Отношения с Роджерсам развивались по плану, разработанному чекистами. Доверие Роджерса ко мне и моим сообщениям вроде бы укреплялось и, судя по всему, сулило ему обнадеживающие перспективы.

Очередное письмо от Роджерса вызвало разные суждения и предположения. Оно было коротким и лаконичным, как призыв к атаке.

Вот и все.

— Что бы это означало? — обращается полковник ко мне и Владимиру Николаевичу.

— Передать что-то хотят, — первым откликаюсь я.

— Мне думается, что это идет проверка… — отвечает Владимир Николаевич.

— Выходит, не доверяют? — удивился я.

— Доверяя, проверяй — одно из обязательных условий работы разведки… Михаил Петрович, мне кажется, Роджерс переходит к чему-то важному… Извините… — говорит Владимир Николаевич, вставая с дивана и направляясь к окну.

— А если и то, и другое? — говорит полковник, провожая взглядом Насонова.

— Возможно… Но сейчас не тот вроде бы резон, — отвечает Насонов.

— Почему? — словно на экзамене допытывается полковник.

— Слишком большой риск. А во имя чего? Есть более безопасный способ передачи — тайник. Михаил Петрович, а на улице начинается дождь. — В голосе Насонова звучат радостные нотки.

Полковник при этих словах быстро подошел к окну.

— Наконец-то дождались, — говорит он, задерживаясь около Насонова.

Подошел и я. Все мы обрадовались долгожданному дождю. Лето в этом году выпало жаркое, засушливое. В лесах Московской области уже кое-где отмечались пожары.

— Вот вы говорите, что риск в данном случае как бы не соответствует обстоятельствам сложившейся ситуации. А знаем ли мы, что на данном отрезке времени они затевают по ту сторону? — спрашивает полковник, возвращаясь с Насоновым на прежнее место.

Я тоже последовал за ними.

— Понимаю, — отвечает Насонов.

— Надо быть готовым ко всему. Подумайте, как понадежнее обеспечить Алексею Ивановичу встречу, — говорит полковник, усаживаясь на диван.

Мне не терпелось, как и в прошлый раз, задать вопрос: «А почему я должен быть у метро именно в 18 часов 10 минут? Зачем тут еще минуты? Куда проще ровно в 18 часов — и никаких гвоздей».

— Учтите, Владимир Николаевич, время встречи не случайно выбрано в час пик, — словно отвечая на мои мысли, замечает полковник и, обращаясь ко мне, говорит: — Ваша задача — не суетиться, вести себя естественно, непринужденно, а главное… — И полковник начал мне объяснять, что я должен делать в ситуации, в которой, возможно, могу оказаться. — Знайте, мы будем рядом, — заключил полковник и, теперь уже обращаясь к Владимиру Николаевичу, заключил: — Предусмотрите на всякий случай наблюдение за Кротом.

Я слушаю диалог между чекистами и думаю: какими же надо обладать качествами, чтобы, вовремя уловить, разгадать и обезвредить ход противника. И еще большим уважением я проникаюсь к ним.

Мы втроем находимся на квартире Владимира Николаевича и подводим некоторые итоги пройденного пути. Он меня заранее предупредил о встрече с полковником, и я, идя на нее, очень волновался. Я до мелочей помню первое наше знакомство с ним, разговор, который произошел в его кабинете на Лубянке, и его напутственные слова. Тогда я еще обратил внимание на его манеру повеления. Он, как и сейчас, был сдержан, строг и внимателен. В его глазах светились ум, проницательность, энергия и какая-то необъяснимая притягательная сила. Он словно завораживал вас, проникая взглядом в самые потаенные уголки души.

— Как обстановка дома? — спросил меня полковник, когда мы закончили деловую часть разговора.

— Нормально.

— Есть к нам какие-либо просьбы?

«Не хватало еще, чтобы я обращался к чекистам с просьбами, после того что со мной и моим братом произошло», — подумал я и даю отрицательный ответ.

— Ваш сосед, кажется, скоро переезжает на новую квартиру?

— Д-аа… — растерянно подтвердил я. Для меня этот вопрос был приятной неожиданностью.

— Ну, что же, Алексей Иванович, тогда, как. говорится, ни пуха ни пера.

Разве могу я такому человеку сказать то, что полагается в этом случае? У меня язык не поворачивается.

Полковник понял мое смущение и, улыбнувшись, мягко произнес: «К черту», — после чего, попрощавшись, покинул квартиру.

Через некоторое время, обговорив некоторые детали, мы с Насоновым расстались.

И вот за пять минут до назначенного срока я стою рядом с входом в метро «Кировская». Только что закончился рабочий день, и народ сплошным потоком повалил в метро. Впервые за долгие годы жизни в Москве я так внимательно наблюдаю за людьми. Вот он, час пик, о котором говорил полковник. Все суетятся, спешат. Я всматриваюсь в сосредоточенные лица прохожих, ловлю на себе безразличные взгляды. И все мимо, мимо меня плывет людской поток.

Невдалеке от меня прохаживается Насонов. Я его вижу, и у меня спокойно на душе. Смотрю на часы. Осталось две минуты. Скоро должно что-то произойти. Вдруг рядом со мной останавливается молодая женщина. Она нервно оглядывается, кого-то ищет, а затем обращается ко мне:

— Сколько времени?

— У вас же часы на руке.

— Простите… — И она поспешно поднимает руку к глазам. — Десять минут. Все. Больше не могу, — говорит она с огорчением, и поток людей тут же уносит ее в метро.

Я продолжаю стоять, изредка поглядывая на часы.

Время — 18 часов 20 минут. Все. Мое время истекло.

Так ничего и не произошло, если не считать той женщины, которая интересовалась временем. Кроме нее, ко мне никто больше не подходил. Значит, это была жена Крота, решил я, вспомнив разговор полковника с Насоновым. Интересно, что это за фигура — Крот? Впрочем, это уже находится за пределами моих возможностей.

На внеочередной встрече Насонов сообщил:

— «Смотрины» состоялись, Алексей Иванович. Так что будем начеку.

— Догадываюсь. Это была жена Крота. Здорово она разыграла меня с часами, — ответил я с досадой.

— Между прочим, она наблюдала за вами из машины «такси».

— Как?! А кто же подходил ко мне?

— Господин случай.

— Выходит, промазал… Владимир Николаевич, я что-то не понимаю цели «смотрин».

— Время покажет. Я только одного опасаюсь, как бы та случайная женщина не подпортила нам обедни.

Я не удержался и спросил:

— Почему?

— Могут подумать, что вы находились под нашим наблюдением.

«Смотрины» у метро, судя по всему, прошли нормально. Опасения капитана Насонова, кажется, не подтвердились. Спустя три дня после этого от Роджерса поступило письмо, содержание которого вызвало у чекистов недоумение и тревогу.

«Дорогой друг! — говорилось в нем. — У нас к Вам есть одно поручение. Мы были бы Вам очень признательны, если бы Вы его сумели выполнить. Оно, на наш взгляд, несложное и не должно вызвать для Вас никаких осложнений. В Московской области (указывается район), примерно в ста метрах северо-западнее деревни (следует название), находится поле с зеленым массивом. Вам следует 25 августа, сохраняя осторожность, в этом районе набрать немного земли и сорвать одну небольшую ветку с дерева и все это поместить в целлофановый пакет. В сей же день в 21 час вечера ровно опустить пакет в правый угол первого мусорного контейнера, который находится под аркой дома 16 улицы Станкевича (вход со стороны церкви). По выполнении поставьте отметку в виде креста на уровне груди, чтобы можно было из машины увидеть, проезжая по улице (и далее следовало описание места, где нужно было сделать отметку). Мы видели вас. Кажется, похудели вы. Не нужна ли наша помощь?» Письмо заканчивалось пожеланием успехов.

— Ясен вопрос, — замечаю я, возвращая капитану Насонову текст письма.