— Ладно. Что делает эта штука?

— Рассыпается и раскидывает осколки.

— Не сильно полезно, — заметила девушка. — И ненадежно. Просто из любопытства: на что вы надеялись?

Сэмюэль задумался. Действительно. Он шел к подозрительной старухе и верил в письмо Максвелла. Кусок бумаги должен был смягчить нрав Фреи.

Парень посмотрел в глаза девушки.

— Не знаю.

В спину впились холодные когти. Сэмюэль открыл рот для крика. Из горла не вылетело ни звука. Невидимая рука пролезла сквозь кожу и мышцы. Длинные костлявые пальцы сжались вокруг центра груди. Вокруг души.

В глазах потемнело. Тело забилось в судорогах. Рука сдавливала душу сильнее, сильнее и сильнее. Конечности онемели.

Последним, что он увидел, была скучающая девушка. Ее лицо не выражало никаких чувств. Она спокойно смотрела на него.

Усталость смыла все мысли. Сэмюэль провалился в сон.

Алекс Крилов ненавидел три вещи: соленые огурцы, кровь и войну. От вкуса первых сводило лицо. Второе намекало на беду.

Ни вид, ни запах, ни вкус. Само значение раздражало бывшего охотника за мистикой. Там, где кровь, поджидали неприятности. Убийство, ограбление, побои, неудачный ужин двух молодоженов. Обстоятельства разнились. Итог всегда был один. Кровь.

Алекс стоял посреди спальни. Белые простыни пропитались топливом всего живого, на обоях с рисунком цветов красовалось багровое пятно.

Знакомый Алекса и товарищ по «работе» сидел на кровати, спина упиралась в стену, руки свисали с краев, правая сжимала мертвой хваткой пистолет. На письменном столе лежала предсмертная записка.

Бывший охотник за мистикой взял ее рукой в черной перчатке. Поправил очки и прочитал.

«Прошу не винить никого в моей смерти».

Буквы прыгали по строкам, контуры дрожали, текст напоминал копирку любого другого предсмертного письма. Слово в слово. Холодные факты и скудное повествование. Никакой личности не скрывалось за этими строками. Жалкое подражание. Записку написал не убитый.

— Мы еще нужны? — раздался голос за спиной.

Алекс повернулся. На входе в комнату стояло двое офицеров.

— Осмотр займет какое-то время, — ответил он. — Можете пока занять себя чем-то.

— Чем? — раздраженно спросил второй. — До участка минут тридцать ходьбы. А в квартире нет ничего дельного. У вашего друга даже шахмат нет.

Рука в черной перчатке залезла в карман. Алекс вытащил колоду карт, кинул офицерам.

— Всегда ношу с собой, — улыбнулся бывший охотник за мистикой. — Для развлечения старых друзей.

— Другое дело, — ответил улыбкой первый.

Они ушли с прохода.

Отлично. Алекс осмотрел записку второй раз.

Ни скрытых посланий, ни шифров. Подозрения в авторе письма окрепли.

«Возможно, раньше автор не писал вовсе», — промелькнула мысль.

Он посмотрел на убитого. Стеклянные глаза, бледная кожа, со рта на пижаму спускалась полоса высохшей крови.

Его звали Михаэль Лиров. Мастер резьбы по дереву. Мужчина приехал в столицу полгода назад. Помимо статуэток, Михаэль изготавливал одержимые предметы, осматривал дома владельцев предприятий и советовал, как обезопасить свои секреты.

Практики нередко следили за крупными промышленниками, хозяевами заводов и другими богатыми игроками. Выведывали все грязные тайны и шантажировали. Грубые трюки. Алекс не любил подобных тауматургов.

Более смышленые хранили секреты годами и временами подталкивали жертв к «нужным» решениям. Продажа по выгодной цене, покупка земли с высокой наценкой, заключения выгодных договоров и прочее. Они не привлекали к себе лишнего внимания охотников за мистикой. Алекс уважал таких.

Михаэль был из третьего лагеря практиков. Богатеи обращались к ним, когда хотели очистить недавно купленные товары или проверить усадьбу на привязанных сущностей. Первые два лагеря создавали целый рынок подобных услуг. Иногда практики заражали предметы и сами снимали с них слежку за щедрую оплату.

Убитый так не поступал. Михаэль славился честностью и открытостью. Проскисиолог с чистой совестью исполнял порученную работу. Клиенты любили его за это. Алекс лично свел новичка с влиятельными фигурами и объяснил суть дел.

Бывший охотник за мистикой не подозревал, что когда-нибудь будет расследовать смерть Михаэля. Жизнь любила подобные шутки.

Михаэль Лиров стал вторым убитым проскисиологом за неделю. Второе подстроенное самоубийство. Тревожный знак.

Алекс поднес палец к дужке очков, постучал два раза и произнес:

— Подсвети природную ману, пожалуйста.

Комната вмиг вспыхнула белым, границы предметов и мебели стерлись. Он перевел взгляд на стол. Выдвижные ящики окрасились в черный. Алекс потянул за ручку одного. Не заперт. Как наивно.

Приподнял очки. Внутри лежали угольные карандаши в бумажных свертках и баночки с маслом. Письменные принадлежности.

Бывший охотник за мистикой оторвал клочок бумаги, макнул в кровь убитого и прикоснулся к очкам.

— Подсвети ману Михаэля, — приказал он привязанной к очкам фее.

Белый мир померк, все захватила чернота. Карандаши и баночки засияли белизной.

— Инструменты, — пробормотал Алекс. — В них есть феи или отголоски?

— Только формулы, — ответил тихий мужской голос.

— Филакторика, руны или алхимия?

— Первое.

Алекс рассмотрел письмо через очки. Ничего. Лист бумаги сливался с окружающей тьмой. Убийца использовал обычный карандаш.

Бывший охотник за мистикой повернулся на Михаэля. Фигура убитого напоминала огромный светящийся боб. На ослепительной белизне виднелись черные пятна. Чужая мана.

— Можешь опознать ее?

— Нет, — ответил голос.

Он цокнул. У Алекса созрело несколько мыслей.

Первой возможной причиной смерти выступала алхимия. Сыворотка исказила чувства Михаэля, и он застрелился. Это объясняло письмо. Проскисиолог написал его в трансе.

Второй причиной являлась одержимость. До самоубийства он спал. На это указывали пижама и время суток. За окном царила глубокая ночь.

Третьей Алекс бы назвал синдесиологию. Тонкое искусство управления связями наполнило голову мужчины ужасными мыслями и сломало жизнь. Чушь. Он быстро отмел мысль. У Михаэля дела шли в гору. Убитый задумывался о покупке дома.

Бывший охотник остановился на второй причине. Одержимости. Мотив нашелся сразу. Разногласия. Михаэль очищал проклятые предметы и избавлялся от слежки. Вероятно, он перешел дорогу влиятельному практику.

Изо рта вырвался раздраженный вздох. Алекс решал все споры между практиками и связывал «теневую» сторону со «светлой». Подкупал охотников и представлял практиков южного района. Он был их лицом, представителем для офицеров.

Тауматургия убивала людей. Выходцы семей с долгой историей отличались опытом и знанием дела. Они не взрывались, не обращались в стены плоти, не выливали опасные зелья в канализацию. Не несли опасность для обычных жителей. За это, а также за приличную плату, их не трогали.

Приезжих практиков не приветствовали. Офицеры открывали охоту за «новенькими» спустя два дня. Местные с улыбкой на лице сдавали их. Это делало сообщество практиков закрытым. Для входа нужно было разрешение одного из местных. Новичок закреплялся за ответственным на долгие годы.

Все разногласия решались внутри сообщества. Алекс выступал судьей, его слушались без исключения.

Михаэль и первый убитый находились под ответственностью бывшего охотника. Он представил их местным и рассказал про обычаи.

— Значит, одержимость, — вышел из комнаты Алекс.

Заглянул на кухню и уведомил офицеров. Его работа здесь закончена.

Бывший охотник постучал по дужке очков два раза. Следы маны угасли.

В лицо подул холодный ветер. Дорогу освещали ряды уличных фонарей и свет из окон дома. Выстрел разбудил других жильцов.

Бывший охотник зашагал прочь.

«Одержимость», — повторилось слово в мыслях.

Алекс перебирал в голове всех проскисиологов южного района. Михаэль не выходил за его пределы.