Следствие наконец закончилось, и в июле сорок пятого дело Кунгурцева было передано в суд.

Петр Петрович не спеша, с явным удовольствием выпил почти полный стакан воды, прокашлялся и сказал, что на этом заканчивает свое первое выступление. Он попросил курсантов задавать вопросы.

— А спрятанные Кунгурцевым ступы нашли? — выкрикнул кто-то из зала.

— Нет, хотя мы настойчиво искали. Кстати, местность, где Кунгурцев переходил границу, опознали, по его рассказу, довольно точно.

— Почему был возможен такой переход границы?

— Для охраны ее тогда использовалось воинских частей маловато. Кунгурцеву, кроме того, здорово помогли непогода и профессиональная подготовленность.

— Почему японцы послали своего агента под видом солдата, а не офицера?

— Для визуальной разведки солдат лучше подходил. Рядовому легче маскироваться.

— Почему Кунгурцев среди «действующих» документов хранил чистый бланк?

— В день, когда его задержали, он допустил грубую ошибку: заранее достал чистый бланк из пристегнутого к ноге пакета. Сделал это потому, что срок «командировки» у него кончался и надо было приготовить новое «предписание». Кстати, все документы он подделывал искусно, их неоднократно проверяли комендантские посты, но подделок не обнаруживали.

— Почему прервалась связь Кунгурцева с его хозяевами?

— Возможно, японцев насторожило столь быстрое и легкое приобретение Кунгурцевым подлинных документов для проникновения в воинскую часть. Поэтому они решили перепроверить своего агента: не действует ли он под диктовку нашей контрразведки.

— А Сеня отыскался?

— Конечно. Им оказался рядовой Ухов Семен Ильич, сорокадвухлетний забайкалец. Просто Сеней его звали за малый рост и щуплую фигуру. Это был ценный свидетель, его вызывали на допрос. Кунгурцев опознал Ухова среди группы военнослужащих, а Ухов в свою очередь подтвердил ряд показаний арестованного. Кстати, узнав, что Кунгурцев шпион, Сеня пришел в ярость, грозился кулаком: «Тебя как человека приютили, а ты змеей оказался!» Сеня долго плевался и брезговал находиться в одной комнате со шпионом…

На очередную встречу с Петром Петровичем прибыли все свободные от нарядов курсанты и многие преподаватели — зал был заполнен до отказа.

— Наступил август 1945 года, а с ним и канун важных событий на Дальнем Востоке, — увлеченно продолжал свой рассказ Петр Петрович. — Дни в Приморье стояли теплые, мягкие. Нещадно палившее до ©того солнце словно бы подобрело, а несильные ветры приносили с океана освежающую прохладу…

Наши войска, находящиеся на Дальнем Востоке, практически уже были готовы согласно договоренности с союзниками вступить в войну с дальневосточным партнером разгромленной гитлеровской Германии.

Японские милитаристы хозяйничали в Маньчжурии более десяти лет — основательно закрепились здесь, превратив этот район в важный стратегический плацдарм для осуществления своих разбойничьих планов. Маньчжурия — одна из первых жертв японских самураев, мечтавших о мировом господстве. Кстати сказать, еще в середине двадцатых годов тогдашний премьер-министр и министр иностранных дел генерал Гиити. Танака так вещал: «Япония не может устранить затруднения в Восточной Азии, если не будет проводить политику «крови и железа»… Для того чтобы завоевать мир, мы должны сначала завоевать Китай… Имея в своем распоряжении все ресурсы Китая, мы перейдем к завоеванию Индии, Архипелага, Малой Азии, Центральной Азии и даже Европы, Но захват в свой руки контроля над Маньчжурией… является первым шагом, если раса Ямато желает отличиться в континентальной Азии… в программу нашего национального роста входит, по-видимому, необходимость вновь скрестить наши мечи с Россией…»

Мечи скрестились на Хасане и Халхин-Голе. Японские самураи получили сокрушительный удар, но не отказались от своих агрессивных планов.

Дальневосточный агрессор особенно тесно увязывал свои грабительские цели с планами гитлеровцев. Германия, Италия и Япония подписали так называемый «антикоминтерновский пакт». В японских правительственных и военных кругах был взят курс на подготовку «большой войны» против СССР.

Но японцы не хотели снова быть битыми — выжидали, тщательно готовились к войне с нами. На протяжении всей войны Советского Союза против гитлеровской Германии они систематически устраивали на границе провокационные наскоки, держали в готовности на границе с СССР миллионную Квантунскую армию.

Победа советского народа над фашистской Германией спутала и сорвала агрессивные замыслы японских милитаристов. Однако факт оставался фактом: агрессивный плацдарм в Маньчжурии еще существовал. Здесь под ружьем стояла хорошо обученная, самая сильная армия Японии. Одержать победу над ней непросто: нужно было всесторонне подготовиться к предстоящим сражениям…

Сотрудники отдела контрразведки «Смерш» 1-й Краснознаменной армии перебазировались тогда в таежный распадок ключ Гремучий, в район госграницы. Разместились в штабных автобусах, палатках и шалашах. С началом военных действий нам предстояла схватка с коварной и изощренной японской разведкой. Квантунская армия наряду с войсковыми разведывательно-подрывными подразделениями располагала в Маньчжурии большой сетью крупных территориальных разведорганов, так называемых японских военных миссий. Они пытались вести широкую шпионско-подрывную работу на территории советского Дальнего Востока, Забайкалья и Сибири, а также руководили специально подготовленными отрядами «Асано», предназначенными для диверсионных и террористических актов в тылу советских войск.

1-й Краснознаменной и 5-й армиям, входившим в ударную группу 1-го Дальневосточного фронта, предстояло нанести мощный рассекающий удар из Приморья на Муданьцзян и Харбин и, вместе с войсками Забайкальского фронта, разобщить основные японские войска в Маньчжурии.

В полосе наступления 1-й Краснознаменной армии, которой командовал старый дальневосточник генерал-полковник Белобородов А. П., находились крупные Лишучженьская, Муданьцзянская и Харбинская японские военные миссии. Ближайшая из них, Лишучженьская миссия, расположенная километрах в восьмидесяти от границы, имела в своем составе более десяти офицеров из числа японцев и русских эмигрантов, охранный отряд, а также ряд филиалов и постов у границы, занимавшихся переправой на нашу территорию своей агентуры, подслушиванием телефонных разговоров, визуальной и другой разведкой. Органам контрразведки «Смерш» фронта и армии из добытых материалов, ориентировок Центра и Управлений госбезопасности по Приморскому и Хабаровскому краям были известны несколько десятков агентов, резидентов и различных пособников японской разведки в Маньчжурии.

План военной контрразведки 1-й Краснознаменной армии в общих чертах сводился к тому, чтобы не допустить проникновения в наши войска, особенно в штабы, на командные пункты и узлы связи, вражеских шпионов, обеспечить сохранение в тайне от противника замыслов командования. Используя свои оперативные возможности, мы также собирали и представляли в штабы воинских частей сведения об укреплениях и аэродромах противника, о состоянии дорог…

С началом военных действий нам предстояло в полосе наступления нашей армии разгромить и захватить силы и средства вражеской разведки, парализовать деятельность диверсантов и террористов в армейском тылу, сорвать все попытки дезорганизации передвижения и снабжения войск. Для этого при продвижении в глубь Маньчжурии предусматривалось наряду с другими средствами применить оперативно-чекистские группы, которые должны действовать совместно с вводимыми в прорыв подвижными войсками, а при необходимости — вместе с армейской разведкой проникать в тыл врага.

Как-то вечером, в самый разгар этой подготовительной работы, приехал на командный пункт армии старший следователь капитан Таранихин, присутствовавший на заседании военного трибунала, судившего Кунгурцева. Капитан Таранихин рассказал, что на суде обвиняемый подтвердил данные им на допросах показания, никаких сомнений у суда в совершении им преступления не возникло.