Если сохранявшееся присутствие местного языческого населения в северо-восточном углу Европы и было раздражающим фактором для убежденных христиан, то они, скорее всего, имели иные планы, в том числе и личные, относительно Балтийского побережья и населявших его народов.

Христианские правители видели здесь вакуум власти. Ко второй половине XII в. ни одно из местных племенных сообществ не стало доминирующим; ни одно не являлось ни достаточно многочисленным, ни настолько хищным, чтобы выступить в роли захватчика и претендовать на подобный статус в ближайшем будущем. Не было там и могущественных лидеров, стремившихся к объединению своего народа, что могло бы стать первым шагом к доминированию над остальными. Прибрежные общества нельзя назвать беззащитными, хотя они являлись при этом заманчивой мишенью для тех чужаков, которые уже поняли, как добывать власть и как ею пользоваться в личных, династических и политических целях. Когда во второй половине XII в. на Балтийское побережье прибыли первые христианские миссионеры из Западной Европы, они, возможно, невольно вдохновили на это тех, для кого территориальные захваты и спасение душ были двумя сторонами одной медали.

Вторая половина XII в. ознаменовалась не только началом постоянного притока чужестранцев из Центральной Европы на восточное побережье Балтики. С этого же времени становится возможным излагать историю региона в виде повествования, предполагающего последовательность событий, подтвержденные даты и узнаваемых персонажей. Чужестранцы и способствовали появлению исторического нарратива — особенно те немногие из них, кто желал сохранить в истории память о своей победе над язычниками Балтийского региона: Генрих Латвийский с его «Хроникой», охватывающей период примерно до 1230 г.; анонимный автор «Ливонской рифмованной хроники», излагающей события вплоть до конца XIII в.; те вожди победителей, что подписывали соглашения, в которых уточнялось, как именно должна быть распределена добыча. Соответственно, многое из того, что мы знаем, — это история, написанная победителями, у которых теперь имелась твердая уверенность в том, что Бог на их стороне. Голоса потерпевших поражение не звучат в этих рассказах, поскольку они не писали историю, и их реакцию можно только подразумевать, исходя из поведения во время долгих десятилетий вынужденной покорности завоевателям.

С точки зрения чужестранцев, начало истории не предвещало ничего хорошего. Изолированные случаи сравнительно ограниченных миссионерских усилий западных церковников отмечаются довольно рано: в Литве это имело место в начале XI в., на земле куршей — в конце того же столетия, на территории Эстонии — в 60-е годы XII столетия. Однако в конечном итоге все эти действия не имели видимых последствий. Почти то же самое произошло с усилиями двух монахов, решивших водным путем — по известной всем Даугаве — попасть на побережье, а также с трудами августинца по имени Мейнард в 80-е годы XII в. и цистерцианца по имени Бертольд в 90-е годы XII в. Оба они проповедовали среди ливов, которые были почти невосприимчивы к их миссионерской деятельности. Мейнард, который долго пробыл среди ливов, по крайней мере, построил церковь в Икшкиле, в 60 км выше устья Даугавы. Бертольд же был убит в стычке с ливами вскоре после своего прибытия. Оба первопроходца получили от пап, одобривших их миссии, титул епископа Ливонского. Титул ясно подчеркивает серьезность предпринятых усилий, поскольку на тот момент у церкви не было в описываемом регионе ни паствы, на которую она могла бы опереться, ни территории, на которую можно предъявить права. Эти две попытки проникновения церкви на побережье Балтики больше напоминают предшествовавшие неудачные опыты, чем все, что происходило в дальнейшем. Они даже менее успешны, чем усилия православных миссионеров по обращению язычников на востоке Латгалии, где были крещены несколько местных племенных вождей; впрочем, это обращение тоже не носило устойчивого характера.

Направленность западных усилий стала очевидной в 11991200 гг., когда на берегах Даугавы высадился Альберт фон Буксгевден. Альберт, уроженец немецкого города Бремен, получил от папы Иннокентия III титул третьего епископа Ливонского вместе с правом осуществлять деятельность под прикрытием крестового похода. В отличие от своих предшественников Альберт, очевидно, обладал стратегическим мышлением. Его миссионерскую деятельность охраняли сначала 23 саксонских воина, впоследствии их число выросло до пятисот. Осознавая стратегическую уязвимость плацдарма в Икшкиле, Альберт смог убедить ливов, живших возле устья Даугавы, разрешить ему (в 1201 г.) построить город, получивший название Рига, лишь в 15 км от устья реки. Там немедленно началось строительство некоего подобия его штаб-квартиры. Рига стала укрепленным пунктом и местом, из которого можно развивать экспансию в любых направлениях. Вторым по важности человеком после Альберта был брат Теодорих — столь же энергичный, как и его начальник. Благодаря его усилиям военный контингент Альберта (воины, приехавшие вместе с ним, и те, что прибыли позже) превратился в крестоносный Орден меченосцев (более точно — Орден рыцарей Христа — fratres militiae Christi), который должен был следовать уставу тамплиеров. Очень скоро этим воинам-монахам стали жаловать земли, отнятые у ливов.

Папа Иннокентий III позволил небольшой группе купцов в составе населения Риги установить монополию на торговлю по Даугаве на значительном протяжении. Короче говоря, Альберт и его окружение, состоявшее из церковных, военных и торговых элементов, изначально вели себя так, как если бы они уже были хозяевами территории, на которую лишь недавно прибыли. Ответная реакция ливов — а на этих ранних стадиях чужестранцы имели дело только с ними — оказалась неопределенной. Возникшее с их стороны вооруженное сопротивление было легко подавлено. Среди ливов не наблюдалось единства в отношении захватчиков. А окружение Альберта использовало любые способы — включая захват заложников, угрозы, подкуп и ложь, — чтобы закрепить свое присутствие.

Закрепившись в этом связующем пункте, пришельцы могли выбирать: продвигаться ли во всех направлениях, поскольку их плацдарм Рига со всех сторон был окружен землями язычников и языческим населением, или же осуществлять пошаговую стратегию завоевания. Они выбрали второе и приступили к полному подчинению ливов. Силы Альберта уже преуспели в обращении некоторых ливских вождей, ставших союзниками крестоносцев в действиях против других племен ливов. Продвигаясь в глубь страны по Даугаве, крестоносцы захватывали их поселения и городища и к 1206 г. уже контролировали оба берега реки. Каждая победа сопровождалась обращением язычников, постройкой храма в завоеванной местности и присоединением ее к владениям епископа. Наступление крестоносцев продолжалось на восток, северо-восток и юго-восток. Они постепенно подавили сопротивление на оставшихся ливских территориях на севере, успешно захватили земли селов к югу от Даугавы и затем двинулись на территории латгалов непосредственно к востоку от земель ливов, а также на север, к эстам. Реакция местного населения была разной: несмотря на сопротивление, которое крестоносцы преодолевали вооруженным путем, они успешно рекрутировали воинов из числа побежденного местного населения для дальнейших сражений с их братьями-язычниками. По меньшей мере, один из вождей селов бежал в поисках защиты на Русь. К началу 1208 г. папа Иннокентий III объявил о христианизации всех ливов, а также значительной части других племенных обществ к востоку от Риги.

Эти победы расчистили путь для дальнейшего продвижения, целью которого было стремление обезопасить для немецких торговцев путь вверх по всей Даугаве, вплоть до подступов к русскому Полоцкому княжеству. После достижения данной цели начались точно такие же, но имевшие смешанные мотивы действия, направленные на северные русские княжества, Новгород и Псков. По мере того как население территорий, подвергшихся вторжению, переходило под власть оккупантов, местные вожди и население переходили в христианство западного толка. В первые годы после завоевания территориальный вопрос оставался запутанным; местные вожди и подвластное им население, разумеется, теряли все права владения завоеванными землями, однако завоеватели, разделенные, в свою очередь, на две группы с различными интересами — церкви и Ордена меченосцев, — конкурировали между собой за окончательный контроль над вновь обретенными землями. Оба института по-своему участвовали в завоевании, и при этом орден номинально был создан церковью. В какой-то момент удалось удовлетворить противоборствующие стороны формулой, придуманной, чтобы решить проблему: половина новых земель переходила под прямой контроль Альберта, а другая половина подчинялась ордену. Позже формула изменилась, и большинство земель, находившихся ранее под контролем церкви, последняя стала раздавать воинам ордена в качестве фьефов. Однако жадность, проявляемая обеими сторонами на ранних этапах завоевания, оставалась основной причиной трений и даже глубокого конфликта, длившегося нескольких столетий; это чрезвычайно затрудняет определение религиозных, экономических и политических мотивов действий каждой стороны. К началу 20-х годов XIII в. церковь и орден полностью контролировали территорию побережья к востоку от Риги вплоть до русских княжеств.