Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Ливонский орден, будучи частью Тевтонского ордена, располагавшегося на прусских землях, также мог пользоваться всем богатым управленческим опытом последнего. Ливонский орден функционировал на основе свода статутов (базировавшихся на монашеских правилах св. Бенедикта), которым неукоснительно следовал. Магистр (magister) возглавлял иерархию ордена; его заместителем был ландмаршал (marsalcus terrae), который, помимо прочих функций, являлся военным предводителем. За ним шли комты (commendatore), управлявшие замками ордена (которых было около сорока четырех в латвийской части Ливонии). Еще ниже стояли братья-рыцари (fratres), которых было не менее двенадцати в каждом из замков (поскольку у Иисуса было двенадцать апостолов). Для исполнения десятков других функций, необходимых для управления замками и землями ордена, нанимались люди со стороны, которым не нужно было соблюдать принятый в ордене обет безбрачия. Доходы ордена также передавались снизу вверх, поступая от крестьян, живущих на землях ордена. Орден также мог получать доходы от церкви за оказанные ей военные услуги.

Город Рига имел собственные органы управления, состоявшие из совета (consulatus), в котором было двенадцать (позже двадцать) членов; некоторые из них избирались в качестве исполнительного комитета (proconsules). Глава этого комитета был первым лицом в городе (нем. borger meister). Другие члены совета выполняли функции казначея (camerarii), главы правоохранительных структур (advocatus), а также главного секретаря и архивариуса (sindicus). По мере роста населения города, его торговой деятельности, а также по мере того, как город обретал контроль над все большим количеством земель за пределами своих стен, каждая из этих должностей требовала все большего количества чиновников. На протяжении XIII в. наиболее активную борьбу город вел с архиепископством. В конце концов, именно архиепископ Альберт основал город. Местопребывание архиепископов также было в Риге, и эти церковные иерархи не хотели отказываться от формального и неформального влияния на лидеров купеческих и ремесленных гильдий города. Борьба Риги за независимость от контроля церкви представляла собой местную вариацию активной борьбы, которую вели в XII–XIII вв. новые города, появившиеся по всей Западной Европе и стремившиеся к независимости от светских землевладельцев и церковных структур, на землях которых они возникали. Среди постоянных стычек между церковью и орденом Рига и другие растущие города конфедерации (Цесис, Валмиера, Вентспилс, Кулдига, Валка, Лимбажи, Кокнесе, Страупе, Тарту, Таллин) укрепились благодаря престижу и колоссальным экономическим выгодам, приобретенным благодаря членству в Ганзейской лиге, союзе городов Северной Европы, с XIII столетия контролировавшей торговлю и торговые пути в этом регионе.

Постепенно увеличивая возможности влияния и контроля благодаря постоянному росту числа приходов и замков, церковь и орден к концу XIII в. были в состоянии справляться с большинством проблем, связанных с населением, не принадлежавшим к вышеописанным группам новой элиты. Эта сеть влияния как магнит притягивала иммигрантов из Западной и Центральной Европы — людей, обладавших воинской доблестью, ремесленным или литературным мастерством, управленческими талантами или предприимчивым умом. Церкви и ордену были постоянно нужны люди для выполнения разнообразных обязанностей как в административных центрах, так и в поместьях, становившихся основным способом организации сельскохозяйственной деятельности. Рига и другие развивающиеся города могли обеспечить занятость для многих, причем конкуренция за эти должности лишь незначительно усиливалась за счет энергичных претендентов из числа коренного населения — то есть из числа крестьян, — если только они не были готовы к ассимиляции с новыми немецкоязычными элитами. В любом случае процесс ассимиляции занимал несколько поколений, прежде чем крестьянское происхождение забывалось. То, что новые элиты оставались в численном меньшинстве — возможно, их было не более 10–15 % общего населения Конфедерации, — не воспринималось как политическая угроза. В конце концов, такой же баланс между элитой и остальным населением существовал и в других королевствах Западной и Центральной Европы, а именно из этих источников правящие силы Конфедерации черпали представления о правильном и надлежащем.

Великое княжество Литовское

К XIV в. ситуация в Ливонской конфедерации с ее соперничающими составными частями уже резко отличалась от того, что происходило в литовских землях на юге. Там также происходило распределение властных функций, однако этот процесс затрагивал лишь местное население, а не пришлых чужаков. Под властью династии Гедиминовичей Литовское государство быстро приобрело облик западноевропейского государства: его правитель обозначался термином «великий князь» (лит. kunigaikstis, лат. magnus rex), ниже его на иерархической лестнице располагалось несколько ступеней подчинявшихся ему «аристократов», а потом — множество «простого народа», состоявшего из горожан, ремесленников, купцов и крестьян. Гедимин и его преемники завершили трансформацию потенциальных политических соперников в страту бояр — местных правителей, связанных узами верности с великим князем и получивших от него земли в соответствии с феодальной моделью. Этот процесс в центре Литвы — в Аукштайтии и Жемайтии — коснулся почти исключительно тех, кто говорил на литовском языке. В конце концов, Литовское княжество (также иногда определяемое как «Великое княжество») распространилось на юг и юго-восток, причем в процессе социально-политического роста в него вошли менее значительные славянские княжества. К концу XV в. Гедиминовичи и их преемники Ягеллоны (от имени князя Ягайло, по-польски Ягелло, правившего в 1377–1387 гг.) смогли создать полиэтничное могущественное государство, граничившее на востоке с Великим княжеством Московским, а на юго-востоке достигавшее земель татарской Золотой Орды и Черного моря. В правление Миндовга население Великого княжества Литовского оценивалось приблизительно в 300 тыс. человек, при этом около 270 тыс. из них проживали на исконно литовских территориях; к 1500 г. великие князья литовские уже правили территорией, где проживало около 1,5 млн подданных, лишь треть из которых жила в литовских землях. Благодаря своему положению в столь значительном и сложном политическом образовании литовская правящая элита достигла вершин, которых не удалось достичь никаким другим народам восточного побережья Балтики; в результате эта группа также стала важной силой, имевшей значение для геополитических процессов, происходивших как в Центральной Европе, так и на Руси. Однако, чтобы удерживать внимание именно на народах побережья Балтики, следует сконцентрироваться не столько на государстве, созданном Миндовгом и его преемниками, сколько на литовцах, живших в этом государстве. Как мы увидим, история Литовского государства не идентична истории литовцев как народа — ни в Средневековье, ни в последующие эпохи.

Вопрос, почему коренное население северной части побережья подчинилось пришельцам извне, а литовцы этого не сделали, до сих пор остается загадкой и предметом споров историков. У всех была одна и та же точка отсчета — небольшие племенные общества в XI в., и ничто не позволяло предположить, что эсты, латгалы, курши, земгалы и ливы были изначально менее способны отразить вторжения извне (то есть были менее воинственными, более склонными к междоусобным спорам или менее дальновидными), чем литовские племена. Частично дело было во времени: стратегия крестоносцев заключалась в том, чтобы сначала подчинить языческие народы северной части побережья и лишь потом двинуться на юг, что дало Миндовгу — великому князю, объединившему литовцев, — двадцать-тридцать лет, чтобы организовать эффективное сопротивление до того, как намерения крестоносцев стали очевидными. Многое могло зависеть от особенностей конкретных лидеров: очевидно, что Миндовг и его преемники были достаточно убедительны и безжалостны, чтобы одолеть внутреннюю оппозицию и создать государство, в отличие от вождей северных народов, ни один из которых не смог добиться устойчивой власти, имея время для решения этой задачи; кажется, только эстонский правитель Лембит обладал необходимым для этого потенциалом. Главенство этих вождей являлось кратковременным; они не были заинтересованы в том, чтобы распространить свою власть территориально (а возможно, и не способны на это). Еще один частичный ответ может касаться географического положения: покрытые лесами и болотами литовские земли были далеко не так доступны для вторжения, как северные земли, что ясно показали неоднократные неудачные попытки тевтонцев проникнуть в Жемайтию. К концу XIII в., когда захватчики закончили завоевание северной части побережья Балтики под знаменем христианизации и смогли обратить все свое внимание на оставшихся язычников — литовцев, сопротивление этого народа уже могло опираться на могучую основу в виде государства, способного обеспечить защиту. Когда великий князь Ягайло принял христианство в 1387 г., он поступил так потому, что нашел такой шаг выгодным для государства, а не потому, что его землю завоевали крестоносцы.

17
{"b":"921181","o":1}