В половине шестого, перед самым закрытием почты, Алексей получил от Дины обмотанный бечевкой дощатый ящик. Он был невелик, но очень тяжел.

Алексей хотел положить ящик в принесенный им мешок.

– Не надо! – сказала Дина. – Так лучше…

Она была мертвенно-бледна. Лицо заострилось, руки дрожали. Передавая «посылку», она шепнула:

– Счастливо, Алеша, благослови вас бог! Жду… Несите осторожно…

…Ящик водрузили на стол в кабинете начальника штаба. Собралось человек десять: Саковнин, Туляковский, трое из Особого отдела; из чекистов-Алексей, Величко, Илларионов и Воронько.

Ящик вскрывал комендант штаба, сапер старой службы, угрюмый бородач в морской форме. Он перочинным ножом расковырял древесину, поддевая ногтями за шляпки, вытащил несколько гвоздей и осторожно приподнял крайнюю доску. Лоб его заблестел от пота. Присутствующие молчали, и треск отделяемой доски казался пронзительным. Под доской лежала плотная оберточная бумага.

Воронько, желая разрядить напряженную тишину, сказал:

– Упаковка что надо! Образцовая! Никто ему не ответил.

Комендант снял верхние доски, аккуратно отвернул бумагу. Под ней обнаружилась матерчатая прокладка. Комендант наклонился к ящику.

– Стучит, – проговорил он.

Было так тихо, что все услышали постукивание часового маятника,

– Фланелью обернули, чтоб заглушить, – заметил Илларионов.

Комендант вспорол материю, обнажилась серая шершавая поверхность мины. Минут десять он оглядывал и ощупывал ее, едва касаясь пальцами, и наконец отвинтил сбоку небольшой металлический кожушок. Открылся круглый, как блюдце, белый циферблат с тремя стрелками. Все сдвинулись к столу.

Стук маятника был похож на дребезжание плохо натянутой струны. Размеренно и неумолимо он отбивал короткие секунды. Комендант, щурясь, старался разобрать надпись на циферблате. Написано было не по-русски. Воронько, знакомый с латинским шрифтом, по слогам прочитал:

– Бла-се-мер-гохн, енг-ланд…

– Блесмергон, Ингланд, – поправил его Илларионов. – Английского происхождения. Известная фирма.

– Разрядить сумеешь? – спросил Саковнин коменданта.

– Не знаю. Опасная штука, устройство незнакомое.

– Что же делать?

– Может быть, остановить часы? – предложил молодой сотрудник Особого отдела. – Придержать стрелку- и все, остановятся.

– Нельзя, – возразил комендант. – Почем я знаю, какой взрыватель. Задержишь стрелку – тут она и сработает. Вернее всего унести в степь, пусть там и взрывается.

– Погоди. Пусти-ка. – Величко, отстранив коменданта, присел к столу.

Осмотрев мину и циферблат, опросил:

– А это что за стрелка, третья?

– Регулятор, – объяснил комендант. – Вроде дистанционной трубки. Поставили ее на определенное время, как дойдет, так она и сработает.

– Михалев, поди-ка сюда, – позвал Величко. Алексей подошел.

– Смотри, на когда поставлено…

Длинная серебристая стрелка острым концом стояла двумя минутными делениями ниже цифры 8.

Алексей, не веря своим глазам, наклонился к самому циферблату. Сомнений не оставалось: взрывная машина была настроена на восемь часов, даже немного раньше…

– Когда же, по-твоему, она должна рвануть? – негромко спросил коменданта Величко.

Комендант подумал.

– Минут этак без двадцати восемь.

Все одновременно посмотрели на циферблат. Было двадцать две минуты седьмого.

– Что же ты говорил – в десять? – вырвалось у Илларионова.

– Тихо! – осадил его Величко. – А скажи, товарищ комендант, перевести эту стрелочку подальше, часиков этак на двенадцать, нельзя?

– Кто ж его ведает, – сказал комендант, придвигаясь к столу. – Попробую…

– Э, нет, – остановил его Саковнин, – разворотишь мне все тут к чертовой матери! У тебя еще больше часу. Бери эту чертовщину и неси подальше, в степь, пробуй там. В крайнем случае – взрывай.

Мину снова уложили в мешок, и комендант, сопровождаемый Туляковским, унес ее.

– Все ясно, – сказал Величко. – Михалева обвели. Известный прием. Чтоб не трусил. Он для них особой ценности не представляет: взорвал бы штаб и ладно, больше не нужен… Думается мне, так. Ты, Михалев, прав: одним взрывом не обойдется. Еще что-то готовится. Вопрос: откуда они начнут?

– А адреса? – напомнил Алексей.

– Грош цена этим адресам! Я тебе десяток таких адресов могу дать. В девять часов их велено обойти, а в половине восьмого из тебя делают жидкую кашицу! Единственное место – это где ты видел Смагина. Пойдут туда Илларионов и Воронько. Товарищ Саковнин, выдели им бойцов для облавы. Людей из Особого отдела прошу в мое распоряжение: оцепим базар… Второй адрес – сама Федосова, Михалев, бери наших ребят и жми туда без промедления, живо!

Саковнин завертел ручку полевого телефона.

Солнце еще только шло на закат, когда Алексей с группой добежали до Портовой улицы.

– Расставь людей, – приказал Алексей Храмзову. Займи соседние дворы. Двух – трех пошли к реке.

– Ты один пойдешь? – спросил Володя.

– Пока один. Если что – выстрелю или свистну. До тех пар с места не трогайся.

– Давай.

Алексей пошел к дому Федосовых.

План у него был такой: сказать Маркову, что все сделано, машина надежно пристроена, а по явкам не пошел потому, что за ним, кажется, начали присматривать. С большим трудом удалось незаметно ускользнуть из штаба – и сразу сюда: предупредить… Что дальше- будет видно. Главное – добраться до Маркова, держать его на мушке, а там…

Ворота и калитка были заперты. Алексей перелез через забор. В федосовском саду было, как всегда, тихо. Ветер улегся к вечеру. Под ногами тонко похрустывали опавшие листья. Возле дома ни шороха, ни звука.

«Затаились, – подумал Алексей, – ждут».

Он взбежал на заднее крыльцо. Дверь была заперта на висячий замок. Алексей соскочил с крыльца и, задрав голову, посмотрел на Динино окно. Оно было плотно закрыто ставнями. И тут он заметил, что в доме заложены все окна. Еще не понимая, что это значит, Алексей оглянулся по сторонам и увидел запертый курятник, пудовый замок на дверях сарая, а на крышке круглого выложенного кирпичами колодца – железную щеколду, прикрученную толстой проволокой. Что за черт!..

Алексей забарабанил кулаками в ставню. Тишина.

«Погреб! – мелькнуло в голове. – Спрятались в погребе!»

Сквозь кусты, напролом, похолодев от тревоги, он бросился к малиннику позади беседки.

Дверь погреба была распахнута настежь. У порога подсыхали выплеснутые на землю остатки бобового супа, валялись какие-то тряпки.

Алексей крикнул:.

– Эй, кто здесь?

Никто не отозвался. Голос потонул в глухой черноте подземелья.

Алексей сбежал вниз по лестнице, нашарил в кармане спички, чиркнул, вспыхнул огонек.

Погреб был пуст, и только голые топчаны, брошенный на полу тулуп да разбитая бутыль напоминали о жившем здесь Маркове.

Алексей осмотрел все углы, зачем-то даже сдвинул с места кадку с солеными огурцами, и лишь тогда до него в полной мере дошло, как велика постигшая его неудача. Удрали! Все удрали – и Марков, и Дина, и даже родителей ее увели! Почему? Что случилось? Узнали правду про него? Но как, от кого? Где их теперь искать? Все, казалось, было так тщательно продумано, подготовлено, и на вот!..

Алексей присел на край кадушки, ошарашено провел рукой по лицу. Что теперь делать?

Свет, лившийся сверху из распахнутой двери, внезапно померк. Кто-то остановился у входа. Алексей подумал, что это Володя Храмзов, не дождавшись сигнала, уже занял двор, и хотел было окликнуть его, но тут раздался знакомый писклявый голос:

– Ну-ка, вылазь!

Прыгая через две ступеньки, Алексей бросился наверх.

Наверно, никому и никогда еще вид толстого и безбородого Севиного лица с широким, как картофельная нашлепка, носом и черными от угрей ноздрями не доставлял такой радости, как Алексею. В одно мгновение к нему вернулась надежда: раз Сева здесь, значит, и остальные поблизости!