Говоря о еде — среди тех, кто ел меньше, конечно были ремесленники в городе. Кожевники, кузнецы, каменотесы — все эти бола́ не нуждались столь отчаянно в пище, как тот же стражник. Писари, деятели прекрасного и духовного, даже мастера работы по дереву любого толка исчезли из столицы. Конечно же искусство не погибло безвозвратно, но кто сейчас будет готов награждать именно это? Что же до собирателей за пределами стен — еще в начале Эпохи Конца был издан закон о ненасильственном выходе за черту города, помимо наказаний. Однако бола́ сквозь годы и века шли на огромный риск, переступая порог столицы, навстречу опасным клыкам и острым когтям. Все из-за весьма щедрого снабжения пищей. Только собиратели могли позволить себе достаточно еды, чтобы завести четвертого ребенка, и чтобы все их дети ели почти полноценно. Почти.

В тот день на мрачных лицах горожан, работавших не покладая рук, было некоторое облегчение. Все они знали, что лучшие из семи дней септимы — это харид и сарвак. В харид подавали блюда не столько вкусные, сколько полезные, но даже гадковатый запах рыбы не мог заменить приятного ощущения животного жира на языке после долгого ожидания. В основном готовили супы, к которым выдавалась строго определенная порция филе. А в сарвак бола́ ели бульоны из мяса, что было собрано за септиму. Такого обычно приносили немного — но те, кто мог себе позволить, даже покупали его в твердом виде. Чтобы чуть запасти или просто насладиться вкусом жареного, а не вареного продукта.

Больше других дней бола́ любили харид, ведь великая река Карна протекала недалеко от города и гораздо безопаснее леса. В ней водилось весьма мало монстров, да и те не особо сильные, потому такая работа за стеной относительно спокойная, отчего улов оказывался щедрее и стабильнее. Эта часть септимы редко обходилась без рыбы, за последние полгода всего пару раз, но те сутки обещали быть особенно хорошими.

Рыболовы вернулись после длительного отсутствия в стринэа, до самой ночи харида, и принесли внушительную добычу. Когда-то на такое можно было устроить хороший локальный пир, но теперь это просто чуть более сытый обед для Велана. Если по обыкновению в рыбный день на каждого приходилась только четвертая часть всей мякоти от одной рыбы, то в ныне была возможность отведать половину.

Вдруг в некоторой из очередей на раздачу послышались недовольные возгласы.

— Какого бедствия она получила порцию больше, чем я?!

Мужчина невысокого роста, крепко сложенный, что было видно по широким плечам и сильным рукам, пусть и нездорово бледным. В карих глазах видна ярость, несколько морщинистое лицо отражало недовольство. С его непослушными и вечно грязными русыми волосами такого никогда нельзя было назвать красавцем, но сейчас он выглядел особо неприязненно.

А вот миловидный эльф, что стоял на раздаче, по виду совсем юный — а на деле еще более, чем могло показаться — потупил взгляд, чуть закусывая губу от волнения и осознания, что его поймали. Темно-зеленая, близкая к болотному цвету, кожа и оранжевые короткие волосы говорили: он не родственник девушке-эльфийке, которой только что налил супа. У той все же были нежно розовая кожа и ослепительно белые волосы. Однако парнишка собрал все мужество в кулак, отвечая человеку.

— Вам показалось. Дайте мне посуду и монеты, или идите прочь, — голос его слегка подрагивал, выдавая неуверенность юноши, что сразу же заметил мужчина.

— Ха! Показалось! Стража! Стража! — после этого возгласа очередь несколько попятилась, а гвардейцы, стоявшие неподалеку, тут же пришли на зов. Их плотные кожаные доспехи сидели как влитые, а специальные шлемовидные маски не позволяли опознать, кто именно говорит из-под них.

— Дай сюда! — мужчина тут же выхватил у эльфийки суп, едва не разлив его. Та, казалось, не сопротивлялась, а вместе с тем была слишком ослабевшей. Весь ее вид кричал о том, как мало она ела и насколько она больна, но даже недуг не скрывал ее волшебную красоту.

Показав стражникам миску, заполненную выше специальной отметки, он зловредно ухмыльнулся в сторону эльфа.

— Глядите! Этот выродок хотел дать ей больше положенного! Я требую…

Один из двух подошедших стражников, на поясах у которых висели мечи, весьма красноречиво взял из рук человека миску и прервал монолог разоблачителя. Из-под шлема послышался приятный, но твердый и даже слегка раздраженный женский голос.

— Спасибо за обращение. Ребята! Пришлите сюда кого-нибудь на замену раздающему! — на этих словах и юная девушка, и молодой эльф вздрогнули. Такое могло значить лишь то, что их обоих осудят: одного за несправедливую раздачу, вторую за преступное потребление. Наказание было простым: карательная сборка. Такое практиковалось редко. Известно, что в попытках утаить еду, навредить городу или просто ради забавы преступники иногда мешали работам за стеной. И тем не менее такое наказание было одной из высших форм. Смертная казнь, конечно, тоже существовала, но лишь в особых случаях — и вовсе не за убийство.

— Вы, двое. Пройдемте со мной, — обаятельное, несколько сглаженное лицо юноши застыло в страхе, но он кивнул и вышел из-за раздачи. Взгляд девушки уже был почти отчаявшимся. Она знала: если их осудят, то ей точно не выжить — сил для физической работы нет. Ей, судя по всему, вообще давалась разве что помощь в несложных делах где-то в кожевенных мастерских. И даже так, эльфийка все равно шла за стражницей.

— Эй! А я?! Я главный свидетель, мои показания…

— Заткнись, Нейворд. От твоих речей уши вянут, хотя что скажешь все равно известно. Министерство юстиции разберется, а ты иди есть свою порцию, чем продолжать глядеть в чужую миску, — на этот раз говорил уже мужской, не слишком тяжелый, но внушительный голос, прерывая неказистого мужичка. Тот вдруг резко отвернулся от посуды, которую держала дама-гвардеец, поняв, что пялится туда слишком откровенно. Недовольно цокнув языком, он стал ждать пришествия другого раздающего, злобно поглядывая на уходящих.

По пути во дворец женщина в доспехах сказала напарнику:

— Спасибо за сопровождение, я и сама справлюсь, можешь возвращаться на пост.

— Ли… кхм… — мужчина внезапно осекся, чтобы не назвать имя напарницы, — Они, конечно, не похожи на тех, кто бросится на стражу без оружия, но…

— Я знаю, что ты хочешь сказать. Спасибо за заботу, я дальше сама.

Между коллегами ощущалось растущее напряжение, но мужчина все же уступил. Кивнув той, что осталась с преступниками одна, он вернулся на пост.

— Эм… мэм? Вы же вроде. оба обязаны нас сопроводить, так? — юноша боялся спрашивать, но что-то не сходилось, и потому он все же произнес мысль вслух.

— А ты умный парень. Сколько тебе уже? — в словах женщины не было ни упрека, ни вызова, лишь некоторый намек на интерес.

— Ну… одиннадцать, мэм, — такой вопрос немного смутил парня, что по эльфийским меркам уже достиг неофициального совершеннолетия.

— Вот оно как… А тебе? — спросила стражница, обращаясь к другой пленнице.

— Мне... мне двенадцать, мэм, — ее голос был слабым и тихим, будто она уже смирилась с тем, что ей придется умереть раньше отведенных сорока лет.

— Запомните этот день, ребята. И не забудьте поблагодарить Ауфиль после всего.

Одно только имя вселило в парня надежду, хотя ничто, как он думал, уже ее не вернет. Имя его матери.

Будучи воплощениями Домена Хаоса, демоны редко посвящяли себя какому-то делу надолго. Их душа тяготела ко всему на свете, мало что вообще могло зацепить их на длительный срок. Они не вступали в брак — ветреность в отношениях была для них вполне нормальна, несмотря на то, что в Эпоху Конца на то наложили некоторые ограничения.

Дети, рожденные демонами, своих родителей знали, но обычно те присматривали за ними только лет до шестнадцати — официального совершеннолетия. И то, по настроению. К этому возрасту демоны были еще на уровне совсем подростков, с бушующим разумом и непослушным телом, и даже факт, что им в это время нужна помощь, не отменял простой истины: встретить демона-семьянина почти невозможно.