— Он не отпустит тебя. — потными ладонями ведёт до лопаток. Одну руку запускает под волосы и сдавливает голову. — Он никогда не даст нам жить. Он должен умереть.
— Нет-нет-нет. — качаю головой, чувствуя, что последние крупицы спокойствия тают. Меня начинает колотить. Паника медленно подкатывает к горлу вместе с тошнотворным желанием разреветься. — Я поговорю с ним. Дай мне пять минут, и он больше никогда ко мне не приблизится.
— И ты хочешь, чтобы я тебе поверил? — рычит, перебрасывая кисть мне на горло и сжимая пальцы.
Приказываю себе не дёргаться. Одна ошибка, и здесь будет два трупа. — Ты не приняла мои подарки.
— Я же не знала, что они от тебя. Те розы… Они были такие красивые. А на фотографиях я получилась такая классная. Ты офигенно фотографируешь. О, я придумала. Давай уедем из города, из страны и откроем фотостудию. А я буду твоей моделью. Что скажешь, Коленька? — хватка становится слабее. — Только отпусти его и сразу же поедем в аэропорт. Я договорюсь, чтобы нас отпустили без преследования. Соглашайся, Коленька. Я же так сильно, — слова застревают в горле. Мне непосильного труда стоит вытолкнуть их наружу, — люблю тебя. Боже, не представляю, как вообще могла смотреть на него! Я такая дура!
С каждым моим словом карие глаза становятся всё безумнее, в них загорается похоть. Дыхание Мурова учащается. Воспользовавшись моментом, выскальзываю из его рук и, крепко зажмурившись и задержав дыхание, приникаю к его губам.
Тошнота становится почти непереносимой. Желудок скручивает узлом. Слёзы переполняют глаза, когда впускаю в рот его язык.
Прости меня, Егор. Умоляю… Прости… Так надо. Я должна. Понимаешь? Чтобы спасти тебя, я пойду на что угодно. Только не смотри, любовь моя. Закрой глаза. Умоляю. Не делай себе больнее. Прошу…
Склизкие ладони шарят по моему телу: талии, бокам, груди, рукам, ягодицам, бёдрам, а я всё так же продолжаю целовать свой ночной кошмар. Внизу живота разгорается болезненное пламя. Не возбуждения. Очаг боли. Сотня очагов. И когда они перегреваются, раскалённые иглы впиваются в плоть. С трудом сдерживаю отчаянно-болезненный крик и пресекаю желание схватиться за живот. Отталкиваюсь от Мурова, с мольбой заглядывая в ненавистные глаза.
— Дай нам… — закусив язык, быстро поправляюсь. — Мне пять минут, чтобы поговорить с ним. А потом я вся твоя.
Маньяк похотливо облизывает тонкие губы и кивает.
— Пять минут, детка. Если он не уйдёт, то я его убью.
Машет стволом в его сторону, взведя курок.
— Пять минут. — трещу быстро, бросаясь к любимому.
Не добегая до него пары шагов, падаю на колени. До хруста сжимаю кулаки, упираясь ими в землю, чтобы не обнять Северова. Слёзы сами катятся по щекам. Не могу говорить. Больше нет сил держаться. Хочется просто прижаться к нему и сдаться.
— Не плачь, Дикарка. — сипит Гора тихо и глухо, но уверенно. — Я знаю, почему ты это сделала. Всё будет хорошо, моя девочка. Только выживи, ладно?
Как ненормальная, бешено мотаю головой, захлёбываясь сдерживаемыми рыданиями.
— Только с тобой, Егор. С тобой. Никак иначе. — шепчу взахлёб, задирая голову к такому родному лицу, залитому кровью.
Он улыбается. Так нежно, так ласково, столько любви в этой улыбке, что дышать не могу. Сердце не бьётся больше. Сжимается до размера атома и замирает. Подползаю ближе, тянусь к нему, но лишь вскользь касаюсь икр. Нельзя забывать, что я должна играть роль. Ради него и нашего будущего. Избегаю смотреть на него прямо, но бросаю взгляд исподлобья, чтобы поймать проклятую густую бирюзу, не позволяющую сломаться и опустить руки. Утерев слёзы, начинаю быстро, сбивчиво шептать:
— Он отпустит тебя, но ты должен уйти. Не спорь, любимый, прошу. Если ты не сделаешь этого, то он тебя убьёт.
— Лучше меня, Ди… — выдыхает, вгрызаясь в нижнюю губу.
— Тогда мы оба умрём. Ты сказал, что если я отбрасываю эмоции, то могу мыслить трезво. Я не справлюсь, если ты будешь рядом. Если каждую секунду придётся переживать за твою жизнь. Прошу тебя, Егор, уходи. Оставь меня сейчас. Я выиграю время, чтобы дождаться подмоги. Они уже в пути.
— Ты не можешь этого знать. — в отчаянии выпаливает он.
— Я верю в Настю. Возле ворот её машина, а в ней GPS. Они уже едут.
— Диана… Ди…
— Тсс… — выдыхаю, приложив палец к любимым губам. — Ты не дал мне сделать выбор в прошлый раз. Дай сейчас. Я никогда не оставлю тебя. И никогда не отпущу. Даже на тот свет. — выдавливаю слабую улыбку, которая должна ободрить, но вместо этого и в его глазах появляется солёная влага. — Я доверяю тебе безгранично. Доверься и ты мне. Один раз. Со мной ничего не случится. Он помешан на мне. А ты садись в машину и уезжай. Жди помощь. Я постараюсь его задержать. — вкладываю в карман шортов ключи от Панамеры. — Доверься мне. Прошу, любовь моя. Я люблю тебя, Егор Северов.
Он шмыгает носом и опускает голову вниз.
— Я люблю тебя, Диана Дикая. Только выживи. Чтобы в следующий раз я мог сказать, что люблю Диану Северову.
— Клянусь, что вернусь к тебе. У нас впереди ещё так много. Мы только начали жить.
— Шотландия, Нью-Йорк, Ирландия… Четвёртое не помню, прости.
— Я тоже. — улыбаюсь сквозь слёзы.
— Нас ждёт целый мир.
— Нас ждёт целая жизнь.
На протяжении всего разговора кошу глаза на Мурова, чтобы убедиться, что он не слышит и ничего не подозревает.
— Ты сильная, малышка. Я верю в тебя.
— Спасибо.
Поднимаясь на ноги, прижимаюсь своими губами к его в коротком поцелуе. Если я умру сегодня, то с его вкусом на губах.
— Какого хрена ты делаешь?
В затылок упирается ледяной металл пистолета. Бирюзовые глаза округлятся в ужасе, мои же закрываются.
— Я пообещал, что полиция оставит вас в покое, если она поцелует меня.
— Я тебе не верю.
Раздаётся щелчок затвора. У меня сдают нервы. Я больше не могу держаться. Как на батуте, подпрыгиваю вверх, закрывая собой любимого. Утыкаюсь лоб в лоб. Прижимаюсь к губам.
— Не надо, Диана.
— Если это наши последние секунды, я не собираюсь их тратить впустую.
— Ах ты, брехливая шлюха! — визжит Муров, вцепляясь мне в волосы, чтобы оторвать от Егора, но я с нечеловеческой силой хватаюсь за его плечи и приникаю ко рту. Если умирать, то только так. — Тогда сдохнете вместе.
— Вместе…
— Не надо, родная. Умоляю, спасись. Твою мать, Ди. Живи. — срываясь на всхлипы, бомбит Егор.
— Без тебя не смогу. Поцелуй меня. Поцелуй же.
В затылок дышит смерть, но мне не страшно. Отдаюсь последнему поцелую. С такой жадностью поглощаю его дыхание, что внутри ничего не остаётся. Всего секунды, растягивающиеся на вечность, а потом раздаётся выстрел.
Глава 40
Конец всегда становится началом чего-то нового
Если бы руки не были связаны, то я бы сломал Дикарке все кости, сжав в объятиях, но могу только податься вперёд торсом и соприкоснуться с ней по всем точкам. Она такая красивая. Неземная. Если нам не суждено пожениться при жизни, то соединимся в смерти. Если мы умрём сегодня, то она права. Только вместе. Ни один из нас не сможет жить без второй половины.
Плотно сжав веки, не думаю ни о чём. Только о сладких губах Аномальной. Умру с её вкусом на рецепторах и ароматом в лёгких.
Гремит выстрел. Мы обоюдно вздрагиваем. Её ногти сдирают кожу на плечах. Губы всё так же сплетены. Чувствую в ротовой полости вкус крови, но понимаю, что ещё жив, а это значит, что….
— Нееет! — ору, распахивая глаза, чтобы увидеть её лицо.
Я, блядь, ни дышать, ни говорить не могу. Глаза застилает, видимость смазывает. Ускоренно моргаю, на самом деле чертовски боясь настраивать чёткость. Если я жив, то Ди закрыла меня собой.
— Диана… — выбиваю скрипящим сипом.
— Егор… — дрожащим шёпотом откликается Дикарка.
— Как?
Раздаётся ещё один выстрел. А потом ещё и ещё.
Дианка, путаясь в платье, подскакивает на ноги и, сжав в ладони осколок стекла, заходит мне за спину, чтобы разрезать пластиковую стяжку, связывающую запястья. Едва руки оказываются свободны, подрываюсь с места, хватаю Ди и затягиваю за ближайшую бетонную колонну. Высунув из-за угла голову, наконец, могу понять, что происходит. Самойлов и этот псих ведут перестрелку из разных концов ангара.