Парень вышел из машины, придержал дверцу для Тани. Сзади уже сидел один, похожий на первого, и Таня оказалась зажатой с двух сторон. И впереди, кроме водителя, еще один… Четверо. Почему так много?

— Что с отцом? — робко спросила Таня.

— Сердце, — ответил тот, что позвал ее.

— Он в кардиоцентре?

— Нет, не в кардиоцентре. Другая больница, за городом.

— Почему его отвезли туда, почему не в кардиоцентр?

— Не знаю, — раздраженно сказал парень. — Я не врач. Твой отец попросил нас, и все. С врачами сама поговоришь.

— Но почему он…

— Почему, почему! По кочану. Сиди и не рыпайся.

Такой ответ мог лишить последних иллюзий кого угодно, но Таня упрямо отказывалась верить, что с ней происходит что-то страшное. Домашняя девочка… В газетах, по телевизору — да, но с ней?!

Пришлось поверить, и очень скоро. Едва машина выбралась на загородную трассу, на глаза девочке надели черную повязку, ее руки крепко удерживали справа и слева. От страха Таня не могла вымолвить ни слова. Она дернулась, но ее только крепче прижали. Кричать, вырываться? Маленькая гордая Таня не сделает им такого подарка. Был бы смысл — может, и стоило бы попробовать, а девичьих истерик они не дождутся.

Ехали с полчаса, потом гремели какие-то засовы, скрипели петли ворот. Машина прокатилась еще с десяток метров и остановилась. Таню повели куда-то сперва вверх, потом вниз по лестнице, заставили сесть и сняли повязку.

Перед собой она увидела серую стену и пустой деревянный стол с полированной крышкой.

— Не оборачиваться, — приказал голос за ее спиной.

Стена бесшумно раздвинулась, открывая большое зеркало. Таня помнила фильмы о лейтенанте Коломбо и была убеждена, что за зеркалом — комната, и оттуда на нее смотрят.

Она не ошиблась. В маленькой комнатке за односторонне прозрачным стеклом стояли двое — Йохан Фолкмер и один из русских боссов организации Клейна.

— Это она, — произнес Фолкмер по-русски с таким чудовищным акцентом, что смысл его слов угадывался скорее по кивку.

— Мои люди не промахиваются, — ответил босс.

— Вы самонадеянны, это плохо. Но вы привезли ее, и это хорошо. Уверены, что все чисто?

— Иначе она не была бы здесь.

— Тогда передаю указания господина Клейна. — Фолкнер говорил очень медленно, старательно соблюдая склонения и падежи. — Ни один волос не упадет с головы этой девушки. Тот, кто захочет с ней позабавиться, тронет ее хоть пальцем, — умрет. Если вы лично это сделаете, умрете вы. Ясно?

Босс чуть не взорвался, но в его глазах Фолкмер представлял Клейна, и он смолчал.

— Ясно? — с нажимом повторил Фолкмер.

— Ясно.

— О'кей. Я передам господину Клейну. Дальнейшие его инструкции получите снова через меня.

… А Таня сидела за стеклом, глядя на свое отражение. Что с ней сделают, почему ее похитили? У ее отца есть деньги, но их слишком мало, чтобы из-за них… Маньяки какие-нибудь… Чересчур живое воображение девочки рисовало страшные картины. Она не могла знать, что неприкосновенна, ибо является второй пешкой в большой игре после десяти миллионов долларов, — но ради выигрыша эту пешку следует не разменять, а сохранить.

Десять миллионов долларов и Таня Болгарцева.

На столе дружелюбно светился экран монитора, перемигивались огоньки программных опций. Доктор Тилгнер прихлебывал кофе, возил по экрану курсор и удовлетворенно покашливал. Программа еще требовала отладки, но уже было ясно, что Тилгнер в основном решил свои трудные задачи.

Дверь приоткрылась, и в кабинет просунулась лохматая голова Марты.

— Доктор, к вам посетитель.

— Кто такой? — бросил Тилгнер через плечо, не отвлекаясь от экрана.

— Некий Pay.

Юргена Тилгнера словно ударило током. Он резко выпрямился, посмотрел на белую стену поверх монитора и жестяным голосом приказал:

— Давай его сюда.

Марта исчезла. В кабинет доктора Тилгнера неспешно вошел улыбающийся, элегантный, благодушный Рольф Pay. Он остановился у порога, засунул руки в карманы и, покачиваясь на каблуках, стал терпеливо ждать, пока Тилгнер соизволит повернуться к нему.

— Доброе утро, Юрген, — негромко сказал он.

— Привет, Рольф, — буркнул доктор Тилгнер. — Я надеялся, что никогда больше тебя не увижу…

Pay натянуто засмеялся:

— Если бы я коллекционировал такие надежды, мое собрание попало бы в Книгу рекордов Гиннесса. — Он мельком взглянул на монитор. — Что-то новенькое? Рыночный прорыв?

— Какой тут прорыв, когда спрут «Майкрософт» душит все живое… Так, программируем потихоньку.

— Не падай духом, Юрген, Билл Гейтс тоже начинал с малого… Кофе угостишь?

Тилгнер вызвал Марту и распорядился принести кофе.

— Билл Гейтс, — произнес он вслед за тем, — был тогда молод, энергичен и преисполнен энтузиазма. А я стар, вял и разочарован…

— Ну, Юрген, не спеши себя хоронить. Ты талантлив, а это важно, хотя и не самое главное.

— А что самое главное? — желчно осведомился доктор Тилгнер. — Груз воспоминаний о «Литтфасшелле»?

— Нет, умение подбирать помощников. Если не ошибаюсь, Эккер и Герхард работают у тебя?

— Они работают СО МНОЙ, — подчеркнул Тилгнер.

— А Линк, Вудхаус, Толлер?

— Линк перебежал к Питерсу, работает в Инсбруке. Вудхаус здесь, в Вене, но он бездельничает, а Толлер спивается.

— Вот как? Жаль. Двое последних были самыми способными в твоей команде в «Литтфасшелле». Неужели ты не пробовал предложить им работу?

Доктор Тилгнер пожал плечами:

— Мы ведь договорились, что я не Билл Гейтс. Я не могу платить им столько, сколько они заслуживают.

— Все лучше, чем спиваться…

Появилась Марта, ослепила Pay вульгарной улыбкой и поставила на стол поднос с двумя чашками кофе. Когда она наклонилась, чтобы переставить чашки с подноса, Pay мог обозревать в вырезе платья соски ее маленькой дразнящей груди. Конечно, она сделала это намеренно, однако Pay не послал ей ответного сигнала. Обидевшись, Марта вздернула подбородок и ушла. Pay с рассеянным видом попробовал кофе.

— Как минимум горячий, — заметил он.

— Почему ты вспомнил о моей команде, Рольф? — требовательно спросил Тилгнер.

— Потому, что вы мне нужны… Линк, пожалуй, пусть себе работает в Инсбруке, но Эккер, Герхард, Вудхаус, Толлер и ты — достаточная сила для…

— Для чего?

— Скажем, для того, чтобы вновь послужить родине.

Если Тилгнер и не реализовал буквально метафору о встающих дыбом волосах, то был от этого недалек.

— О нет… Что стряслось, Рольф? Ты снова на государственной службе?

Pay чуть приподнял уголки губ:

— Может быть, Юрген.

— Ты вернулся после «Литтфасшелле»? Ты или гений, или сам Сатана.

— Благодарю, — усмехнулся Pay. — Некоторые действительно отмечают во мне черты того и другого… Но нет, Юрген, дело обстоит не совсем так. Я лишь привлечен для руководства одной-единственной секретной операцией. Назови это контрактом…

— И для операции тебе нужны мы?

— Да.

— Нет, Рольф.

— Юрген, это самая важная для нашей страны операция за последний десяток лет.

— Для страны? — Тилгнер швырнул в чашку серебряную ложечку. — А для меня, Рольф? Я из кожи вон лезу, стараюсь чего-то добиться. Стараюсь отряхнуть прах «Литтфасшелле», очистить мозг от этой липкой паутины, стать свободным, а ты… Ты тянешь меня назад.

В своей записной книжке Pay написал что-то на чистой странице и передал раскрытую книжку Тилг-неру. Тот увидел два ряда цифр.

— Что это? — спросил он в недоумении.

— Деньги, — пояснил Pay.

— Какие деньги?

— Сверху сумма, которая причитается тебе. Снизу — каждому из парней.

Захлопнув книжку, Тилгнер вернул ее владельцу:

— Ты хочешь, чтобы я поверил в это? В то, что наше правительство раскошелится на такие суммы? Не считай меня идиотом, Рольф. Мы с тобой оба знаем, как это делается.

— Я готов прямо сейчас выписать чеки на половину, тебе и парням. Если вы объедините капиталы, твоя фирма сделает мощный рывок…