Когда Сэмюэль услышал беспокойные голоса со стороны взрыва, то подскочил к велосипеду и закинул книгу в портфель. Он желал сбежать до прихода стражей. Охотники за мистикой тщательно обыскивали всех свидетелей. Будь то сожители или обычные прохожие.

Спустя пару минут энергичного кручения педалей впереди из желтой дымки прорезался величественный силуэт завода. Сердца Пейлтауна. Все дороги графства вели к нему. Построенный во времена Острокийско-кенской войны для производства оружия. В мирное время он выпускал бытовые артефакты: охладители, сушилки для одежды и многие другие.

Сэмюэль закрепил звенящей цепью велосипед у бурой кирпичной стены и шагнул внутрь. Вдоль павильонов тянулся длинный темный коридор. Дойдя до нужной двери, парень замер.

«Рунический цех», — гласила табличка сбоку от огромного листа металла, покрытого ржавыми пятнами.

Он сунул руку в карман брюк и вытащил ключ. Пару раз прокрутил в замке. После щелчка парень схватился двумя руками за выпирающую ручку и налег всем телом. Лист поддался, открывая вид на безлюдный цех.

По центру рядами строились зеленые станки вместе с небольшими металлическими столиками. От каждой машины поднималась толстая серая труба. На потолке они соединялись в одну кишку, что тянулась сквозь все цеха.

Металлические капилляры со свисающими лампами тянулись между боковых стен. На заводе не использовались газовые светильники. Любая авария рисковала подорвать емкости с газом вместе со всеми работниками, поэтому на замену пришли мана-лампы. В отличие от собратьев они были безопасны.

Сэмюэль змейкой обошел станки и обыденно щелкнул переключателями. Павильон заполнил гул просыпающихся машин.

Каждая требовала полчаса на прогрев перед работой. Парень бросил взгляд на настенные часы над входом. На круглой белой равнине за мутным стеклом старшая сестра села на цифре четыре, а средняя встала на пятерке. Чуть больше получаса до начала смены.

Он любил приходить пораньше и наблюдать, как цех заполняли остальные работники. Парень повторял ритуал пять лет. Верил, что однажды заметят и отплатят по заслугам. Сэмюэль ждал повышения.

Взгляд метнулся в конец павильона. За рядами станков пряталась сколоченная из металлических листов постройка. Черное пятно на белом полотне. Посередине стены выступала деревянная дверь с табличкой. Со своего места парень не видел надпись, но знал. Чернильные витиеватые узоры собирались в текст: «Глава цеха. Андреа Синков».

«Когда-нибудь».

Сэмюэль получал скромную недельную зарплату рабочего завода, которой впритык хватало на двух человек. Даже получалось откладывать по чуть-чуть. Накопления парень пускал на билеты на театральные пьесы в единственном театре на улице Завилова.

Он плюхнул на рабочий столик черный портфель и отстегнул блестящую защелку. Кожаная обложка с алыми каплями по краям, скомканные желтоватые страницы. Книга выглядела ужасно, если не хуже.

Сэмюэль поднес том ближе к лицу. Принюхался. От книги разило сырой землей и пеплом. Мучительная смерть.

«Хоть бы тауматургия, хоть бы тауматургия», — с замиранием сердца он раскрыл обложку.

Парень желал денег. Чем больше, тем лучше. Любой запрет открывал окно для заработка. Не прошедшие проверку повести, картины любителей и даже самописные театральные пьесы. Все имело цену в подполье. А мистические искусства — особенно.

Сэмюэль знал, где в графстве можно было продать запрещенные законом вещи. Он не горел желанием ввязываться в это, но раз деньги сами прилетели в руки, то грех отказываться.

«12 джума 786 года. Меня звать Рентин Сильвов. Чудно писать об этом. Раньше о подобном я только читал...» — почерк многое говорил о человеке. Небрежные чернильные закорючки, толстая и грязная обводка на месте ошибок. — «Сегодня я взял одну книгу. Странствия в ночи за авторством Фрэнка Рузова. Сначала я подумал, что читаю мемуары умалишенного. Уж больно чудные вещи он описал. Фрэнк посвятил книгу „пролезанию под кожу мира“, с его слов...»

Сквозь гул станков до Сэмюэля долетел грохот входной двери. Он в спешке захлопнул дневник, кинул в портфель и привстал. В проходе стояла тучная фигура. Мужчина носил черный плащ с капюшоном, льняная рубашка, темно-серые глаженные брюки и блестящие коричневые туфли с острыми козырьками. Окинув взглядом павильон, он уверенной походкой побрел к Сэмюэлю.

— Мистер Берислави! — почти пропел Андреа Синков. На пухлом лице просияла широкая улыбка. — Добрейшего утра!

В ответ парень приложил правую руку к сердцу. И коротко поклонился. Этому приветствию его научил отец. Дэнни узнал о нем от своего отца, тот от своего и так далее. Насколько Сэмюэль знал, корни приветствия тянулись из Кенского королевства, когда-то завоеванного Острокийской империей.

— Первый среди первых! — продолжил глава цеха.

«Конечно, — мысленно цокнул парень. — Кроме меня, никто не включит станки...»

— У меня чудесные вести! К нам прибывает свежая кровь. Представляете?

— Недавно был выпуск в школе, — поддержал Сэмюэль.

— Я к чему это, — почесал за ухом Андреа. — Я тут всего ничего и многого не знаю.

— Три года.

— Да о другом я, мистер Берислави. О другом! Я про работу, эм... сам процесс и...

— Желаете, чтобы я показал все новичкам? — закончил за главу парень.

— Вот именно! — хлопнул в ладоши Андреа. — Ловите на полуслове. Ай-да мистер Берислави. Я позову вас, когда они придут. Могу рассчитывать на вас?

«Вздор! Все ты знаешь!»

Сэмюэль прикусил губу. Он хотел отказать. Покачать головой, пожать плечами. Андреа «Свинков» поскулил бы пару минут и отстал, а парень ощутил бы прилив гордости. Но что будет дальше? Глава больше никогда не обратится за помощью, найдет другого мальчика на побегушках и, когда покинет пост, напишет письмо с восхвалением счастливчика. А Сэмюэль останется ни с чем.

— ... Хорошо, — сжал кулак под столом парень.

— Ваш ответ — мелодия для моих ушей, мистер Берислави! — воскликнул Андреа «Свинков» и зашагал к кабинету.

Стоило двери захлопнуться, Сэмюэль со всей силы вдарил по столу, кулак отпружинил вверх, а глухой удар утонул в какофонии насмехающихся машин.

«Спокойствие, Сэмми, — глубоко вздохнул он. Вдох, выдох, вдох, выдох. — У тебя в портфеле большие деньги... Думай о театре и шоколаде. Белоснежные шоколадные шарики... Орех в нуге».

Парень сглотнул слюну и глянул на часы. До начала рабочего дня оставалось полчаса. «Ранние пташки» прилетали за десять минут, иногда за пятнадцать, поэтому Сэмюэль достал дневник.

«Закулисье. Так Фрэнк именовал то место. До чего же чудное название... Закулисье было местом тайных встреч и обителью разных тварей...»

Сэмюэль закрыл дневник и вложил обратно в портфель:

«Нужно потом все прочитать, вдруг наткнусь на заклинание или ритуал? А то Луи одурачит. Скажет, что я нашел книжонку доверчивого простофили».

Через пятнадцать минут в цех хлынул плотный поток людей. Из реки рабочих отделился один.

Мужчина брел к парню, слегка покачиваясь.

— Как дела у отца, Сэмми, — приложил он руку к сердцу и поклонился. Дерек Нейви носил клетчатую голубую рубашку, серые брюки с подтяжками и темно-коричневый плащ. За мужчиной по пятам следовал едкий запах дешевого пойла, какое подавали в местной забегаловке за пять медяков. Иногда от него разило кислостью давно забродивших фруктов и ягод. Не часто. Раз в неделю. В день зарплаты.

— Все как всегда, мистер Нейви, — усмехнулся Сэмюэль. — Сон, еда, печатная машинка и снова сон. Вчера вот пришло письмо.

— И? — шагнул поближе мужчина. — Какие вести?

Парень помотал головой.

— Скромик их де... — воскликнул и замолк на полуслове Дерек. Он никогда не матерился в присутствии Сэмюэля.

Когда Сэмюэль был ребенком, мистер Нейви ввалился в квартиру Дэнни после попойки. Грязный с наполовину пустой бутылкой. Мужчина бранил весь мир, герцогов и даже императора. Отец заперся с Дереком на кухне на пару часов. Сэмюэль на всю жизнь запомнил тот безжизненный взгляд, которым Дерек его одарил, когда они вышли. С того дня мистер Нейви больше никогда не бранился при парне.