— И вытащил папа-принц волшебный жезл, которым расколдовал свою принцессу. — ржёт Дикарка на ухо, бегая губами по шее.
Сам с трудом гогот сдерживаю, крепче прибивая к груди свою Золушку.
— Но иногда она забывает, что обязана принцу не только туфельками, но и тремя спиногрызами, поэтому принцу приходится использовать волшебный жезл, чтобы напомнить ей, как сильно они любят друг друга.
Дианка уже в открытую заливается смехом, вгрызаясь в плечо, чтобы хоть немного его приглушить и не разбудить детей.
— Хулиган. — сипит сквозь зубы. Дробью хватает кислород и поднимает голову, врываясь взглядом в мои глаза. — Знаешь, родной… — оборачивается на сопящих малышей, разгораясь всё ярче. — Если бы у меня был выбор: прожить спокойную жизнь без расставания и риска умереть от пули, но без них, то я бы ни за что на свете не согласилась на это. Наши дети — награда за все трудности. Каждое мгновение боли и отчаяния стоили того, чтобы быть здесь и сейчас. Чтобы слушать, как любимый муж рассказывает историю нашей жизни. Да, жизнь не сказка, но у нас обязательно будет "долго и счастливо". Я люблю тебя. Я люблю Арину, Карину и Мишу. Я люблю наш дом. Я люблю нашу жизнь. И я ни о чём не жалею.
— Дианка… — выдыхаю, но лёгкие сдавливают тиски воспоминаний. Помню, как, уснув с двухлетние племянницей, видел этот момент во сне. Я не думал о нём до тех пор, пока он не произошёл. Я не могу вспомнить точных слов. Да и какая на хрен разница? Важнее реальности ничего нет. — Дианка… — толкаю хрипом и, подхватив на руки жену, несу её в спальню исполнять угрозу затрахать её до полусмерти.
Эпилог 2
Аномально. Вечно. Неразделимо.
— Он совсем ебанулся?! Это, блядь, не смешно. — плююсь проклятиями, нервными, утяжелёнными шагами меряя кабинет адвоката.
Брат, пусть и не встаёт со стула, с не менее разъярёнными матами в четвёртый раз перечитывает завещание ублюдка, лишившего нас детства и едва не сломавшего наши жизни.
Он скончался полгода назад, но мы даже не знали об этом, пока одним счастливым вечером мне не позвонил нотариус и не сообщил, что мы должны приехать на оглашение завещания нашего отца. В тот момент я почти ничего не понимал. Какой бы сволочью не был Константин Северов и сколько был не минуло с нашей последней встречи, он оставался тем, кто дал нам жизнь. Плакать по нему, конечно, никто не стал, но и спокойно принять эту новость ни я, ни Артём не смогли. Мы не виделись уже двенадцать лет, но новость всё равно застала меня врасплох и напомнила, что жизнь скоротечна и может оборваться в любой момент. Я и до этого старался ни один день не прожить зря, а сейчас и подавно хочется каждое мгновение наполнить смыслом.
Недавно мы с женой вернулись из Шотландии. В прошлом году были в Ирландии. Как только дети подросли достаточно, чтобы оставить их на пару недель с бабушкой и дедушкой, я начал постепенно исполнять детские желания своей Аномальной. Не думайте, что всё только для нас, а дети остаются в стороне. С ними мы катаемся на моря или ходим в походы, но есть то, что исключительно для нас двоих.
Известие о смерти отца выбило из привычной колеи, но не смело с дистанции. За шесть месяцев его ненаглядная зажравшаяся жёнушка не удосужилась даже поставить в известность его сыновей.
Дёргано провожу ладонью по волосам, лишь краем глаза зацепив силиконовую долину, являющуюся моей мачехой. Если раньше её можно было назвать красивой и даже милой, то сейчас она похожа на размалёванную шлюху, в которой нет и капли скорби. Но вот желчи и яда через край. Хоть, сука, отбавляй.
— Только дом и машина? — возмущается она от души. — Я же была с ним всё это время, а они, — тычет пальцами в нас, — даже не знали о его смерти. Ни разу не навестили, пока он болел! — визжит всё громче.
— Даже если бы и знали о болезни, это ничего не изменило бы. — холодно обрубает брат, пока я скрежещу зубами, подавляя желание свернуть ей шею, только чтобы заткнуть.
— Мне ничего не надо от этого человека. — отсекаю с резкостью. — Можешь забирать.
— Я тоже отказываюсь от наследства. — поддерживает брат, поднимаясь.
— Молодые люди, — окликает юрист, не давая нам покинуть душный кабинет, — вы можете сделать это, но ваш отец распорядился своим имуществом так, как считал нужным. Подумайте ещё раз. Обсудите это между собой и внутри семьи. Через три дня я буду ждать ваше окончательное решение.
Под визгливые причитания Ирки закрываю за спиной дверь и протяжно выдыхаю.
— Ты как? — выпаливает Артём.
— А хер его знает. Пока в себя не пришёл. Чем он вообще думал, когда писал завещание? Что мы без него ничего не сможем? Ты купил загородный дом и просторную квартиру. У меня тоже частный дом и квартира в городе. Нахрена нам его деньги?
— Согласен. — хмуро подтверждает брат. — Деньги на хрен не нужны, но вот на счёт больницы тебе всё же стоит поразмыслить. Что эта безмозглая курица будет с ней делать? Если станешь директором клиники, то сможешь работать сам на себя. Да, работы прибавится, но потом втянешься. Подумай об этом.
И я всерьёз над этим задумываюсь, пока еду на квартиру к Максу, где меня ждёт жена. Я сам настоял, чтобы она не ехала со мной к юристу. Не хотел втягивать её в дерьмо, о котором уже давно и думать забыл. Воспоминания первых двадцати лет жизни безостановочно вгрызаются в нейронные соединения мозга. И я, мать вашу, не могу вспомнить ничего хорошего, связанного с отцом. Только одно. Я рад, что он настоял на медицинском. Я люблю дело, которым занимаюсь. И я знаю, что смогу сделать больше, если возьму на себя управление клиникой.
Отпираю дверь и скидываю туфли. Диана сдержанно подходит ко мне, но ничего не спрашивает. Раскрываю объятия и хриплю:
— Иди ко мне, родная. Обними.
От тридцатилетней женщины не остаётся и следа. Мне в руки бросается восемнадцатилетняя девчонка. Сдавливаю её шею сзади, подбивая большими пальцами подбородок. Вгрызаюсь в персиковые губы жадным поцелуем. В израненной душе поднимает голову парень, "попрощавшийся" с отцом кулаком и ушедший под крики и проклятия. Оказывается, я не забыл тот день. Воспоминания свежи и болезненны. И ему нужна Аномальная девочка, способная стереть весь кошмар прошлого.
— Дома никого?
— Никого. — качает головой Диана.
Сжимаю ягодицы, поднимая жену выше. Она обхватывает ногами спину, посасывая мою нижнюю губу. Были бы у себя, я бы вошёл в неё прямо в коридоре, но не забываю, что мы в гостях. Несу её в нашу временную спальню. Опускаю на постель, снимаю брюки, сдвигаю в сторону стринги, по пути убедившись, что смазки достаточно, и в одно движение оказываюсь внутри такого же сексуального тела, как и много лет назад. Сегодня никакой нежности. Мне нужна дикость и жестокость. Она видит это. Читает в моих глазах нужду сорваться и выпустить наружу всё, что жрёт изнутри. Поднимается и срывает с меня рубашку. Дёргая полы в стороны, отрывает пуговицы. Стаскиваю с неё платье и щёлкаю застёжкой лифчика. Удерживая за лопатки, наклоняю голову и грубо втягиваю в рот сосок, покусывая и царапая. Дианка стонет громче, оставляя кровавые полосы от ногтей. Вколачиваюсь в неё бешено, с яростью, быстро. Жена откликается на каждое движение, толчок, касание, укус, поцелуй. Сама грызёт плечи и шею. Кусает за подбородок, а потом за щёку. Шипит, когда с размаху вгоняю в неё член по самые яйца. Упираясь шляпой в матку, заливаю влагалище спермой, пока её кружит в вихре удовольствия.
Только после этого могу спокойно выдохнуть, прижаться к любимой и рассказать всё, что случилось. Она слушает терпеливо, лишь изредка задавая наводящие вопросы или уточняя тот или иной момент.
— Знаешь, за что я люблю тебя? — сиплю, уткнувшись носом в шею.
— Скажи. — так же тихо отбивает она.
— За то, что дома ты не психолог, а просто любящая жена. За то, что понимаешь, что мне нужна поддержка любимой женщины, а не совет специалиста.
— Работа есть работа, а семья — это семья. — щебечет едва слышно, а потом добавляет: — Артём прав, Егор. Ты сможешь добиться всего, к чему так стремился, если станешь владельцем клиники. У тебя будет больше времени, чтобы написать докторскую. Если хочешь, то расценивай это как плату вашего за отца за всё, что он сделал. Он должен вам. Если не смог ничего изменить при жизни, то пусть исправит в смерти. И постарайся простить его. Он умер, родной. Не держи зла на того, кто этого не стоит.