Начался допрос. Сначала Уизли отвечал уклончиво, но, отчаявшись увидеть Дамблдора, которого, конечно же не было и не должно было быть в зале заседания, Чарли, наконец, решился. Он тяжело вздохнул и сказал:

— Я признаю свою вину в том, что натравил драконов на лорда Слизерина и лорда Блэка. Я это сделал по приказу Альбуса Дамблдора. Он убедил меня в том, что иного выхода нет.

После тяжелого признания дальше речь Чарли лилась без запинки. Он подробно рассказал о своих беседах с Дамблдором, о том, какие действия предпринял по его просьбе, а также о причинах, которые побудили его послушать своего бывшего наставника. Поскольку подсудимый признал свою вину, ему в силу сложившейся практики не стали давать Веритасерум.

Чарли повторил всё то, в чём он обвинял Дамблдора. Тот, пользуясь доверием молодого человека и его семьи, под предлогом того, что Неназываемый вернётся, чего страшились все волшебники, заставил его пойти против закона и совести. Говорить именно об этом посоветовал брату Перси, который сумел увидеться с ним накануне.

Гарри знал о замыслах Драко и Персиваля, но не возражал, так как самое главное — справедливое наказание для Чарли — никто не отменял. Обещанное послабление развязало язык молодому волшебнику, и это позволяло надеяться, что Дамблдор получит по заслугам.

Чарли ничего не забыл, даже связал гибель Гестии Джонс с заданием, которое, должно быть, дал ей Дамблдор. Альбус ни словом не намекнул об этом, когда встречался с драконологом, но Чарли сложил дважды два и сделал вывод, что наверняка это Дамблдор велел аврору, члену Ордена феникса, отвести Драко Малфоя в палатку, из которой тот не должен был выбраться.

Правда, молодой волшебник сообразил, что ему не стоит упоминать о том, что он сам являлся членом Ордена феникса. Эта организация была признана незаконной, и министр, особенно после неудавшегося переворота три года назад, не терпел конкуренции во власти.

Если судейские невозмутимо выслушивали заявление о возвращении Того-Кого-Нельзя-Называть, так как уже слышали об этом на предварительных допросах, то зрители и лорды Визенгамота не могли воспринимать подобные бредни спокойно. Их выкрики показывали, что они были твёрдо уверены, что старик запудрил парню мозги, что, впрочем, было недалеко от истины.

Наконец, наступил момент, когда Дамблдора вызвали для дачи свидетельских показаний. Очень многие в зале надеялись, что это будет последний раз, когда старик выступал в качестве свидетеля, а не обвиняемого. За ним послали, и Альбус величественно вошёл в зал, печально посмотрел на Чарли, словно желая сказать: «Ну что же ты, мальчик мой, как же так?» и во второй раз за день устроился на свидетельском месте.

Выглядел Альбус как никогда уверенным в своей правоте, и Гарри, поморщившись, произнёс:

— Уверен, он опять отопрётся! Может быть, нужно было сказать Перси, чтобы попробовал подсунуть ему то зелье, которое готовил профессор?

— Перси говорил, что ему пока не удалось наладить такие тесные контакты, чтобы была возможность… ну, ты понял, говорить здесь об этом нельзя. К тому же, согласись, сегодняшний суд, хотя важен, но не настолько. Если не удастся сегодня прижать Дамблдора, то у нас ещё будет такая возможность, и именно на неё я готов поставить всё. А сейчас нельзя рисковать.

Словно отвечая мыслям обоих юношей, Дамблдор ответил отрицательно на вопрос, признает ли он то, что дал задание присутствующему здесь в качестве обвиняемого Чарли Уизли устранить Гарри Поттера и Драко Малфоя. Более того, он снова высказал своё мнение, что бедный юноша сошёл с ума, поскольку неверно принял беспокойство Альбуса о судьбе магического мира за попытку радикальных действий. По словам Дамблдора, Чарли, несомненно, сам сделал вывод, что два молодых лорда представляют опасность, и принял решение об их устранении, которое и привело к катастрофе.

Далее Альбус сказал, что не будет возражать против заключения Чарли в Азкабане, поскольку нахождение сошедшего с ума волшебника в больнице Святого Мунго не сможет искупить его злодеяния. Альбус, по его словам, только сейчас смог оценить весь ущерб от катастрофы. Помимо разрушений, было много раненых и одна погибшая — уважаемая волшебница и аврор Гестия Джонс. И это не говоря уже о насмерть перепуганных детях и гостях Турнира, что в конечном итоге привело к дискредитации школы Хогвартс и британского правительства. Он закончил свою речь тем, что обвинил Фаджа во всём, что происходило на Турнире.

— Я был там с ним на трибуне, я получил Патронус от Чарли, и пытался вразумить его, как мог, этому есть свидетели. А вот наш министр был неспособен даже спасти самого себя, не то что подданных своей страны и зарубежных гостей.

С той стороны, где сидели министерские служащие во главе с Фаджем, раздались негодующие возгласы. Было ясно как день, что ещё немного и Альбус вместо потенциального обвиняемого станет обвинителем, что он частенько проделывал.

— Мистер Дамблдор, — вмешался Огден, — мы не занимаемся разбором деятельности министра Фаджа. Возможно, нам ещё придётся к этому вернуться, но сейчас нас интересует, давали ли вы некие приказания Чарльзу Уизли. Как вы уже сказали, не давали. Но ваше слово против слова обвиняемого, значит, пришла пора удостовериться, что вы говорите правду. Принесите Веритасерум!

Дамблдор обиженно поджал губы, как будто это распоряжение его оскорбило, хотя он, будучи столько лет на посту председателя суда, должен был знать процедуру. После того, как Альбус выпил предложенное зелье, разведённое в стакане воды, он сообщил монотонным голосом, каким и следует отвечать на вопросы после приёма сыворотки правды, что никогда и ни каких обстоятельствах не предлагал Чарльзу Уизли покушаться на чью-либо жизнь. Какие бы вопросы ни задавали Дамблдору и как бы их ни формулировали, результат был один: Альбуса нельзя было ни в чём обвинить.

Осознав это, Огден приказал дать свидетелю антидот. Дамблдор всё ещё мог понадобиться, поэтому его оставили в зале суда.

— Вот поэтому профессор и не пошёл, — сердито сказал Поттер. — Он знал, что этим всё закончится. Он говорил, что директор без труда преодолеет действие сыворотки правды, и оказался прав.

— Вообще-то, у него утром уроки, это мы с тобой прогульщики, — отозвался Малфой. — Но ты прав, крёстный с самого начала не обольщался на тот счёт, что нам удастся разобраться с Дамблдором сегодня, так что придётся набраться терпения. Посмотрим, заседание ещё не закончилось, кто знает, какие сюрпризы нас ждут.

Гарри кивнул, соглашаясь.

Кроме Дамблдора, вызывали и других свидетелей. Были допрошены представители Министерства, отвечавшие за ввоз и размещение драконов, и драконоборцы — коллеги Уизли. При желании можно было найти какие-то мелкие нарушения, но в целом было очевидно, что, несмотря ни на что, Турнир должен был пройти хорошо, если бы не действия Чарли Уизли.

Отдельно заслушали показания Григора Думитреску, который заведовал драконьим заповедником в Румынии. Господин Думитреску требовал, чтобы британская сторона возместила ему стоимость погибшего дракона. Представители Министерства тут же предложили переложить денежную ответственность на обвиняемого Уизли, если его вина будет доказана.

Между тем поднялся Фадж и от лица Министерства потребовал повторного допроса Дамблдора с тем, чтобы снять с себя подозрения в том, что он мог быть причастен к катастрофе. Корнелиус напомнил всем, что по результатам служебной проверки виновной оказалась Муфалда Хмелкирк.

На обвинения в том, что это Дамблдор был ответственен за подготовку и защиту арены при возникновении чрезвычайных ситуаций, тот не преминул тут же свалить всю вину на Макгонагалл, Флитвика и Снейпа, которые по своей инициативе, в стремлении, как им казалось, спасти своих учеников, разрушили защиту, которую создал для Турнира Флитвик по приказу Альбуса.

Дамблдор признал, что если Фадж и не виноват в том, что чрезмерно доверился своей представительнице Муфалде Хмелкирк, то и он, Альбус, тоже не виноват, что доверял своим коллегам-преподавателям. Если они хотят справедливости и считают, что одного Уизли им мало, то пусть посадят рядом с ним на скамью подсудимых деканов Хогвартса.