— Владимир Николаевич, вы же знаете, что подопытным нельзя давать имена по этическим соображениям, — произнёс Дроздов. — И чем вам не нравится цвето-цифро-буквенная кодировка? Ведь здесь инфицированных будет не тысячи.

— Знаю Дмитрий, про имена конечно знаю. Решим в рабочем порядке. Пойдёмте уже в первый бокс.

Они ходили четыре раза, продвигаясь по маршруту вывода «больных» из бокса и проведения мероприятий с ними. Засекали время перемещения, время процедур, если можно так назвать опыты над бешеными. Всё это отмечали на картах-схемах. Нужно было уложиться в пятьдесят пять минут с каждым, чтобы вернуть подопытных обратно в клетки. Но по продолжительности маршрутов выходило, что заражённым требовалось вводить по второй дозе. Третий маршрут был самый длинный. После МРТ инфицированного нужно было провести в четвёртый бокс для дальнейших испытаний. Бокс номер четыре или ГКсВФ что расшифровывалось, как газовая камера с вытяжным фильтром. Специальное глухое помещение, лишённое окон, с сильной вытяжкой, идущей через многоступенчатый задерживающий фильтр. Имело один герметичный вход. Камера предназначалась для испытаний отравляющими газами на зараженных. Благодаря такой специфике, в небольшом сообществе учёных ГКсВФ тут же получила название «Освенцим». После проведения мероприятия в камере, бешеного, если он оставался «живым», нужно было доставить обратно в первый бокс, но перед этим требовалась полная дезактивация «больного» с повторным вводом в него препарата. Тут уже подключали ловцов. Те должны были войти в модуль (естественно в костюмах химической защиты) и применить пневмопистолет, чтобы опять подчинить заражённого. После чего, прямо там произвести дегазацию. Тут руководители, репетируя маршрут, провозились долго. Лишь поздно вечером разошлись по своим лабораториям подготавливать их к завтрашнему дню.

Утром началась подготовка. Все участвовавшие в экспериментах облачились в противочумные костюмы, надели специальные маски с углеродным слоем, чтобы заглушить вонь, идущую от заражённых закрытых в клетках, и защитные щитки. Не смотря на то, что новые привезённые, только вчера заразились, от них к утру разило испражнениями с гнилостным душком. Учёные вошли в бокс и тут же выбежали. Вентиляция не справлялась со зловонием. Решили подвести шланг, правда небольшого диаметра, другого в наличии не оказалось. Подключили к компрессору и вернулись со шлангом в бокс, предварительно вытащив из вытяжного фильтра рамки с сорбирующей тканью, но это слабо помогло. Тогда приоткрыли дверь, зловоние поползло по цеху.

— Придётся терпеть, — сказал Семакин морща нос под маской. — Дмитрий, как вы с Виктором, переносите такой ужасный запах? Неужели вам не противно?

— Мы с Витей уже прошли грань отвращения. Привыкание проходит очень быстро, достаточно пары дней. Конечно мы чувствуем запах, но к нему уже нет брезгливости. Подопытных, дабы в помещении не копились вонючие газы, после эксперимента надо будет отправить в уличную клетку.

— И потом решить проблему, как нам их оттуда выводить, — заметил Виктор.

— Всё решим в рабочем порядке, — ответил Дроздов.

В первой серии экспериментов приняло участие одиннадцать человек. Академик, два профессора, два доцента, два старших и четыре младших научных сотрудника. На руководителях нужно остановиться поподробней. Дмитрий Сергеевич Дроздов главный над всеми, руководитель лабораторного комплекса, профессор, полковник медицинской службы, по образованию эпидемиолог. Виктор Валерьевич Громов гражданский специалист тоже профессор и тоже эпидемиолог занимал должность заместителя исследовательского центра.

Владимир Николаевич Семакин, вирусолог, полковник в отставке, хоть и был академик, находился в подчинении профессора Дроздова. На Большой земле Семакин изучал штаммы вирусов в лабораториях. Здесь вирусологу, кроме испытательных работ, предстояло выделить и изучить штамм переносящий болезнь. По предположениям учёных, возбудителем являлся не сам вирус, тот самый безвредный вирус под номером пять, который выполнял транспортную функцию, а то, что в нём сидело. Каким-то образом, неизвестное нечто взаимодействовало с вирусом как единое целое и при инвазии вселяясь в клетку жертвы создавало сотни новых репликаций в ней за короткое время. Репликационные цепочки новой ДНК встроенные в реплицированные вирусы выходили из клетки, разрывая мембрану и атаковывали другие клетки. Всё это имело лавинообразную скорость. Индивид заражался за короткое время. После инвазии всего организма происходила полная перестройка, он перерождался в нечто другое, совсем непохожее на земную жизнь. Вот это нечто предстояло выделить и изучить.

Лидия Михайловна Гришина, инфекционист-токсиколог, профессор, тоже имела звание полковника медицинской службы. Здесь задача её отделения состояла в приготовлении на месте сильнейших противовирусных препаратов и комбинированных отравляющих веществ. Противовирусные лекарства нужны были как раз для опытов по выявлению неизвестного нечто из вируса, а отравляющие вещества для экспериментов над бешеными.

В боксе перед клетками, в которых находились заражённые, установили две видеокамеры на треногах. Приготовили флакончики с препаратом, поставив их в ряд на столе. Рядом положили два пневмопистолета. Находящиеся в клетках испытуемые при виде стольких живых начали громко выть, утробно рычать и скалиться, протягивая руки между прутьев. Но это нисколько не мешало учёным провести планёрку.

— До начала исследования у нас есть несколько минут свободного времени, — начал Владимир Николаевич. — И я хочу внести предложение. По общепринятым правилам, в любом опыте над живыми организмами, по понятиям экспериментальной этики, объектам исследования запрещено давать имена. Дмитрий Сергеевич предложил оставить цвето-цифро-буквенную кодировку и я ним согласен, но цвета мы уберём, оставим только цифры и буквы. Нашим подопечным мы присвоим коды. Присваивать мы их будем по группам, в которых будет по пять подопытных, по количеству испытательных ячеек. Поэтому первую партию из пяти заражённых я предлагаю именовать первой буквой греческого алфавита, то есть альфа. Женщин и мужчин мы поделим по хромосомам на икс и игрек. Порядковый номер арабскими цифрами. Например, перового пойманного будем именовать альфа игрек один, в записи будет выглядеть так, — он вывел на листке бумаги лежащем на столе аббревиатуру αY1. — У нас из заражённых есть молодая особа женского пола, её будем именовать альфа икс один, или вот так — профессор рядом с первой надписью черканул αx1. — Разумеется следующие пять будут обозначаться уже под бетой. Или вот так — он опять царапнул карандашом на бумаге βY1, βx1. Семакин распрямился над столом. — Теперь о том, как мы их будем различать. После введения препарата, на каждого мы наденем специальные жилеты. Я предлагал совету куртки, но идею сочли нерентабельной, зато одобрили сигнальные жилеты, те в которых ходят дорожные рабочие. Мы жилеты тоже привезли, двести штук оранжевого цвета. На жилетках на спине, мы напишем чёрной краской коды наших подопечных, а на груди с правой стороны будем наносить вертикальные полосы, тоже чёрной краской, сколько раз их вакцинировали. Одна полоса, одна вакцина. Если препарат более новой формулы, то отметим поперечной короткой полосой на вертикальной. Две поперечные, более продвинутый состав и так далее. Сколько модификаций, столько поперечных полос. Для этих целей у нас есть специальные широкие маркеры, наподобие тех, которыми отмечают места повреждений на коллайдерах, эта краска устойчива и не стирается. Кто согласен, поднимите руки.

— Я не согласен, — ответил Дроздов. — Если будет двадцать модификаций, мы замучаемся считать поперечные полосы на вечно крутящихся заражённых.

— Вы думаете, что будет столько вариантов? — спросил Семакин.

— Возможно больше.