— ... Сон, — голос прерывался тяжелыми вздохами. — Это... был... лишь... сон.
Он оглядел комнату. С улицы на Сэмюэля смотрела пара горящих в ночной тьме глаз. Их свет высекал из черноты вокруг клубы желтого смога.
— Ночь? Или раннее утро?
Успокоившись, парень сел на сухую половину пастели.
— Я жил в той же квартире... Был на его месте...
Сэмюэль любил отца, но от одной мысль о повторении той же судьбы бросало в дрожь. Он обнял себя.
— Не хочу, — прошептал парень. — Не хочу...
Слова утонули во тьме спальни. Какое-то время Сэмюэль молча смотрел в пустоту, пока глаза привыкали к мраку.
— ... Не хочу, — снова пробубнил он.
Мать и отец умерли от одной болезни, во сне парень погиб точно также.
Сэмюэль оглядел накрытую шторой тьмы спальню Адама. Они были ровесниками, но после седьмого дня рождения хворь Нетлеющих глаз забрала сына Дерек. Унесла невинное дитя.
Жители Пейлтауна жили от чумы к чуме, поэтому смерти были обыденностью. Обыденностью для сторонних, но не для близких.
— Что бы я ни делал, — полушепотом произнес Сэмюэль. — Чего бы ни достиг... Умереть я могу в любую секунду...
Смерть висящим на тонком волоске мечом следовала за людьми с рождения. Неустанно, даже во время сна. Готовая сорваться в любой миг.
От этой мысли парень почувствовал холод. Не тот, что бегал по спине от взгляда на портрет императора. И не тот, что он ощутил после ритуала. Этот холод был другого рода. Словно глубоко внутри разверзлась бескрайняя снежная пустыня.
В голове стремительно завертелись шестеренки. Сэмюэлю нужен был выход. Решение, что успокоит бешено стучащее сердце.
— Мне нужно изменится, — пробурчал парень. — Изменить свою жизнь.
На ум пришла военная служба. Самый известный путь в дворянство. Несколько лет в академии, участие в войнах и получение баронии за выдающиеся заслуги. Но была одна проблема.
Сэмюэль усмехнулся от мысли о военной службе. Война — прямой путь в могилу. Парень не обладал ни обостренными чувствами, ни закаленным телом. Он был обычным рабочим на заводе, поэтому задумку Сэмюэль отмел почти сразу.
Второй мыслью было купечество. Парень представил себя в роли странствующего торговца. Частые поездки по империи на поезде, встречи с влиятельными людьми, заключение сделок. Или он мог открыть магазин, как Луи и другие торговцы на улице Тирова.
Сэмюэль помотал головой. Для подобного нужны были подвешенный язык и начальный капитал. Копить парень не умел и складно болтать тоже.
Взгляд упал на лежащий на стуле портфель. Во тьме он выглядел, как прямоугольный осколок мрака.
— Слишком опасно, — прошептал он. — Извилисто и смертельно. Может, даже хуже смерти...
В памяти всплыл образ покрытого гнойными нарывами мужчины. Он продолжал жить и мыслить после взрыва половины головы.
Волосы на затылке встали дыбом, когда Сэмюэль представил себя на его месте.
— Тауматургия может все.
Император и герцоги творили чудеса почти каждый день, так писали в газетах. Для «благословленных» не было никаких преград. Парню они виделись всемогущими вестниками богов. Счастливчиками с серебряной ложкой во рту.
Он невольно сжал зубы. Схватил портфель, вытащил дневник и открыл на первой странице.
«12 джума 786 года...» — дата первой записи.
— Сегодня — восьмое нима, — пробубнил Сэмюэль. — Почти месяц.
Рентин погиб не сразу. Мужчина практиковал тауматургию и не привлекал к себе внимания охотников за мистикой.
— Ничего же не случится, если я попробую?
Глава 3. Укус
Всю смену, пока руки штамповали одну заготовку за другой, в голове созревал план на вечер.
Сэмюэль ничего не знал о тауматургии, кроме ее опасности для обычных людей. Поэтому сформулировал пару правил.
«Первое — никакой практики без знания последствий».
Люди умирали от ритуалов и заклинаний каждый день. Неудачный призыв, разрыв пространства, испарение крови в теле, обращение воздуха в легких в яд. Всех случаев и не сосчитать.
«Если не буду практиковать то и не умру, — рассудил Сэмюэль. — Только знания, и еще раз знания!»
«Второе — никаких жертвоприношений и вреда для людей».
Он не желал вовлекать других. Сама мысль о принесении жертвы пробирала парня до глубины души.
Помимо правил, Сэмюэль думал о цели. Конечной точки изучения тауматургии. Он воображал о тайном обществе практиков.
«Может получится обезопасить тауматургию для обычных людей, — мечтательно подумал парень, щелкая ключем в замке. — Сделать ее доступной для каждого... Открыть гимназию для изучения мистических искусств? Да, это того стоит».
Сэмюэль толкнул плечом входную дверь квартиры. Мечты мечтами, но сначала нужно было кое-что сделать. Парень долго стоял, высматривал во тьме длинного коридора силуэты дверей.
Из прохода на кухню к порогу квартиры тянулась тропинка серой пыли.
Он прикусил губу и шагнул внутрь. Дом чувствовался чужим. Ловушкой, что захлопнется, стоило лишь шелохнутся. Сэмюэль ступал осторожно, затаив дыхание.
«С выпуском, Сэмми! Добро пожаловать во взрослую жизнь!» — звучал в мыслях голос отца.
Парень поставил велосипед к стене на привычное место, перед входной дверью.
«Ну как первый день? Не запорол план?»
Развернулся в сторону кухни. По щекам побежали теплые слезы.
«Ну ничего... Зато теперь смогу уделять все время писательству!»
Он всхлипнул.
Весь пол кухни серым снегом покрывала пыль. У плиты возвышался маленький сугроб, из которого выглядывали завязки красного фартука. Труха под ногами не хрустела. С каждым шажком в воздух поднимались клубы, поэтому Сэмюэль шел медленно.
Парень молча взял стоящую в углу метлу с ковшом и смел пыль, осколки стекла и зеленые таблетки в кучу. Он чувствовал себя куклой, которая исполняла простые действия. Сэмюэль не был здесь и сейчас. Его разум улетел куда-то далеко. Отстранился от всего мира.
«Глянь-ка! Моя первая повесть!»
Он забрел в спальню отца, отпер шкаф для одежды и вытащил вазу. Мамину вазу.
По центру глиняного сосуда распускался огромный розовый цветок, а под горлышком сияло золотое солнце. Лучи ленточками покрывали все свободное пространство вазы.
«Что скажешь о героях?»
Сэмюэль тяжело вздохнул. По пути на кухню он свернул в свою комнату и достал из шкафа школьные тетради и карандаши. Дрожащими руками оторвал нижнюю часть одной из пустующих страниц. Нацарапал острым концом имя.
«Пальцы онемели. Похоже, началось... Сэмми можешь сходить за мазью?»
Парень замел гору серой пыли в сосуд и приклеил листок пару каплями клея. Одежду сгреб в корзину, а вазу поставил на стол в комнате отца.
— Постираю позже, — промямлил он.
Сэмюэль бросил плащ на спинку стула, вытащил из портфеля помятый дневник и рухнул за обеденный стол.
— А сейчас мне нужно отвлечься...
«... Занятно. Те, кто скитаются по грезам, зовутся грезящими. Фрэнк разделил их на два вида. Землевладельцы и Сноходцы. Первые селятся в Закулисье, а вторые только путешествуют. В чем суть-то? Зачем кому-то нужно бросать все и селится, не пойми где?
Тут еще про какие-то повеления, преображения, связывание и якорение... Не знаю что это. Ну и пусть.
Чтобы стать этим грезящим, нужно лишь осознать себя во сне. Легкотня! Я так делал пару раз. Не думал, что творю что-то чудное...»
— Странно, — протянул парень.
Один раз он тоже осознавал себя во сне. Воспоминание огнем выжглось в памяти, потому что сон повторял повесть отца.
Сэмюэль обедал в баре со старшим братом. У Юджина не было правой ноги. Вместо нее, из коленки на пол опускалась белая деревянная ходуля. Они что-то обсуждали, спорили и шутили. Но затем посреди бара синим пятном взорвалось пространство. Открылся рокочущий проход. Сэмюэля затянуло в бушующий водоворот синевы. Очнулся он посреди ночного леса. Сквозь густые кроны деревьев на парня падали редкие капли прошедшего недавно ливня.
