Костя чуть поежился, видимо, начал и сам замерзать. Его комбинезон не выглядел утепленным, как и легкая футболка под форменной одеждой.

— Пойдем обратно, поговорим, кофе выпьем. Все лучше, чем посреди леса сидеть. Что скажешь?

Ника почувствовала себя немного уязвленной. Она всегда считала себя человеком сильным, стрессоустойчивым, рассудительным. Но все чудеса и ужасы последней недели как-то подкосили девушку и лишили ее хладнокровия. К такому ее жизнь не готовила. Никогда раньше не поддавалась панике, а тут убежала чуть ли не в истерике…

— Ладно, пошли, — кивнула Ника, вставая с поваленного бревна и пытаясь сохранить остатки гордости и самообладания.

Очнулся Макс уже утром, когда рассвело. Проснулся — и вдруг разом все навалилось. И гибель ребят, и все подробности войны, и Лес этот непонятный, вместе с двумя странными людьми.

Костер, обложенный по кругу камнями, жарко горел. На полянке никого не было. Рыжий котенок стоял на камне на задних лапках, передние поставил на кромку котелка и, вытянув шею, ел кашу. Кажется, малыш сам нашел себе завтрак.

Макс потянулся и нахмурился.

Было тяжко. Вчера, сразу после контузии, все еще воспринималось как галлюцинация, а вот теперь становилось ясно — вокруг настоящий лес. Без следов боевых действий. И вместо тех полей и степей, где он воевал.

Но ладно смена ландшафта, это полбеды. Самое главное, лес был каким-то чужим, незнакомым. Не соответствовал местности, где был прилет, не походил ни на что, виденное ранее. Как если бы лес Амазонки был не тропическим, а лиственным… Глупые сравнения и попытки с больной головой что-то понять.

Но деревья действительно слишком большие, слишком величественные и древние. Так выглядят огромные секвойи или южные платаны.

Тело не болело. Макс оглядел себя. Окровавленная куртка, штаны с разводами. Он потерял много крови, судя по бордовой корочке на одежде. Он коснулся лба, но руки наткнулись на повязку. Так, значит, это не приглючилось, и странная женщина действительно вчера его перебинтовала.

Макс коснулся пальцами повязки на ноге, не почувствовал ни дискомфорта, ни корочки под бинтами. Стал ватными пальцами разматывать марлю, но когда закончил, оказалось, что под повязкой нет раны. Кожа на ноге была здоровой, чистой, словно кто-то из шутки замотал ему ногу.

Коснулся лба и тоже снял бинты. Порез над бровью исчез. Макс в оторопи некоторое время гладил кожу на лбу, тер непослушными пальцами. Даже шрама нет.

Все не так! Неправильно… Котенок звякнул котелком о камень, нарушая ход мыслей.

— Ну что, наелся, клопик? — тихо проговорил Макс, обращаясь к рыжему малышу, который колобком отвалился от котелка с кашей и едва смог дойти до спальника. Затем вдруг новая мысль заставила Макса онеметь.

Речь! Он спокойно разговаривал! Да в прошлый раз он и двух слов связать не мог после контузии, потребовалось длительное лечение и восстановление, чтобы перестать заикаться…

Мало того что последствия контузии уже почти не ощущались, так еще и раны полностью исчезли. Голова после сна ясная, нервная система не сбоит на удивление…

Может, он умер?

Не сошел с ума, не словил галлюцинацию после контузии, а просто погиб в бою? И оказался в каком-то странном снежном чистилище, где неприкаянные души бродят по древнему лесу и зажигают одинокие костры?

Это было не так уж и плохо, если вдуматься.

Макс сел, упершись спиной в ствол дерева, и глубоко вздохнул свежий, чистый зимний воздух.

Все говорило в пользу того, что он погиб. Тихо было. Не только вокруг, но и в сердце, в голове. Словно до этого все время шел фоновый шум: мысли, эмоции, страхи, ощущения. А теперь стало так пронзительно тихо и спокойно, словно все действительно позади.

Макс прикрыл глаза и некоторое время наслаждался лесным покоем. Едва слышно только потрескивал костер, ветер иногда сдувал снег с верхних веток, и тот шлепался вниз, на подлесок. Где-то далеко каркали вороны.

Но в остальном царила пронзительная тишина. И Макс чувствовал, как она пробирается в его душу и разум, как нежно обволакивает его, словно пуховое одеяло.

Жаль, ребят тут нет. Они хорошие люди были, они тоже заслужили покой. Макс бы поделился с ними этим ощущением тишины, если бы только мог.

Вот и все? Так и выглядит посмертие? Пустой зимний лес на километры вокруг и одинокий костерок на полянке?

Нужно как-то принять все это. И собственную смерть, и странный лес, и гибель ребят. Есть как есть. Что смог, то и сделал — для страны, для победы. Даже отдал жизнь. Бестолковую жизнь, если вдуматься, но хоть на что-то она сгодилась.

Макс встал с земли, не ощутив ни головокружения, ни тошноты. Осторожно потянулся, размялся, но ничего не болело. Сколько раз он мечтал о таком! Чтобы раз — и все раны затянулись, чтобы не лежать месяцами в больнице, не терпеть жестокие медицинские процедуры.

Он чувствовал себя хорошо. Лучше чем когда-либо за чертову прорву лет. Одно это говорило в пользу посмертия. Не может быть так здорово в мире живых, никогда не бывало.

Макс вдруг вспомнил слова из странной беседы, что подслушал. Другой мир? Как Садовник назвала его? Кажется, Арканией. Версия ничуть не лучше загробного мира. Такая же нелепая и безумная.

Макс обошел полянку по кругу, собрал немного хвороста и подкинул в костер. Затем провел ревизию вещей, разбросанных вокруг.

Нет броника, каски нет, как и автомата с патронами, гранаты исчезли. Его спальник и пенка оставались в машине, так что пропали еще раньше. Из снаряги, что была при себе в момент прилета, есть разгрузочный жилет, аптечка. Тактический рюкзак, с которым не расставался, пояс с подсумками, по которым распихана всякая мелочь. Нож любимый остался.

Зато Садовник оставила небольшой котелок, одеяло-спальник, пенку и металлическую кружку. Уже хорошо. Хотя без броника и оружия Макс чувствовал себя голым, беззащитным.

Котенок далеко не уходил, сделал свои дела под ближайшим кустом и вернулся к костру греть промокшие от снега лапки. Затем и вовсе уснул, зарывшись в одеяло. Макс вздохнул. Ну хоть малыш выжил.

Мужчина натопил в кружке кристально чистого снега и умылся. Затем снова набрал, уже на чай. Поставил кружку на угли, а рядом примостил котелок с остывшей кашей.

Еды на два приема. Еще осталась парочка сухпайков. Всегда с собой таскал небольшой запас, уже бывали случаи, когда его отрезали от машины и команды.

Надо поесть, собрать вещи и пойти оглядеться по округе. Если Садовник не вернется, то он останется совершенно один в глухом лесу. И как она там говорила? «Из Великого Леса нет выхода». Может, и чушь, а, может, и правда, кто знает.

Макс позавтракал, стараясь экономить. Значит, в посмертии тоже нужно есть. Нужно спать и греться. Ничего другого Макс и не ожидал. Все это сказки, мечты людей о том, что если умрешь, то все закончится. Закончится старое, но его место займет нечто новое.

Быстро достал из рюкзака нитку с иголкой и заштопал порванные штаны и термобелье. Странно было зашивать окровавленную заскорузлую ткань, под которой нет и следа от раны.

Пока Макс собирал вещи в тактический рюкзак, нашел на бревне не только свой нож, воткнутый в дерево, но и бумажку. Развернул и понял, что Садовник оставила ему записку.

«Иди через Лес»

Ни куда, ни как, ни зачем. Просто иди и все.

Несмотря на странную тишину внутри, Макс все еще сомневался. Может, стоит остаться тут же, на полянке, чтобы свои могли его найти? Но немые деревья вокруг словно намекали — ни один поисковый отряд во всем мире не найдет этих затерянных мест.

Значит, надо двигаться. Найти выход, дорогу, еду, укрытие. Найти хоть что-то среди зимней пустоты.

Макс шел по рыхлому снегу, переступая через поваленные стволы и обходя особенно густые участки бурелома.

Благо, ему недавно волонтеры подогнали новую снарягу — что-то вроде литых калош с непромокаемым тканевым голенищем, которые надевались поверх обычной обуви. Сколько же раз Макс страдал от промокших ног, от грязи и холода до этого! Но теперь можно было не бояться, что его старые, видавшие виды тактические сапоги подведут.