— Это не так. Между нами не может быть никаких других отношений.

— Тогда не задавай вопросы, которые тебя не касаются. — бросает гневно и сталкивает меня на пол.

Поднимаясь на ноги, идёт в ванную. Слышу шум воды, продолжая сидеть вспотевшая, липкая, едва живая и стараясь бороться со слезами и желанием пойти за ним.

Я не должна этого делать. Если я пойду, то проиграю.

Подползаю к платью и сжимаю его в кулаках. Вгрызаюсь в нижнюю губу, понимая, что лучше всего сейчас будет уйти. Поднимаюсь на дрожащие ноги, перебирая руками по стене. Пусть платье и испорчено, но я возьму у Северова какую-нибудь кофту и прикрою голую спину.

За высасывающими желание жить мыслями не слышу тяжёлых шагов, пока большие ладони не скользят мне на талию, а широкая грудная клетка не прижимается к спине. Губы нежно касаются уха.

— Останься, Диана. Если тебе так это надо, то пусть будет просто секс. Сейчас. Рано или поздно ты найдёшь в себе резервы принять и простить. Я всё равно не сдамся. Я верну тебя. Верну, потому что мы две половины одного целого. Нам никогда не будет так хорошо с другими, как вместе.

— Нет, Егор. — шуршу, качнув головой. — Ничего нельзя вернуть. Я не могу больше верить тебе.

— Сможешь. — заявляет так уверенно, будто знает наверняка.

— Тогда расскажи.

— Расскажу, когда ты будешь готова принять то, что я ушёл, чтобы защитить тебя.

— Ты должен был дать мне выбор. — выталкиваю, до хруста стискивая пальцами ткань.

— Ты бы приняла неверное решение. Я хотел, чтобы ты жила дальше. Без меня.

Резко разворачиваюсь, сама не понимая, что делаю, пока моя ладонь со звоном не опускается на его щёку. Мы замираем и даже не дышим, глядя друг другу в глаза. В ужасе от того, что сделала, одёргиваю руку, но Северов накрывает её ладонью, прижимая крепче. Поворачивает голову и целует.

— Заслужил. Знаю.

— Жила?! Я ненавижу тебя, Егор! — ору, вырывая кисть.

— Ты меня любишь, Диана.

— Нет! Не люблю! Я больше не могу любить! Вообще никого! Понимаешь?!

— А своего мента? — с холодной яростью наступает, пока не вжимает меня в стену. — Или ты готова просто так раздвигать перед ним ноги?

— Тебя не касаются мои отношения! — выкрикиваю слова, сама же себе выдирая сердце, лишь бы сделать ему так же больно, как он сделал мне. — Я не хочу всю жизнь жить воспоминаниями о тебе! Я хотела тебя забыть! Я старалась выжить! Одна!

— Тогда на кой хер вернулась? Зачем запрыгнула на меня? Ты же, блядь, не под кайфом! Понимала, что делала! — выбивает ором, лупя кулаком по стене рядом с моей головой.

— Потому что не смогла уйти! Потому что помню! Потому что, мать твою, хотела вспомнить, какого это быть с тобой!

Слёзы катятся потоками по щекам. Кислород не добирается до лёгких. Я задыхаюсь. Прикрываю голую грудь остатками платья, унизительно рыдая и всхлипывая, но глаз от него не отвожу.

— Тогда почему несёшь этот бред про просто секс?! — рявкает в бешенстве.

С размаху запускаю ему вторую пощёчину.

— Потому что так и есть! Возвращаться было ошибкой! Я не хочу быть с тобой! Я боюсь… Я боюсь верить тебе! — вскрывая правду, бросаюсь на него. — Этого больше никогда не повторится!

Сыплю ударами. Луплю его кулаками и ладонями. Царапаю. Кусаю, когда заламывает руки.

— Истерику утихомирь, блядь! — гаркает, проворачивая меня спиной к себе и лишая возможности двигаться.

— Отпусти меня! Пусти! Дай уйти и не приближайся! Скотина! Ненавижу! — не затыкаясь, бью пяткой по его ноге, в мясо раздирая и без того разбитые руки. — Не приближайся ко мне! Я не хочу опять обжигаться! Я никогда не буду с тобой! Никогда, Северов! Не с человеком, который разбил мне сердце!

— Психованная дура! — воет, прокручивая меня лицом к себе, и с бешенством вгрызается в мой рот, перекрывая поток обиды и боли, которую я выплёскиваю в истерических рыданиях и криках. — Моя, идиотка! Ты, блядь, моя! — рычит, вжимаясь лбом в переносицу.

— Нет! Никогда! Не прикасайся! Ненавижу!

Я кусаю. Он кусает. Я царапаюсь. Он до треска сдавливает моё тело. Я захлёбываюсь слезами. Он давится отчаянным воем. Мы делаем друг другу больно и физически, и душевно, только чтобы чем-то забить пустоту. Мы целуемся с отчаянием и ненавистью. С яростью и злостью. С болью и тоской.

— Отпусти меня. — хриплю сорванным от криков голосом.

— Чёрта с два, Дикарка. — бросает убито.

Подхватывает меня на руки и несёт в спальню, продолжая целовать. Всю ночь. Между яростными толчками члена в моё тело. Между криками удовольствия. Между болезненными словами. Между злобными оскорблениями. Между заверениями, что никогда снова не буду принадлежать ему. Между нежными касаниями. Между тихими нашёптываниями. Между попытками утолить нужду друг в друге и забить зияющие дыры в грудных клетках.

— Прости меня, Котёнок. — шепчет, как только удаётся немного отдышаться от очередного оргазма. — За слова. За боль. За то, что не дал тебе выбора.

Провожу дрожащей рукой по мокрым русым волосам.

— Я тебя ненавижу. — шелещу, подтягивая его голову вверх и целуя.

— Бред.

— А ты меня?

— А я тебя аномально.

Как не любить, если каждой клеточкой я хочу быть с ним?

Как только дыхание Северова выравнивается, а глубокая складка на лбу разглаживается, осторожно снимаю со своей груди его руку и переворачиваюсь на бок. Закусив губы, закрываю глаза. Приподнимаюсь на локтях, всматриваясь в лицо человека, заменившего мне кислород.

Говорят, что утро вечера мудренее. Сомневаюсь, что я поумнела. Сначала вернулась и набросилась на него, потом наговорила такого, за что до сих пор стыдно.

Не могу любить никого? Именно так. Никого, кроме Егора. Я и раньше знала, что с другими ничего не получится, а после этой сумасшедшей ночи только закрепилась в своём мнении. Но как держать дистанцию? Мне так страшно снова довериться ему.

И с заявлением о том, что кроме секса между нами ничего быть не может, надо что-то придумать. Теперь он точно меня не отпустит, а от самой себя долго бегать не получится. Может, всё же стоит рискнуть? И как понимать его слова о том, что он хотел, чтобы я жила без него? А если в следующий раз он так же пропадёт? Ради меня.

Ха-ха. Останется только купить верёвку и мыло, потому что новую дозу неизвестности я не выдержу.

Знаю, что стоит встать и уйти, но вместо этого придвигаюсь ближе и целую искусанные мной губы. Мои же печёт от любого касания. Они наверняка стёрты до мяса. Ноги даже свести вместе не выходит. В промежности всё болит, а живот горит. Как и всё тело, покрытое засосами и укусами. Я не знаю, как мне даже из кровати выползти, не говоря уже о том, чтобы добраться до работы и высидеть восемь часов.

Кончиками пальцев убираю чёлку, опять напарываясь взглядом на шрамы. Он даже этого мне не говорит, не то что о событиях трёхлетней давности. Какие у него причины молчать? Связано ли его исчезновение с рубцами, покрывающими тело?

Я больше не стану спрашивать. Просто уйду. Если явится, поставлю точку и всё. И пусть придётся сто раз повторить, что я никогда не вернусь к нему. Ночное безумие слишком дорого мне обошлось. На что я надеялась? Чего хотела этим добиться? И какую цену придётся заплатить за свою слабость?

Не обращая внимание на боль и слабость, быстро смываю с себя следы прошлой ночи. Натягиваю испорченное платье, сверху надеваю футболку Егора, а на бёдра повязываю тёмную рубашку, морщась от количества синяков на них.

Молодец, Диана. Оторвалась, так оторвалась.

Хватаю свою сумочку, но телефона там не нахожу.

Супер. Потеряла. Теперь ещё и незапланированные затраты ждут.

Беру мобильный Егора, подбирая пароль. Сказать, что я в шоке, ничего не сказать, когда подходит день моего рождения. Вызываю такси через приложение, но уходить не спешу, глядя на спящего парня, к которому меня непреодолимо тянет.

— Как же мне бороться с тобой? — выталкиваю беззвучно. — Как поверить? Как простить?