Все закончилось. Они победили. Ценой всего, но победили. Цигель спасен. Отец избавит его от чужих воспоминаний, и все будет...

— Рузов! — прокричал Кеннет через весь зал. — Ты...

Силуэт представителя Гремовых исчез. Пространство перед глазами герцога Рузова моргнуло. Что-то случилось. Он не мог сказать, что.

Цигель осмотрел тела. Они лежали на полу. Мертвые. Убитые Френсисом. Но их положение... Они всегда лежали именно так?

Герцог перевел взгляд на плененного наследника и замер. По спине пробежал холодок.

Часть одежды восстановилась. Вместо культи, к правому боку прижималась обожженная рука. Целая.

— Я удивлен, — прохрипел Френсис. Взгляд наследника впивался в Цигеля. — Какая решимость. Какое упорство. Даже без союзника почти ничего не поменялось.

— Что ты сделал? Где Кеннет Гремов?

— Кеннет? Ты все еще помнишь его? Любопытно. Мастерская Упоения. Твоих воспоминаний коснулся вестник.

— Что ты сделал?

— Знаешь одну старую сказку про целителя. Он был настолько искусен, что люди сомневались, что они когда-либо болели.

— Старец-В-Живой-Рясе?

Френсис не ответил.

Боковым зрением Цигель заметил движение слева от себя. Герцог резко повернулся.

К нему шагала двухметровая фигура. Она шаталась, словно колос на ветру, длинные руки бились о тело, голова ходила влево вправо как стрелка метронома.

У фигуры не было рта, носа, ушей и глаз. Не было половых органов. Не было пупка. Все тело покрывала кожа, сшитая из разных лоскутов. Плоть заменяла одежду и пузырилась, будто под ней копошились насекомые. В левой руке фигура сжимала старый ритуальный кинжал.

«У Прародителей-Всего весьма извращенный вкус», — вспомнились слова отца.

Вестники не владели тауматургией. После призыва они не изменяли оболочку под себя.

Такое тело кто-то создал. Кто-то сшил из кожи и нацепил на длинный скелет.

Посланник богов подскочил и выставил перед собой кинжал. Цигель не успел сбежать. Лезвие пронзило грудь. Боли не было. Лишь пустота.

— Кто ты? — вырвался у герцога Рузова вопрос. Отношение Френсиса к происходящему наводило на неприятные мысли. Наследнику не было дело до нападения. До убийства гостей. Он улыбался и хвалил заговорщиков за «изобретательность». — Кто ты такой?

— Ты знаешь мое имя. Мой портрет висит в доме каждого жителя страны.

Все встало на места. В теле Френсиса, помимо его души, находился отголосок. Еврентий Мудров управлял телом потомка с самого начала.

— Зачем... — слова сбивались в горле. Мир перед глазами моргнул. — Зачем... ты сохранил его душу?

— Меня об этом спрашиваешь ты? Не дитя из Гремовых, не кто угодно, а ты?

— Что... со мной... будет?

— Он вырежет ваш маленький заговор из истории. Ты никогда не решишь свергать меня. Можно было убрать само нападение, но тогда ты ударишь в другой раз. Не хочу так рисковать.

— Что... будет... — повторил Цигель вопрос.

Он задал его не Еврентию, а самому себе. Что будет, если он не решит свергать императора? К какому итогу он придет?

Мир моргнул. Зал Дома Культуры сменился ядовито-желтым небом и облачными холмами.

Цигель Рузов потерял все.

Фея превратила его в отголоска.

Все надежды умерли, и Сэмюэль желал уйти следом.

— Считай это благодарностью. Твой рассудок сломается быстрее души, — опустилась она на колени и схватила Сэмюэля за лицо. Повернула к себе. — Ты считаешь себя «Сэмюэлем Берислави»? Это ложь. «Ты» не он. Сэмюэль сейчас лежит без сознания в номере гостиницы. Его личность и воспоминания находятся в голове. В мозгу. У «тебя» же нет этого органа. Никогда не задумывался, почему «ты» помнишь, кто ты?

Он не знал, что ответить.

Ненависть, отвращение, сомнение. Внутри закипал котел чувств.

Амелия уже «убила» его. Оторвала от тела. Вскоре парень станет безликим и потеряет все.

Зачем? Зачем она говорила это? Хотела сделать больнее? Вместе с душой растоптать разум?

С дрожащих губ сорвалось одно слово:

— Я...

Фея перебила его:

— «Ты» не настоящий «Сэмюэль Берислави»! Лишь копия! Каждый раз душа создает владение в форме тела и наполняет его разумом. После пробуждения «ты» умираешь. Каждый раз. Рождаешься и умираешь. Это и есть та истина, которой грезящие искажали мировоззрение! «Твое» тело здесь не настоящее! Кости, мышцы, кровь! Это все обман! — прокричала Амелия в лицо Сэмюэля.

Ее перебивал вой. Парень с трудом расслышал слова.

Он открыл рот для ответа, но не успел.

Фея отпрыгнула от него, мигнула и растворилась в воздухе. Что-то тяжелое на высокой скорости врезалось в бок. Сэмюэль взлетел, как снаряд катапульты.

Мир в глазах бешено вращался. Желтое небо и облачная земля менялись местами по десять раз за секунду. В ушах к вою прибавился треск. Плечо раскололось, словно орех, от удара. Земля стремительно приближалась.

Он рухнул животом вниз и перекатился десять метров. Живот затрещал и лопнул, как мешок с подарками. На кудрявые облака вывалились кости и внутренности. Крови не было. Амелия потратила ее на сетку.

Сэмюэль завопил. Боль раскаленными гвоздями пронзила все тело.

«Фальшивка, — подумал он. — Фальшивка. И боль тоже — фальшивка!»

Мысль остудила гвозди боли, но не сдвинула их.

Парень тяжело дышал. В груди стучало сердце.

Сэмюэль встал на колени и пошатнулся. Голова кружилась. Содержимое желудка побежало вверх по пищеводу и вырвалось изо рта фонтаном слюны.

Невыносимо. Его выворачивало наизнанку. Рвота не прекращалась. За одним фонтаном следовал другой. Будто вместо желудка пробился настоящий гейзер.

Бросил взгляд на органы на земле. Смотреть было неприятно. Но иного способа избавиться от боли он не знал.

Амелия расшатала рассудок. Парню осталось окончательно раздавить его, чтобы умереть безболезненно.

Облачный холм в пяти метрах взорвался, и черный шар врезался в Сэмюэля.

Куски плоти, костей и мышц разлетелись в стороны. Тело протащило по земле, два темно-красных мешочка расплющило под его весом. Кажется, это были легкие.

Поднялся на колени.

— Давай! — закричал он. — Убей же меня!

Фея забрала его тело и сделала отголоском. Смерть казалась наилучшим выходом. В ином случае он обречен скитаться по Закулисью и наблюдать, как воспоминания тускнеют, как в памяти лица знакомых теряют очертания, как из головы выветриваются имена. Участь хуже смерти. Медленное угасание и становление безликим.

На Сцене запах вестника приносил одни беды. Люди ненавидели его без причины, феи находили, куда бы он не пошел. В Закулисье от проклятого запаха толк был.

— Ну же! Где ты? Чего ждешь? Почему я еще жив?

Вестник ударил в спину. Сэмюэль прокатился по земле и врезался в облачный холм.

Каждый удар забирал что-то. Что-то очень важное. Посланник богов отсекал от его души куски, как опытный мясник. Слишком опытный. Надрез был точным. Достаточно точным, чтобы забрать только нужную часть и не повредить душе.

Чулять! Даже умереть не может! Ни на что не годен.

Хотел изменить жизнь. Стал преступником. Хотел заняться тауматургией. Потерял руку и использовал вестника. Хотел избавиться от Амелии. Она взяла дело в свои руки и сделал его отголоском. Желания исполнялись, но высокой ценой.

Чем он заплатит за смерть?

Сэмюэль прикусил губу.

— Ладно! — поднялся на колени. — Сделаю это сам! Будь проклят ты! Будь проклята эта Амелия! Будь проклято это все!

Парень запустил левую руку в дыру в животе. Схватил пальцами ребро и дернул. Кость затрещала, но не сломалась.

— Чулять! — протянул он и дернул сильнее. — Давай же! Ломайся!

«Не умирай, Сэмми», — услышал Сэмюэль чей-то голос.

В сознании всплыл образ неотесанного мужчины с бородой. Глаза, нос и рот отсутствовали. Лицо покрывал лоскут кожи. Кто-то отрезал плоть с другой части и небрежно пришил. Рядом с ушами и над шеей краснели швы.