Хроники, написанные триумфаторами, видели в происходящем руку Божью и на этой основе представляли победы крестоносцев неизбежными. К сожалению, мы мало знаем о видении ситуации побежденными народами и их лидерами в момент перехода власти. Конечно, имело место сопротивление, часто яростное; и в большинстве случаев обращение в христианство происходило лишь после военных поражений язычников, причем остается открытым вопрос, насколько полным было такое обращение. Племенные армии, создаваемые еще не покоренными народами, даже предпринимали превентивные нападения на чужеземцев: например, в 1210 г. Ригу атаковало сильное войско куршей, которое, однако, не смогло ее взять. Крестоносцы придерживались тактики постоянного давления до той поры, пока не сталкивались с сильным и решительным сопротивлением; но за отсутствием такого сопротивления они продолжали завоевание. В большинстве случаев решающую роль играли воинское искусство захватчиков, превосходство их войск и решимость. Кроме того, некоторые язычники демонстрировали определенный оппортунизм, выступая на стороне крестоносцев против своих еще не покоренных соседей. Существует гораздо больше свидетельств о неразберихе, об отступлении местных жителей или о соображениях расчета, чем о существовании слаженного и организованного сопротивления.
Продвижение крестоносцев в эстонские земли подчеркивает необходимость пересмотра простой модели завоевания: «мы против них», то есть «народы побережья против немецких крестоносцев», — поскольку, воюя с эстонскими племенами, крестоносцы смогли привлечь в свои войска множество ливов и латгалов. Каковы же были мотивы последних? Трудно предположить, что они тоже считали себя исполняющими волю Божью, даже если являлись вновь обращенными христианами. Хроники предполагают, что в данном случае имело место желание отплатить эстонцам за прежние набеги на земли латгалов и ливов. В любом случае для эстов в число врагов входили не только немецкоговорящие пришельцы из Центральной Европы, но и финно-угры (ливы) и балты (латгалы). Продвижение в Эстонию началось в 1208 г. с атаки на крепость Отепя, расположенную к северу от уже завоеванных латгальских земель. За неудавшимся нападением эстов на крепость крестоносцев Цесис (нем. Венден) в Латгалии в 1210 г. последовала их победа над орденом и его союзниками на реке Юмера в том же районе. Контратака крестоносцев состоялась в 1211 г. и была направлена на крепость Вильянди, расположенную в глубине Эстонии, с чего и начались победы ордена на этих землях. Эсты вновь ответили, углубившись далеко на юг ливских земель и дойдя до замка Турайда, намереваясь после этого снова атаковать Ригу. План провалился, эстов остановили, и было заключено перемирие. Одновременно эсты были вынуждены столкнуться еще с одним врагом, на этот раз — с востока. Вожди русских княжеств, Новгорода и Пскова, стремясь то ли помочь немцам, то ли, напротив, опередить их (летописные источники не дают точного ответа), то ли просто захватить эти земли, пока эсты заняты другими проблемами, в 1210–1211 гг. вторглись в эстонские земли, одновременно пересекая южный конец Чудского озера и обходя его.
После примерно четырехлетней передышки, в 1215 г., столкновения такого рода на землях эстов возобновились. Ни одна сторона не одерживала решающих побед, однако орден захватил значительную территорию, где основал постоянные поселения, способствовавшие еще более глубокому продвижению на север. Некоторые из походов включали в себя морскую составляющую: части сил эстов перемещались с острова Сааремаа на большую землю на лодках, пока другие пытались блокировать устье Даугавы, топя там большие корабли. В это время орден и его местные союзники осуществляли и завершали христианизацию Уганди и Сакалы, двух значительных районов Эстонии к северу от латгальских и ливских земель. Это массовое обращение в христианство в конце концов продемонстрировало масштаб потенциальной немецкой угрозы Пскову, который также предпринял военный поход в земли, примыкающие к Уганди. Крестоносцы отреагировали, в этот раз действуя вместе с (номинально) крещеными южными эстами, и остановили вторжение Руси в Отепя в 1217 г.
Даже после десятилетия вооруженной борьбы северная часть земель эстов оставалась вне контроля немцев, что позволило попытать удачи двум другим претендентам на присутствие в регионе. Сначала, в 1219 г., это были датчане, которые и ранее проявляли определенный интерес к территории Эстонии; они прибыли морем на место, где позже будет построена крепость Таллин. После жестоких битв с эстами, сопротивлявшимися вторжению, они, в конце концов, создали укрепленный плацдарм и стали пытаться обратить в христианство живущих поблизости эстов, стремясь таким образом опередить немецких крестоносцев. В течение какого-то времени датское присутствие в этих местах казалось утвердившимся. Затем, летом 1220 г., шведское войско вторглось в Лаанемаа, эстонский район Балтийского побережья, и потерпело там фиаско; шведский флаг на этом берегу не развевался и года. Победа над шведами придала эстам сил, и они смогли успешно противостоять датчанам под Таллином; те же, в свою очередь, переоценили свои возможности, вторгшись на остров Сааремаа. Эти две победы над скандинавами, вероятно, внушили вождям эстов мысль, что совершенные ранее территориальные захваты ордена также можно обратить вспять, и 1223 год был отмечен повсеместными выступлениями эстов против ордена и его союзников. Предпринимая данную попытку, эсты вели переговоры о помощи с Владимиро-Суздальским княжеством и Новгородом; однако вооруженные силы княжеств, вступив в борьбу, сочли более выгодным грабить эстонские земли, а не помогать местному населению изгнать крестоносцев. К лету 1224 г. сопротивление эстов — осуществлявшееся с помощью русских союзников или без таковой — прекратилось. Лишь одно городище в районе Тарту оставалось на тот момент неподвластным ордену.
Тарту и его окрестности были покорены лишь к концу лета, после чего крестоносцы и их союзники двинулись на большой остров Сааремаа, где эстонские силы были готовы продолжать борьбу. Вторжение на Сааремаа состоялось в январе 1227 г., когда материковая часть соединилась с островом благодаря толстому льду, покрывавшему Балтийское море. К концу весны Сааремаа был также захвачен, и усилия крестоносцев по покорению земель к северу и востоку от Риги увенчались успехом. Теперь они могли обратить внимание на племена к западу и югу от своего города — то есть на земли куршей, земгалов, а также на литовские территории.
Однако перед тем, как описывать эти походы, было бы полезно подвести некоторые итоги успехам крестоносцев на данном этапе. Как отмечалось выше, хроники рассказывают о неизбежном исполнении воли Божьей, добавляя к этому несколько лестных наблюдений о военном искусстве язычников. Христианские хроники могли позволить себе проявить великодушие в подобных описаниях, поскольку их авторы полагали, что все кампании такого рода неизбежно должны прийти к закономерному финалу. Был ли этот финал действительно неизбежным, была ли это Божья воля? Введение «нового порядка» не обошлось без некоторых жертв для крестоносцев; большинство языческих обществ так или иначе оказывали сопротивление, и в хрониках на протяжении тридцати лет вплоть до конца 20-х годов XIII в. упоминается, по меньшей мере, семьдесят пять более или менее кровавых вооруженных столкновений. Победы крестоносцев лишь в какой-то мере можно объяснить военным превосходством, поскольку противники в процессе борьбы перенимали некоторые из их приемов.
Окончательные поражения ливов, латгалов, селов и эстов можно объяснить другим аспектом этого противоборства — крестоносцы действовали под влиянием идеологии (очевидно, весьма неоднозначной), в соответствии с которой конечной целью борьбы провозглашался контроль над всем побережьем, тогда как местные народы большую часть описываемого времени защищали лишь собственные территории. Даже относительно скоординированное сопротивление эстов в 1223–1224 гг. было краткосрочным: до него совместные действия эстонских племен являлись минимальными, и фрагментарность усилий не способствовала долгосрочным общим действиям даже против очевидного врага. Более того, народы побережья демонстрировали тенденцию к тому, чтобы привносить в эту борьбу и давнюю взаимную вражду; вспомним легкость, с которой крестоносцам удавалось вербовать ливов и латгалов против эстов, а также набеги эстов на южные земли. Крестоносцы знали, как эксплуатировать подобные тенденции, и использовали их для достижения своих целей. Язычники обращались к другим чужестранцам — в частности, к русским княжествам, — которые должны были видеть в окончательной победе крестоносцев опасность и для себя. Однако эти потенциальные союзники демонстрировали большую заинтересованность в расширении собственных территорий или, по крайней мере, в грабеже соседних земель. Датчане и шведы — выходцы из стран, уже принявших христианство, — также обнаружили корыстные намерения, хотя в конечном итоге их усилия на землях эстов и не увенчались успехом. Наконец, ни один из вождей язычников не был в состоянии командовать вооруженными силами, превосходящими его собственные, и это играло на руку таким лидерам, как Альберт, а также военной стратегии меченосцев. Крестоносцы имели долгосрочный план по приведению побережья под эгиду христианства; у язычников же никаких долгосрочных планов не было. Даже если бы народы побережья смогли напугать крестоносцев или вышвырнуть их из их оплота — Риги, по меньшей мере, сомнительно, что это как-то изменило бы организацию жизни в регионе. Более чем вероятно, что данные племенные сообщества вернулись бы к status quo ante [5] и собственным внутренним противоречиям.
