Дальше оказалось просто: она метнулась вправо, немного пробежала по главной улице вплотную к стене, ушла на боковую улочку. Здесь огляделась и прислушалась, но преследователя не было видно и слышно.

Тогда она двинулась в сторону входа, куда пошли Брунгильда и Гундольф.

Теплиц было две, обе преогромные, у каждой — серое каменное пузо и такие же бока, металлические рёбра и стеклянная шкура. Если бы такая стояла не вдоль стены, а поперёк, то заняла бы целый переулок. Некоторые дома в городке строились в два этажа, но макушки теплиц поднимались ещё выше.

Видимо, спутники Хитринки ждали, пока стражники, привлечённые звуком, отойдут достаточно далеко. Так что она, быстро вернувшись, даже успела поглядеть на представление.

Брунгильда расстегнула форменную куртку и шла, тесно прижимаясь к Гундольфу. Оба выглядели весёлыми. Оставшийся у входа стражник с недоумением глядел то на неё, то на него и не понимал, бедняга, что тут происходит. Он даже ружья не поднял — форма на плечах незнакомцев усыпила его бдительность.

Так что когда Брунгильда убрала правую руку из-за широкой спины Гундольфа и оказалось, что в руке этой у неё ружьё, несчастный страж не успел и пикнуть. Он лишь поднял ладони, и его оружие быстро перешло к Гундольфу.

Хитринка между тем следила, не возвращаются ли другие охранники от противоположного конца теплицы. Её напарники не увидели бы их до тех пор, пока те не вышли бы из-за ближайшего угла. Но всё было чисто.

Гундольф повесил чужое ружьё за плечо и протянул ладонь, стражник что-то ему вручил. Видно, ключ. И когда Гундольф принялся возиться с болтающимся замком, с трудом управляясь левой рукой, Хитринка вдруг ощутила, что неведомая сила захлёстывает её за шею и тянет назад, прижимая к чему-то твёрдому. Запахло шерстью и табаком.

— А ну, замрите! — раздался над ухом жёсткий голос. — Отойдите от двери. Женщина, медленно положи ружьё на землю, или я сверну шею девчонке. Ты, второй, тоже бросай ружьё.

Хитринка тем временем трепыхалась беспомощно, едва доставая носками башмаков до земли и вцепившись пальцами в чужой жёсткий рукав, чтобы освободить хоть немного места для дыхания. Как она могла прозевать стражника, почему не подумала, что он подойдёт сзади? Отвлеклась, загляделась, вот растяпа! И чтобы вырваться, не могло быть и речи, и даже не достать до руки, чтобы укусить.

Стражник между тем прижал её сильнее, чтобы не дёргалась, даже в ушах зазвенело. Брунгильда, державшая на мушке человека у двери, обернулась на окрик. Она подняла левую руку ладонью вперёд в знак того, что сдаётся, и начала медленно наклоняться, чтобы опустить ружьё на землю.

И вдруг вскинула его и выстрелила — Хитринка даже испугаться не успела, что Брунгильда может промахнуться. Хватка на горле сразу ослабла, но стражник, падая навзничь, утянул за собой и её.

Хитринка кое-как села и закашлялась, растирая шею. Брунгильда уже была тут, протянула руку, рывком поднимая Хитринку на ноги.

— Иди к Гундольфу, — приказала она, и в голосе звучал гнев. — И не оборачивайся.

И почти сразу за спиной раздался звук, как будто башмаком с размаху вступили в грязь.

Хитринка попыталась сделать так, как ей было велено, хотя ноги совсем не слушались. Запоздало накрыл страх. Между тем Гундольф, кое-как удерживая ружьё, заставил стражника отпереть замок. Он обернулся на что-то за спиной Хитринки и покачал головой.

Горожане оказались даже не в самой теплице, а в небольшом закутке внутри, где хранился инвентарь и разные садовые машины. Едва замок открылся, наружу тут же высыпала целая толпа. Все эти люди не выглядели добрыми, многие прихватили что-то в качестве оружия. Против пули, конечно, эти штуки с зубцами, садовые ножницы и лопаты мало чем помогли бы, но здесь и сейчас Гундольфа не спасло бы и ружьё. Прошло несколько неприятных минут, пока рабочие сообразили, что этот человек на их стороне.

Они заперли стражника в этом же помещении, и Гундольф отдал ключ одному из рабочих. Тем временем вернулась Брунгильда — она потеряла куртку, зато тащила три ружья и два из них тут же вручила людям, которые заверили её, что умеют стрелять.

— Послушайте! — крикнула она. — Люди правителя у ворот, их там около двух десятков, и все вооружены. Все города Лёгких земель сейчас поднялись против Ульфгара. Рабочие бастуют. Шахты севера затоплены, все фабрики и предприятия города Пара стоят, железная дорога разобрана. Здесь, в Замшелых Башнях, довольно спокойно. Вам не обязательно ввязываться в бой, достаточно пересидеть где-то.

— Мы не трусы! — воскликнул светловолосый парнишка, до того молодой, что его можно было назвать мальчиком. — Пусть Ульфгар сгинет!

— Молчал бы, — одёрнул его бородатый мужчина постарше. — Мы тут не так и плохо жили...

— Вы справлялись только благодаря папаше Нику, — твёрдо сказала Брунгильда. — Уж мне известно, как он заботился о своих работниках. Такую щедрую плату ещё поискать, в теплицах и на пивоварне хотели бы трудиться многие, если бы мест хватало. И папаша Ник — не союзник Ульфгару.

— Так что ж нам делать-то? — спросил кто-то из толпы.

— Пересидим! — выкрикнул кто-то.

— Погоним хоть стражников, — сказал кто-то ещё.

— А где ж папаша Ник, почему позволил нас запереть? Он хоть жив-то?

— Скорее всего, направился в город Пара, — ответила Брунгильда. — Он давно хотел поквитаться с правителем.

— Я тоже хочу в город Пара! — раздалось из толпы. — Вы хоть нос наружу совали, что с миром-то стало, видели? С каждым годом всё хуже. Я не хочу остаток жизни стыдиться, что просидел на задворках, когда другие добивались перемен!

— Тогда идите к дому папаши Ника, — приказала Брунгильда, — берите экипажи, которые там стоят, и прорывайтесь через ворота. В городе Пара отыщите «Ночную лилию», спросите Ловкача, и для вас найдут дело под силу. Там же получите оружие, если не раздобудете раньше.

Толпа с рёвом хлынула наружу. Хитринку чуть не унесло, хорошо хоть Гундольф успел придержать.

— Ты форму-то сними, — посоветовал напоследок седой рабочий с согнутой спиной. — Не то угодишь под пулю. Разбираться уже не станут.

Гундольф послушно потянул куртку, и Брунгильда взялась ему помогать.

— Не надо, — сказал он, отворачиваясь.

— Ты с одной рукой, не спорь, — отрезала она. — Теперь за остальными, живо! Сейчас у дома Эдгарда поднимется шум, нам нужно успеть проскользнуть внутрь.

Выйдя во двор, Гундольф первым делом покосился в сторону переулка, где на Хитринку напали. Там лежало неподвижное тело, зачем-то прикрытое сверху курткой, и поодаль ещё одно.

— Ну ты зверь, — сказал Гундольф Брунгильде. В голосе его, правда, не было ни удивления, ни восхищения, а только что-то похожее на печаль с осуждением вперемешку. — Где стрелять-то так выучилась?

— Уж нашла учителей, — усмехнулась та. — Подумала, в жизни пригодится, и как видишь, оказалась права.

— А я тебя, выходит, совсем и не знал, — со вздохом сказал Гундольф. — Где же та девочка, которая любила цветы и не могла сдержать слёз в театре, если пьеса оказывалась печальной?

— Та девочка, — жёстко сказала Брунгильда, — рыдала бы сейчас от страха, запертая вон там, под замком, потому что не смогла бы дать отпор. А может, она и вовсе бы сюда не добралась.

— Или она не оказалась бы тут, — возразил её собеседник. — Не влезла бы во всю эту грязь.

— Я давно уже не та девочка, Гундольф, — отрезала Брунгильда. — Прекрати пытаться разглядеть её во мне. Не время для разговоров, идём.

И она так стремительно зашагала вперёд, что пышные юбки зашумели, обвивая её щиколотки. Хитринка двинулась следом, недоумевая, отчего это Гундольф недоволен. Она и сама хотела бы стать хоть чуточку смелее и выучиться стрелять как следует. Правда, потом остаток жизни молилась бы, чтобы это ей никогда не пригодилось.

У входа в «Усы Гилберта» между тем стало оживлённо. Одну машину уже завели, и она медленно пробиралась сквозь толпу. Несколько людей Эдгарда, расставив руки, пытались остановить рабочих, но те не внимали уговорам.