо, переодевался как раз. — Я говорю…

Свою ракету не услышишь. Старое правило, всегда работает. Если слышишь — значит не твоя.

Вот и в этот раз было тихо, пасмурный день, холм с каким-то чахлым кустом на вершине, рядом голый по зиме лес. Всего одно мгновение, а дальше оглушающий взрыв…

Макс дернулся и проснулся. Вокруг раннее утро, не осталось того места, Шалома больше нет. Даже эхо взрыва давно стихло. И неважно, что была за ракета тогда, сработала ли по ним обычная вражеская артиллерия или таки прилетела особая, о которой предупреждали в штабе на последнем совещании.

Все это уже неважно, если вдуматься. Он в другом мире.

Макс долгое время просто лежал в постели, разглядывая старинный потолок с узорной лепниной. Уютная небольшая спальня, окнами в Лес, где свивался кольцами туман.

Синевато-серый рассвет медленно проникал в мир, прогоняя тени, но еще не превратившись в яркие солнечные лучи. Тихо тикали настенные ходики. Кажется, Шаман очень любил часы — они были в каждой комнате, и даже по несколько штук.

Сейчас эти тикающие звуки напоминали Максу о злободневном. О времени. О том, как оно слишком быстро заканчивается. Еще час-другой, встанет солнце, вернется Шаман. И их с Никой воображаемая жизнь в Затоне закончится. А может, и не только воображаемая.

Она лежала рядом. Сонная и теплая, такая сладкая и нежная. Спала, доверчиво уткнувшись носом в его грудь и обняв одной рукой.

Макс чуть повернул голову и долгое время смотрел на ее юное лицо с веснушками, на линию полных губ и точеных скул. Едва мог дышать, но не от страсти или любви, а от боли.

Конь провоевал всю жизнь ради того, чтобы другим не пришлось. Это все, что держало его на плаву долгие годы. Мысль о том, насколько важна его работа — защищать других. Чтобы мирные люди никогда не узнали ужасов войны, чтобы спали спокойно в своих домах, смогли жить, улыбаться, работать, растить детей.

И в самые тяжелые моменты Макс всегда думал — там, где-то далеко, живут все эти люди. Знакомые и близкие, неизвестные и далекие. И если он не справится со своей работой, то война страшной волной прокатится по ним. По мирным городам, превращая их в руины, залитые кровью. Пройдется катком по каждой судьбе, разрушая все на своем пути.

Подобная мысль придавала сил, открывала второе дыхание, давала опору и смысл всему, что он делал. Но сейчас…

Макс осторожно коснулся рыжего локона кончиками пальцев, едва удержавшись от того, чтобы поцеловать Нику.

Никак ее не уговорить, да? Не заставить остаться в безопасности, не убедить не идти с ним в странное озеро. Впервые за все время, Макс действительно отчаянно жалел, что в Аркании нет диктатуры, а лишь эта странная свобода выбора.