И ещё напоследок донеслось насмешливое:

— Слышал, учиться он хочет!

Торговец отыскался быстро. Он стоял как раз в нужном переулке, оставив тележку в стороне, и о чём-то негромко беседовал с щуплым седобородым стариком.

Дорогу пересекал канал, и мальчишка спрятался в тени каменной ограды. К несчастью, шум из мастерских и плеск воды совершенно заглушали голоса, так что не удавалось разобрать, о чём говорили старик и торговец.

Но вот они направились к телеге (мальчишка отполз дальше в тень, едва ли не лёг прямо в грязный талый снег). Старик заглянул в один мешок, в другой и махнул рукой.

Мальчишка наблюдал, не зная, что может сделать. И когда увесистые мешки перекочевали с телеги в мастерскую, а торговец, пряча на груди туго набитый кошель, скрылся из виду, хвостатый поднялся, отряхнулся от снега и грязи, подошёл к деревянной синей двери и решительно застучал.

Дверь открыл тот самый старик.

— Чего тебе? — неприветливо глядя, спросил он.

— У вас мой волк, — волнуясь, ответил мальчишка. Что ещё сказать, он не знал.

Старик явно забеспокоился. Брови его так и подскочили над толстыми стёклами очков, глаза округлились.

— Какой ещё волк? — ахнул он. — Что городишь-то? Проваливай!

— Торговец продал вам волка, — упрямо произнёс мальчишка. — А это не его зверь, а мой.

Его собеседник вытянул тощую шею, быстро оглядел переулок, а затем схватил хвостатого за шиворот и втянул внутрь.

Здесь было тепло, а воздух от сполохов огня казался жёлтым. Мальчишка даже ненадолго забыл о волке, с жадностью разглядывая необычного вида печь с круглым окошком, и стол с разбросанными деталями, сливающимися уже в одно целое, и стену с подвешенными на гвоздях инструментами.

— Говори теперь, как узнал о волке, — потребовал старик.

— Он попался в нашу ловушку, в петлю для зайцев, — сказал мальчишка. — Волк был очень слабый и совсем не злой. Я хотел понять, как его исправить, но люди в нашем поселении решили его утопить. Я достал зверя из воды, но отец узнал и отдал его торговцу.

Тут хвостатый умоляюще поглядел на старика.

— Пожалуйста, не переплавляйте его! Я всё для вас буду делать, что скажете, любую работу, только отдайте мне волка! И научите, как починить...

В лице старого мастера что-то дрогнуло и смягчилось.

— Починить и оставить, говоришь? А ты знаешь, парнишка, насколько это опасно?

— Я знаю, — сказал хвостатый. — Волк — боевая машина, отец рассказывал, и на нём людская кровь. Но я почувствовал — может, хоть вы мне поверите — этот зверь не был злым! Не станет он никого убивать!

— Почувствовал, значит, — хмыкнул мастер. — Да я не о том. Волки все принадлежат господину Ульфгару, только ему. Я уже здорово рискую, храня у себя части зверя. Такое только на переплавку, ведь если кто прознает, не сносить мне головы.

— Неужели никак не спрятать? — взмолился мальчишка. — Вон у вас места сколько! А я и словечка никому не скажу...

Старик покачал головой.

— Ну, починим волка, — сказал он, — дальше что делать с ним будешь?

Мальчишка призадумался, а затем — так само получилось — рассказал обо всей своей недлинной пока жизни. О мечтах: о механических птицах, о дышащих паром скакунах, поющих нежные мелодии жабах и светляках, которые не умирают и светят ярче любого фонаря. И о волке, что стал будто бы сбывшимся желанием, живым и близким, взывающим к помощи.

Мастер долго молчал, почёсывая лысеющую макушку, хмурил кустистые брови.

— Я могу взять тебя учеником, — наконец сказал он. — Не знаю уж, не разочаруешься ли в своих мечтах, но научу, чему умею. Только не нужно мне, чтобы ты сбежал, потому подпишешь договор. Писать умеешь?

Мальчишка помотал головой.

— Но крестик могу поставить, — тут же добавил он. — У ворот я так сделал.

— Ты небось ещё и пропуск не выправил? — догадался старик. — Ох, горюшко. Опять головой рискуешь. Э-эй, Грета! Гретка, уснула, что ли?

По лестнице спустилась рыжеволосая девочка, девушка даже, в сером простом платье, в грубых башмаках. Она оказалась на полголовы выше Ковара. Уставилась, наморщила нос.

— Это мой новый ученик, — представил мальчишку мастер. — А это дочь моя, Грета. Отведи-ка его, дочка, пропуск выправить, в городе он недавно.

— Отец, ты не видишь, что ли? — с презрением произнесла девчонка. — Это же хвостатый!

— Да уж не слепой, — ответил ей мастер, поправляя на носу очки. — Учиться и работать ему это не помешает. Веди его, говорю, к Стефану, да пошустрее!

— С таким показаться... — начала было девчонка, но отец так зыркнул на неё, что она мигом присмирела. Натянула полушубок, висевший на крюке у двери, обернулась недовольно к мальчишке:

— Пошли!

На улице спутница старалась держаться как можно дальше и делала вид, что они вовсе не вместе.

Пропуск оказался металлической пластинкой, на которой мастер выбил имя.

— В каком году родился? — спросил он, поднимая глаза на мальчика.

Тот замешкался.

— Отец рассказывал, хороший был год, — наконец растерянно произнёс он. — Грибов, ягод много, зима тёплая, лето не засушливое. Да вам-то это знать зачем?

Девчонка насмешливо фыркнула за спиной.

— Вот дурень, — покачал головой мастер. — Совсем неграмотный, что ли? Хоть лет тебе сколько, знаешь?

— Четырнадцать зим, — ответил мальчишка, прибавив себе два года.

— Значит, родился в шестом году нового мира, — сообщил мастер, подсчитав дату. — И зимами уже года не меряют, летами теперь, запомни. Готово, держи свой пропуск, да не потеряй, иначе следующей потерей может стать твоя голова. Здесь особо разбираться не будут, не с таким, как ты. А пластинки у меня все под счёт, за каждую отчитываюсь, запасных нет, понял?

Мальчишку всё это не трогало. Он счастлив был, что всё так хорошо устроилось — он попал в город, о котором столько мечтал, и в первые же минуты нашёл наставника и спас своего волка. Он будто поднимался на крыльях всё выше и выше — над тесным, покрытым сажей переулком с его дымящими кирпичными трубами, над грязной мостовой с чёрным тающим снегом по обочинам, над презрительными взглядами встречных прохожих, и всё сейчас казалось ему прекрасным. Вот только родители... позже он передаст им весточку, и они поймут.

В мастерской мальчишка расписался внизу листа, заготовленного его будущим учителем. Выше были какие-то слова, и мастер даже предлагал их зачитать, но хвостатый отмахнулся — он, мол, и так согласен. А затем бросился всё осматривать.

— Потом поглядишь, — гнал его мастер. — Сперва обустройся, я выделю тебе чуланчик под крышей, но приберёшься сам.

— Да, да... Ого, это будет цветок? А эти лепестки, они раскрываются? Ничего себе! Для чего служит вот эта штука? — сыпал вопросами мальчишка. — В этой печи плавится металл, да? Какой жидкий, ой, глядеть больно...

Затем он остановился, нахмурил брови.

— А волк — он будет храниться в моей комнате? Где он сейчас?

— Где, где... — досадливо поморщился мастер. — Говорю же, шёл бы лучше наверх, каморку свою расчищал. В печи твой волк.

— Но вы же обещали! — ахнул мальчишка.

Он подбежал к круглому окошку, упал на колени, пытаясь разглядеть за толстым стеклом хоть что-то кроме пылающего жидкого жара. Глаза мгновенно заслезились — то ли от нестерпимо яркого света, то ли по другой причине.

— Ещё спасибо мне скажешь, — сурово ответил мастер и встряхнул его за плечо. — Нечего глаза портить, не гляди! Дурень, я же спас тебя и всех нас. Держать у себя такое — верная смерть.

— Тогда я здесь не останусь! — сквозь слёзы прокричал мальчишка, стряхивая чужую руку с плеча. — Обманщик, обманщик проклятый! Не хочу у такого учиться!

— Ты договор подписал, — напомнил ему мастер. — До двадцати одного года здесь останешься. Сбежишь — жалобу подам, волков по следу пустят и отыщут, где бы ты ни был.

Хвостатый вскочил, утирая слёзы рукавом, и бросился наверх по лестнице. Там, на самом верху, его и нашла Грета, скорчившегося в углу — он не знал, куда дальше идти.