— Какие ещё обязанности, кроме устранения неугодных вам волшебников, выполняют члены Ордена феникса?

— На них лежит обязанность снабжать организацию деньгами сообразно с уровнем доходов. Больше всего жертвовал, пока не попал за решетку, Сириус Блэк, так как происходил из состоятельной семьи. Пруэтты, к сожалению, не имели доступ к счетам, но они помогали по-другому — участвовали в сражениях в Первую магическую, им не было в этом равных. Джеймс Поттер снабжал организацию артефактами. Сам я, конечно, никогда ни у кого не просил денег, они лично мне не нужны. Мы искали финансирование исключительно на общественные нужды, поэтому все члены Ордена старались не на страх, а на совесть, собирали деньги, где только могли. Артур Уизли и другие орденцы, например, для этих целей обходили Министерство отдел за отделом и убеждали сотрудников скинуться. Кроме того, фениксовцы должны агитировать других магов в пользу Ордена, информировать их об опасности, которая уже много лет угрожает стране…

Боунс усмехнулась про себя — с Дамблдором всё понятно. Как она и думала, он не жаждет богатства, а вот от власти отказаться не в силах. Альбус всё-таки ищет личной выгоды, пусть и не финансовой: он всегда стремится быть в центре внимания, демонстрировать всем, какой он нужный и что без него никак не обойтись.

— Понятно, подсудимый, деньги для своих нужд вы не брали. Присваивали ли вы, сознательно или случайно, чужое имущество, не имея намерения вернуть его?

— Редко. Самое ценное, что я брал, — это мантия-невидимка Джеймса Поттера, я взял её якобы для исследования её свойств, однако на самом деле меня интересовало её происхождение. Хотя… Если состоятельные орденцы завещали мне своё имущество, я не отказывался от него. Я могу куда лучше распорядиться крупными суммами, потому что не потрачу их на глупости, а использую каждый галеон для борьбы. Сириус Блэк должен был оставить своё имущество на правое дело, то есть Ордену, но не успел, и вместо него огромное состояние семьи Блэк досталось испорченному мальчишке Малфоев.

— Что ещё вы предприняли против Драко Малфоя?

— О, ничего личного, я всего лишь пытался создать условия, чтобы мальчик проявил себя и показал, какой он на самом деле.

— Обвиняемый, вы ранее сказали, что Драко Малфой должен был выступать в роли врага для Гарри Поттера. В чём это должно было проявляться?

— Он должен был перейти на тёмную сторону из-за несправедливых обвинений. Желание отомстить — это путь во тьму. Гарри Поттеру, как представителю светлой стороны, предстояло противостоять ему и учиться с малых лет побеждать зло.

— Понятно. Кто должен был несправедливо обвинять Драко Малфоя?

— Корнелиус Фадж.

К этому моменту в зале восстановилась полнейшая тишина, и слышно было, как кряхтит министр, не решаясь, впрочем, открыто возмутиться.

— Упомянутый вами Корнелиус Фадж добровольно третировал мальчика?

— Нет.

— Применяли ли вы какие-либо артефакты или заклинания, подавляющие волю других волшебников?

— Да.

— Назовите имена.

Дамблдор помедлил, прежде чем отвечать. Похоже, даже под действием зелья, которому он не мог сопротивляться, Альбус не хотел говорить на эту тему. Однако ему пришлось подчиниться, и он успел назвать десяток имен волшебников, многие из которых присутствующие не знали, прежде чем Амелия сообразила уточнить:

— Не ранее шестидесятых — семидесятых и более поздние годы, пожалуйста.

— Из министров Нобби Лич, Юджина Дженкинс, Гарольд Минчум, Корнелиус Фадж…

В зале кто-то ахнул, а Фадж, услышав своё имя, выкрикнул:

— Имериус? Дамблдор, это был Империус?

— Нет. — Альбус явно не различал, кто его спрашивал, и отвечал на любой вопрос. Модифицированная сыворотка своеобразно, но действовала, в этом не было сомнений.

— Что это было? Назовите заклинание, — продолжала уже мадам Боунс, а Фадж даже привстал и так и не сел обратно. По его позе было видно, что он готов выскочить на огороженную площадку, чтобы разобраться с подсудимым, но его удержал заместитель. Персиваль с трудом уговорил министра вновь занять своё место.

— Gaudete, это было Gaudete. Его можно наложить на человека, волшебника или на предмет.

— Как оно действует?

— Это заклинание усиливает негативные чувства, которые испытывает заколдованный. Это очень редкое заклинание, я сам его доработал, и теперь никто не может обнаружить его применение, разве что легилимент. Поверьте, это вовсе не тёмная магия. Gaudete усиливает только те плохие стороны волшебника, которые уже есть, доброму магу оно не страшно.

— Как именно вы заколдовали свои жертвы?

— Корнелиусу я запустил заклинание в спину, а семейство Уизли я заколдовал с помощью чулка-портключа.

Услышав в очередной раз своё имя, Фадж не выдержал и закричал, вновь вскакивая с места:

— Вот видите, я не сам придирался к Драко Малфою! Меня заколдовали, чтобы я так себя вёл! Я требую, чтобы Дамблдор ответил за это и возместил весь вред, ведь я мог с самого начала установить отличные отношения с этим чудесным молодым волшебником!

Выкрикнув всё это, министр огляделся вокруг, сконфузился и поспешил сесть.

— Подсудимый, с какой целью вы наложили описанное вами заклинание Gaudete на Корнелиуса Фаджа и семью Уизли?

— На Фаджа — чтобы не давал спуска Драко Малфою, от чего мальчик должен был проявить себя с самой худшей стороны. На Уизли — с той же целью. Важно было, чтобы и Корнелиус, и Уизли постоянно испытывали устойчивую неприязнь к Драко Малфою, чем провоцировали бы его на опрометчивые, и, может быть, на противоправные поступки.

Амелия сердито выдохнула. Как женщина она была возмущена до глубины души. Если бы не её поддержка, её племянница Сьюзан, подобно Драко Малфою, могла после смерти родителей так же оказаться на попечении чужих людей.

— Расскажите об этом подробнее, — потребовала ведьма.

Дамблдор заговорил о разногласиях с Гарри Поттером, возникших по вине Драко Малфоя. Именно поэтому Альбус старался с самого начала ограничить общение мальчика узким кругом, куда входил выбранный лучшим другом Рональд Уизли. Последний был полностью под влиянием старого волшебника. Когда появился Сириус Блэк, крёстный Гарри, мальчик уже пытался выйти из-под влияния Альбуса, а Сириус в силу своего безалаберного характера был излишне снисходителен и позволял крестнику абсолютно всё. Дамблдору приходилось следить за ними обоими, а между тем героя нужно было настраивать на предстоящую борьбу и натаскивать сражаться с посильными врагами. Например, на втором курсе был василиск…

Глаза мадам Боунс округлились, а кто-то из судей негромко произнёс:

— Надо перечитать «Пророк», помнится, у Скитер была любопытнейшая статейка об этом чудище и о том, как Гарри Поттер его одолел.

Амелия одёрнула себя, чтобы не отвлекаться на посторонние выкрики. Она потребовала:

— Подсудимый, продолжайте!

— Я не сам придумал отправить юного Малфоя к Уизли, но когда это получилось, я был доволен. Мальчик, помещённый в дом, где живёт скромное семейство с очень ограниченными доходами, должен был быстро показать свой мерзкий характер. Порочные наклонности Драко быстрее дали бы всходы, если бы он был окружен волшебниками, подобными Уизли. Ещё я был уверен, что проживание в семье Артура и Молли приведёт к крупной ссоре с Гарри Поттером, который должен был подружиться с Роном Уизли.

Альбус оседлал своего любимого конька и начал пространно разглагольствовать о волшебниках, как о шахматных фигурах, оценивая живых людей лишь с точки зрения возможного использования; видно было, что ему даже под сывороткой правды доставляет удовольствие рассказывать о своих многоходовых комбинациях.

— Люциус Малфой преподнёс мне роскошный подарок, отправившись за решетку. Корнелиус Фадж уговорил Артура Уизли взять на воспитание Драко, вероятно, чтобы отомстить старшему Малфою, потому что по его вине чуть не потерял власть. Когда мне представился случай оставить всё как есть, а не передавать мальчика его дедушке, Сигнусу Блэку, я поддержал Долорес Амбридж на заседании Визенгамота. Время показало, что я был прав. Если мальчик стал таким порочным, будучи воспитанником в честной семьей, то что было бы, если бы его вырастил потакающий во всём родственник?