В 80-90-е годы XIX в. на побережье произошло слишком многое, чтобы его жители все еще могли представлять себе будущее исключительно благоприятным. Расширение влияния эстонской, латышской и литовской культуры продолжалось, одновременно усиливалось противостояние этих культур немецкой и польской культурной гегемонии; помимо всего прочего, продолжалась русификация — на литовских территориях с 60-х годов, а в балтийских губерниях — Эстляндии, Лифляндии и Курляндии — с 80-х годов XIX в. Недовольство царским правительством нарастало, временами переходя даже в глубокую ненависть; при этом десятки тысяч образованных людей учили русский язык и уходили в русские города и сельскую местность в поисках работы. Революционные события, происходившие в Империи в 1905–1906 гг., обрели несколько иной характер в Прибалтике: здесь они были связаны с сельской местностью настолько же, насколько с городами, и были направлены против балтийских немцев, польских землевладельцев и русского автократического режима. Хотя XX век начался довольно спокойно, уже первое его десятилетие наглядно показало, что история побережья становится гораздо более наполненной событиями: лишь некоторые сферы жизни обошлись без крупных перемен. Годы с 1906-го по 1914-й были очень неспокойными: происходило заигрывание царя с парламентаризмом в масштабе всей Империи (была избрана Дума), ослабла цензура (в 1904 г. снят запрет на книги на литовском языке), наметилось обострение электоральной борьбы в городах побережья и продолжился рост городской индустриальной рабочей силы.

В августе 1914 г., несмотря на взаимные обязательства о ненападении, крупнейшие европейские державы оказались вовлечены в войну; при этом менее значительные страны и народы, не имевшие собственной государственности, стали невольными участниками военных действий, страдая от вторжений, оккупации и опустошений. В первые месяцы Первой мировой войны существовало распространенное мнение, что война «закончится к Рождеству» 1914-го, но по мере развития конфликта ожидания приходилось постоянно пересматривать. На Западном и Восточном фронтах военные действия превратились в «позиционную войну» с отдельными очагами сражений, уносивших жизни многих тысяч человек с обеих сторон. Использование отравляющих газов показало, как современные технологии делают военные действия еще менее гуманными. Прошли 1915, 1916 и 1917 годы, воюющие стороны лишились значительной части людских и прочих ресурсов, а победы какой-либо державы так и не просматривалось. Поддержка правительств народом шла на спад во всех воюющих странах, особенно в таких старых монархических государствах, как Германия, Россия и Австро-Венгрия. Вступление в войну Соединенных Штатов благоприятствовало странам Антанты — Англии, Франции и России в том числе, и в ноябре 1918 г., после отречения немецкой династии Гогенцоллернов, было заключено перемирие, остановившее сражения.

К этому времени династия Габсбургов оставила австро-венгерский трон, а Романовы — русский; в марте 1917 г. Николай II отрекся от престола, и власть перешла к Временному правительству. В ноябре того же года произошел переворот, в результате которого Временное правительство было свергнуто, и к власти пришло правительство нового типа, основывавшееся на идеях марксизма-ленинизма и пытавшееся на протяжении следующих нескольких лет отстоять свои позиции в жестокой гражданской войне. В последние годы Первой мировой войны народы западных приграничных районов Российской империи, находившиеся ранее в подчиненном положении, увидели возможность отделения и провозглашения себя независимыми суверенными нациями. Рождение этих наций в Северо-Западной Европе происходило параллельно с появлением в Центральной и Юго-Восточной Европе государств — преемников бывших составных частей Габсбургской и Османской империй. К 1920 г. на карте Европы возникло около пятнадцати новых государств, основанных в соответствии с принципом, согласно которому каждая европейская нация должна иметь собственное национальное государство. Впрочем, границы вновь образованных государств, утвержденные в результате трехлетних послевоенных переговоров, совсем не обязательно соответствовали этому принципу, поскольку многие из них стали результатом политических компромиссов, а не четкого отделения одной нации от другой.

Как не раз случалось и раньше, внешние события повернули ход истории побережья в неожиданную сторону. На этот раз поворотными событиями стали Русско-японская война 1904–1905 гг. на Дальнем Востоке и затем беспрецедентные события 1905 г., значительно подорвавшие авторитет власти по всей Империи. Поражение вооруженных сил России от японцев, воспринимавшихся ранее как существенно менее сильный противник, обнаружило слабость Империи, что не могли не использовать критики самодержавия, причем далеко не только радикально настроенные. В ноябре 1904 г. съезд земских организаций в Петербурге потребовал создания представительного органа и гражданских свобод, что тут же нашло отклик у других социально-политических классов. «Кровавое воскресенье» 22 (9) января 1905 г., когда демонстрацию рабочих, шедших к царскому дворцу встретили войска (70 демонстрантов были убиты и 240 — ранены), дало критикам возможность считать правительство коррумпированным, некомпетентным и неспособным ответить на «чаяния народа» чем-либо другим, кроме насилия. Прибалтийские газеты немедленно откликнулись на данное событие, хотя и в умеренном ключе; однако эти отклики подвигли радикально настроенных социалистов начать серию митингов, стачек и забастовок, эффект которых в течение года нарастал как снежный ком, что позволило комментаторам из числа балтийских немцев говорить о «балтийской революция».

Хотя события 1905 г. на побережье, несомненно, обрамляли действия петербургского правительства и его реакция на общую ситуацию, они представляли собой нечто большее, чем просто «региональный вариант» общероссийского революционного движения. Разумеется, между тем, что происходило в российских и прибалтийских городах, было много общего. Забастовки и всякого рода беспорядки, инициированные главным образом социалистами (социал-демократами), происходили повсюду: в Вильнюсе, Каунасе, Риге, Таллине, Нарве и Пярну. Социалисты, ряды которых существенно поредели после арестов, все еще оставались наиболее организованной и, соответственно, наиболее могущественной силой на побережье, которая могла бы извлечь выгоду из происходящего; однако их разделяли различные представления о конечных целях: более умеренные стремились к улучшению условий труда, радикалы хотели бы изменить все общество, а остальные занимали позиции между этими крайностями. Студенты университетов также активно участвовали в событиях, организуя марши протеста и поддерживая действия рабочих.

Организованная деятельность на эстонских территориях в 1905 г. в основном осуществлялась Российской социал-демократической рабочей партией; ее эстонский аналог появился в Тарту лишь в августе. В Латвии инициатива была подхвачена Латвийской социал-демократической рабочей партией (основанной в 1904 г.), а также рижской ветвью Всеобщего еврейского рабочего союза (также известного как Бунд), организованного в 1897 г. Эти объединения оставались наиболее активными на протяжении всего года. На литовских землях взаимоотношения радикальных группировок были гораздо более сложными, иногда затрудненными пересечением интересов Бунда (зародившегося в Вильнюсе и действовавшего в основном в Литве), Российской социал-демократической рабочей партии, Польской социалистической партии и Литовской социал-демократической партии (созданной в 1896 г.). Характерной чертой «революции 1905 года» в Прибалтике являлось отсутствие центральной организации: в ней не было ни лидера, ни комитета, ни «штаба», откуда исходили бы указания, и никакой общей координации действий, за исключением забастовок промышленных рабочих отдельных предприятий. Больше всего вспышки насилия на побережье ассоциировались с деятельностью радикального крыла в городах и на селе; при этом радикалы сводили местные счеты и вели неорганизованную борьбу с символами царской власти, политикой русификации и помещиками из числа балтийских немцев.