И всё же ощущения полной победы не было от разговора с Гошкой. Ощущение было другое: что-то важное Гошка не договорил, что-то скрыл. Вот только сил сейчас у Виталия не было вспомнить те места в их разговоре, которые создали это ощущение. О чём они в тот момент говорили? Они говорили о Горохе… Нет, не то… О брате… Тоже не то… Как болит голова! О чём они ещё с Гошкой говорили, о чём ещё? О том, что Гошка убежит… Убежит… Нет, и это не то… Ох, как она болит, голова! Ещё… они говорили… Гошка выводит на убийство… Его совершил Горох… Какого-то Николая, билетёра… Это? Нет. Здесь Гошка ничего не скрыл… Как хорошо, что он лежит в темноте, что к нему никто не подходит! О чём они ещё говорили? О Бороде? Да-да, они говорили о Бороде. И что-то при этом проскользнуло у Гошки… «Что же это такое? Что же это такое?..» — уже сквозь сон мучился Виталий.

Утром его поднял с постели телефонный звонок.

Виталий, открыв глаза, машинально посмотрел на часы. Было уже девять. Он вскочил, как ужаленный, принялся было лихорадочно одеваться и только тогда сообразил, что сегодня воскресенье и на работу идти на этот раз не требовалось. А требовалось только подойти к телефону.

Звонил Эдик Албанян.

— Ну, старичок, и дела! — сказал он бодро, даже почти обрадованно. — Что-то, знаешь ли, небывалое. Твой покорный слуга никогда ещё — понял ты меня? Никогда! — так мордой в грязь не летел. Это просто интересно, такой сюжет!

— То есть? — не понял со сна Виталий. — Какой ещё сюжет?

— Ты спишь ещё, конечно, — догадавшись, трагически произнёс Эдик. — А я сейчас опять туда еду.

— Куда?

— Тьфу! В парк. Ну, куда ещё может ехать человек в воскресенье? Чистый воздух, фонтаны, аттракционы…

— А-а… Ну да-да. Ясно, — окончательно проснулся Виталий. — Ты только аккуратней крутись на этих чёртовых аттракционах. Не вывались.

— Уж я теперь постараюсь. Будь спокоен.

— Про вечер ты, надеюсь, не забыл?

— Я ничего не забываю, — зловеще объявил Эдик. — И ничего не прощаю. Я очень самолюбивый человек. Поэтому меня вчерашняя неудача здорово задела. Подумай только, такой провал! Представить невозможно!

— Можно, можно. Вполне представляю, — усмехнулся Виталий. — И очень прошу тебя, будь осторожен. Там всё может случиться, учти.

— Привет, — ответил Эдик не то иронически, не то снисходительно. — До вечера.

А вечером он шепнул Виталию:

— Опять всё к чёрту! Завтра потребую от руководства собрать совещание. С твоим участием, конечно. Такой организации, знаешь, я ещё не встречал, имей в виду.

— Я тоже, — кивнул Виталий. — Но ты не расстраивайся.

— Я не расстраиваюсь, я злюсь! — закричал Эдик.

Утром, едва придя на работу, Виталий позвонил Майке. Он для этого даже пришёл чуть не на час раньше обычного. Ведь из дома звонить Майке было решительно невозможно.

— Слушаю, — сонным голосом откликнулась Майка.

— Здравствуйте, Маечка, — бодро сказал Виталий. — Это говорит ваш новый знакомый.

— Какой ещё знакомый? — зевая в трубку, безразлично осведомилась Майка. — Мало ли у меня знакомых. Тоже мне…

— Ну вот! Нас же Гоша в субботу познакомил, помните?

— А-а. Длинный, что ли?

— Точно. Он самый, — заставил себя обрадоваться Виталий. — Вы мне ещё телефончик дали. Велели звонить, пока в постельке.

— А ты и рад, — кокетливо проворчала Майка.

— Чего ж тут радоваться? Вот если бы встретиться — другое дело. Как вы?

— А не боишься? — усмехнулась Майка.

— Чего ж тут бояться?

— У меня ведь ещё поклонники есть. Ревни-ивые.

— А я им уши надеру.

— Ха-ха-ха! Ну, насмешил! — искренно развеселилась Майка. — Ты хоть и длинный, но до их ушей не дотянешься.

— Это почему?

— А потому. Ты сначала имей, сколько они. Соображаешь?

— Вы это про Бороду говорите или про вашего Вадима Саныча? — насмешливо спросил Виталий. — Да я, может, побольше их имею.

— Но-но, мальчик, мне можешь не заливать. Ещё успеешь. Значит, так… — Она помедлила. — Встретимся мы с тобой, миленький… А про этих тебе кто, Гошка трепанул? — перебила она сама себя. — Точно угадала?

— Точно.

— Ох, схлопочет он! — вздохнула Майка. — Опять схлопочет. Даже жалко.

— Пожалел волк кобылу, — насмешливо сказал Виталий. — Чего это вам его жалеть вздумалось, интересно знать?

— По женской своей мягкости. Знаешь, чего с ним будет за это? Вот он небось поэтому и… Ну ладно. Значит, встретимся мы с тобой, хороший мой, завтра.

— А сегодня никак?

— Очень тебе хочется, да?

— Очень.

— Вот и обожди. Больше захочется. А ждать будешь меня после работы. У фонтана, где центральный вход. Представляешь?

— Как-нибудь. В котором же это часу будет?

— Ну вот как в субботу мы с тобой встретились. В крайнем случае обождёшь, если задержусь. Охладишься по крайней мере около фонтана, тоже польза, — весело фыркнула в трубку Майка. — А то, я гляжу, ты больно горячий.

— Ладно уж. Чего делать! Завтра так завтра, — вздохнул Виталий.

— Вот и хорошо. Чао, миленький, — нежно пропела Майка.

Виталий повесил трубку и озабоченно взглянул на часы. Потом, уже по другому телефону, позвонил Эдику Албаняну. Тот был на месте.

— Салют, — сказал Виталий. — Значит, после оперативки сходимся у нашего Кузьмича. Возражений нет?

— Всё точно. Какие могут быть возражения!

— Твой шеф будет?

— Нет необходимости. Решать будем вопросы тактические, — важно заявил Эдик.

— Добро. До встречи.

Спустя час они встретились в кабинете Фёдора Кузьмича.

— Ну-с, — добродушно буркнул тот, вертя в руках очки, — какие к нам вопросы у дорогого коллеги, чем можем помочь?

— Сначала трагико-юмористический сюжет для небольшого рассказа, — невесело пошутил Эдик. — Называется «Как я собрался повеселиться». Разрешите изложить?

— Давай, — кивнул, усмехнувшись, Фёдор Кузьмич. — А то мне лично «Крокодил» редко попадается. Посмешите нас, если это так весело.

— Судите сами. Пришёл я, значит, в субботу вечером в парк, — начал Эдик. — Естественно, чтобы культурно отдохнуть, как все. Подхожу к этим чёртовым аттракционам. Поглазел на них самую что ни на есть малость, тоже как все, памятуя печальный опыт своих друзей. И затем встал в длиннейшую очередь. Тихо и скромно.

— Один пришёл? — мельком осведомился Кузьмич, не отрывая глаз от карандашей, которые он в этот момент раскладывал по росту.

— Вот! — азартно воскликнул Эдик. — В этом и была ошибка, понимаете! Я поздно сообразил. Кругом же пары, компании. Субботний вечер. А я один как перст. И не улыбаюсь, не веселюсь. Глупо же одному улыбаться. Тут я один такой неприятный взгляд засёк. И рисковать не стал. Поглядел с эдаким нетерпением на часы раз-другой, поискал кого-то в толпе, словно жду не дождусь девушки своей, потом махнул безнадёжно рукой, вздохнул и ушёл. На кой чёрт, значит, мне тут одному стоять. И представьте, проводили меня взглядом, это я точно засёк. Очень неприятным взглядом проводили. Двое, по-моему. Так окончился первый акт.

— Пока, надо сказать, довольно благополучно, — саркастически заметил Виталий.

— Пока да, — со вздохом согласился Эдик. — Хотя я всё-таки внимание привлёк, как тут ни крути. Но вот что случилось на следующий день. Снова двинулся я веселиться, понимаете?

— Уже, понятно, не один, — в тон ему вставил Виталий.

— Вот тут и коренилась моя вторая ошибка, — горестно сообщил Эдик. — Но разве я мог что-нибудь подобное предположить? Пришёл, как все, с симпатичнейшей девушкой. Секретарь нашего начальника, Зиночка.

— Ну кто же не знает Зиночку! — откликнулся Виталий.

— Вот именно! В этом всё и дело, если хотите знать, — досадливо стукнул себя по колену Эдик. — Её все знают! Это же ужас, понимаете! Поразительно контактная девица. Ей не у нас служить, ей в кино сниматься. И вот, представьте себе, не успели мы с ней встать в очередь, как подкатывается какой-то тип с «лейкой», сияет, понимаете, и кричит на всю очередь: «Зиночка! Какими судьбами! Разве работники милиции тоже культурно отдыхают? Разрешите вас запечатлеть за таким занятием». И вся очередь, конечно, на нас глаза таращит. Я его спрашиваю: «Вы сами-то кто такой?» «Я, — говорит, — из „Вечерней Москвы“». Ну, «Вечёрку» у нас, конечно, все любят. Я сам люблю. Поэтому я этого типа живым отпустил. А нам с Зиночкой пришлось немедленно испариться. Хотя ей, видите ли, непременно хотелось на этом чёртовом аттракционе прокатиться. Но мне такая популярность, конечно, не светила, полтора часа рядом с работником милиции стоять. Вот вам и второй акт. — Эдик невесело усмехнулся.