— Родная моя. — шепчу, сгребая до хруста. — Любимая… У меня не было выбора. Ты же знаешь это? Знаешь? — отрываю её голову от плеча и заглядываю в блестящую от слёз синюю глубину.

— Теперь знаю, Егор. Но всё остальное… Ты был прав: я не готова. Не выдержу. Что бы ни случилось, наверняка это ужаснее всего, что я себе надумала.

Пальчиками мнёт ткань моей майки и опускает лицо вниз.

— Думаешь, что оставить этот вопрос не закрытым будет лучше? — сиплю, стискивая кулаки у неё на спине.

Я бы и сам не хотел вываливать всё это на неё, но понимаю, что иначе нельзя. Если между нами останется эта тайна, она никогда не сможет доверять мне полностью.

— Нет, Егор, не думаю. Просто мне надо больше времени.

— Диана, мне кажется, что потом ещё сложнее будет. — выдаю выедающую сердце правду.

Сколько мы будем откладывать этот разговор? Неделю? Год? А что потом? Она решится спросить то, что разобьёт её сердце.

— Знаю… Знаю… Я это понимаю… Я не стану долго тянуть. Просто не сейчас. Дай мне привыкнуть к тому, что ты рядом. Что не исчезнешь. Что всегда будешь со мной. Я хочу знать. Правда, хочу. Но я та-акая трусиха. А знаешь, — подрывает лицо вверх, — скажи мне то, что готов. Просто скажи. Сам.

— Малышка. — выдыхаю, касаясь трясущихся губ в коротком поцелуе. Прикрыв глаза, глубоко вдыхаю. Выравниваю срывающуюся тональность голоса. — Я расскажу тебе то, что не рассказывал никому до недавнего времени. Кое-что из прошлого, о чём я хотел бы забыть.

— Это связано с событиями трёхлетней давности? — сечёт Дикарка, быстро понимая, что к чему.

— Напрямую.

— Говори. Я готова. — замолкает. Переводит дыхание. Целует в скулу. — Расскажи, любимый.

Я не могу скрыть дрожь, вызванную последним словом. Не спонтанным, а взвешенным. Она больше не скрывает, что любит до сих пор, пусть и пока только так готова открыться.

— Когда Артём ушёл, я подсел на наркоту. — Диану передёргивает. Она вгоняет ногти мне в спину и руку. Скрипнув зубами, терплю. Ровным тоном успокаиваю. — Крепко не сидел. Никакой иглы. Скорее заигрался, стараясь сбежать от реальности. Мне тогда казалось, что у меня вообще никого нет.

— Сколько тебе было? — шуршит Ди в плечо, судорожно гоняя воздух.

— Шестнадцать. К восемнадцати понял, что зашёл слишком далеко. Взялся за ум. Понял, что надо бросать эту хуйню, пока совсем не затянуло. — замолкаю, подбирая осторожные слова.

— Сложно было?

— Пиздец как. — признаюсь откровенно. Нет смысла скрывать что-то от неё. И так слишком много нераскрытого остаётся. — Ломки адские были. Я видел, как ломает без героина, но никогда не думал, что даже от слабых препаратов может быть такая интоксикация. Тогда всё это в одиночку вывозил. Справился.

— И ты больше никогда не… — не заканчивает, но и так понятно.

— Уже шесть лет чист. Поэтому и понял тогда возле клуба, что ты под кайфом. В больницу не повёз, потому что знал, как с этим справиться.

— Как это связано с аварией? — выпаливает Диана, напрягаясь до состояния окаменения.

Вот тот вопрос, ответа на который мы оба боимся. Но если она готова, то я должен…

— Я тогда связался с бандой. Так просто выйти оттуда нельзя было. В тот день, любимая… — шумно сглатываю, стараясь объяснить как можно мягче и безопаснее, но Ди опять перехватывает инициативу.

— Они пришли за тобой? — выталкивает едва слышно.

— Меня отпустили в обмен на услугу в будущем. И вот время пришло. Если бы у меня был выбор, Диана. Если бы он у меня был…

Дикарка больше ничего не спрашивает. Спрятав лицо у меня на груди, тихо плачет. Только по вздрагивающим плечам, шмыганью носом и намокающей всё больше ткани это понимаю. Сам же между желанием вместе с ней нюни распустить и заорать от безысходности разрываюсь. Так и хочется вспороть пространство отчаянным криком, как уже ни раз делал, приезжая сюда. Выпустить напряжение, горечь, боль. Орать, пока не охрипну.

— Ответишь ёще на один вопрос? — шуршит Ди, приподнимаясь. Смысла скрывать что-то уже нет, поэтому киваю. — Ты думал о том, что мы снова будем вместе?

— Мечтал. Знал, что этому никогда не быть, поэтому только мечтать и оставалось.

Она неуклюже поднимается на ноги, слегка пошатываясь, и протягивает мне руку. Сжимаю её ладонь и встаю напротив. Она проводит пальцами по печатке, которую подарила мне, и робко улыбается.

— Я ещё тогда, возле участка, заметила, что ты её носишь. — ком в горле растёт, словно опухоль. Кашляю, проталкивая его, но говорить всё ещё не могу. Дикарка же добивает, вытягивая из декольте цепочку с кулоном, которую я ей подарил на первый месяц совместной жизни. — Я тоже ношу.

— Я ни разу не видел её на тебе. — как в трансе отсекаю.

— Она в клубе порвалась. Я её зацепила и застёжку оторвала. Убрала в сумочку. А сегодня отнесла в ремонт.

Значит, несмотря на то что всё же поверила в моё предательство, всё равно продолжала таскать. Зная её, могла просто в мусорку отправить со психа, но нет.

Прикладываю пальцы к кулону. Он заряжен её теплом. Её верой. Её надеждой. Её любовью.

Дианка приподнимается на носочки, приложив мою руку к своей груди, а свою к моей. Улыбка оставляет персиковые губы, чтобы отразиться в глазах.

— Бесконечно, Егор.

Вспомнить то, что невозможно забыть

Говорят, что нет ничего лучше, чем засыпать в объятиях любимого человека. Я поспорю. Нет ничего лучше, чем в них просыпаться.

Уже несколько минут я делаю вид, что лёгкие поцелуи на спине и плечах меня не разбудили. Что нежные поглаживания пальцами не покрывают мурашками с головы до кончиков пальцев на ногах. Что кипящие выдохи не вызывают звенящую дрожь в нервных окончаниях.

— Просыпайся, соня. — слышится улыбка в сиплом после сна голосе, и я не сдерживаю свою. Егор сползает губами вдоль позвоночника. — Просыпайся, Котёнок. Уже семь.

Слегка прикусывает плечо, лишая возможности и дальше делать вид, что я плаваю на волнах сновидений. Прижимаюсь к рельефному торсу спиной. Проталкиваю пальцы под его ладонь, и Северов стискивает их, не переставая целовать шею и затылок: единственное, куда в таком положении есть возможность дотянуться. Подтягиваю наши руки выше и касаюсь губами мужских пальцев.

— Только семь, Котя. У меня выходной. Дай поспать. — требую еле различимым шорохом.

Егор приглушённо смеётся и сильнее прибивает к себе.

— Семь вечера, Ди. Мы весь день проспали.

— Шутишь?! — подскакиваю на кровати и хватаю мобильный. — Не шутишь. — буркаю, заваливаясь обратно.

— У тебя выходной, Дикарка. Сама сказала. Если бы не переживал, что ты потом ночью уснуть не сможешь, то не будил бы.

Поворачиваюсь к нему лицом и убираю всё ещё непривычную русую чёлку.

— Не нравится? — спрашивает со сдержанной улыбкой.

— С чего ты взял?

— Ты хмуришься.

— Мне нравится. Просто так непривычно. Это вроде и ты, но совсем другой. Но тебе идёт. Честно. — добавляю ускоренно не для того, чтобы убедить его, а потому что так и есть.

— Правда нравится?

— Правда-правда. — подбиваю со смехом и спрыгиваю с дивана.

— Вернись, Дикарка. — зовёт, приподнимаясь и стараясь поймать мою руку.

Отскакиваю чуть дальше и качаю головой. Выставив перед ним указательный палец, трясу им с наигранной злостью.

— Нет, Северов. Даже не думай об этом. Тебе нельзя перенапрягаться. И так вчера и бегал, и плавал, и…

— И тебе нравилось то, что я делал после. — высекает с той самой хулиганской улыбкой, которой мне так не хватало.

При этом воспоминании уши начинают не просто гореть — пылать огнём.

Сначала мы занимались сексом прямо в реке, а потом и на берегу.

— Это ничего не меняет. Тебе нужен покой.

— Мне нужен секс. — уверенно стоит на своём, вывалив на обозрение внушительное доказательство.

— Потерпишь пару дней.

Накидываю на голое тело халат и показательно максимально плотно стягиваю полы на груди.