– В Аквилите всего лишь светомаскировочный режим. Война идет.

Бланш вздрогнула, удивляясь:

– Война? С кем… Зачем… Впрочем, неважно. Я о ней не знала.

– Бланш… Вы не окончательно свихнулись сегодня. Вы сегодня выздоровели.

Она горько рассмеялась:

– Тогда мне это расплата за то, что торопила Рауля. Он должен жить, чтобы спасти всех. Понимаете? Он должен жить… Если он не будет жить – умрет слишком много женщин. Я расплачу́сь с богами за смерти тех женщин своей жизнью. Я расплачу́сь вместо него. Просто помогите мне, Виктория. Вы сами фея. Вы должны все понимать.

Вик встала:

– Я постараюсь. – Ей надо было спешить.

Она вышла в коридор – в соседнюю камеру как раз заводили двух понурых, избитых карфиан. Констебль, закрывая за Вик дверь в камеру, пояснил:

– Пьяная драка на улице. Жарковато начали отмечать конец войны.

Вик кивнула – она боялась, что причина совсем не в этом:

– Проводите меня, пожалуйста, в камеру нера Аранда.

– Конечно. – Констебль повел её чуть дальше по коридору: – Вам открыть или...?

– Нет, – Вик замерла перед решеткой, всматриваясь в Аранду и надеясь, что она сможет получить ответы или хотя бы увидит его реакцию. – Мне надо задать всего пару вопросов. Это я могу сделать и через решетку.

Лежащий на узкой, незаправленной койке мужчина, смотря в грязный, давно небеленый потолок, напомнил:

– Я не буду отвечать без адвоката.

Вик разрешила Аранде:

– Можете не отвечать. Мне все равно от вас не это нужно. – солгала она. – Я даже знаю, что вы завтра скажете на допросе. Вы вспомните Фишера и расскажете об альбиносах.

– Я не буду отвечать без адвоката.

– Костяные фигурки – гри-гри, да?

Аранда упрямо сказал в потолок:

– Я не буду отвечать вам без адвоката. Завтра он придет и заберет Золу – её перевезут в психиатрическую клинику в Арисе, а вам не поздоровится.

– Вы не знали, что это не гри-гри. Что фигурки – часть вольта. Вы думали, Бланш убивает, инактивируя гри-гри. Вы думали, что Бланш убийца.

Он резко сел на койке:

– Зола не убийца.

– Именно это я и сказала. Фигурки не гри-гри. Единственный гри-гри изготовил Дакарей, и вы его видели у его невесты, – Вик еще не выжила из ума, чтобы называть её имя – захочет, сам вспомнит. – А вас потом обманули. Фигурки – часть вольта.

Аранда прищурился, но промолчал. Вик решилась – она задала самый важный для себя вопрос:

– Кто Мудрый в вашем доме?

Аранда замер, а потом все же ответил:

– Мудрые не покидают Карфу. Без них род потеряет защиту.

Вик грустно улыбнулась и констатировала:

– Вы слишком белый для своей семьи. Вы слишком белый, чтобы вас посвящали в тайны рода. Даже Абени, при всей её незаконнорожденности, ближе роду, чем вы. Полагаю, примитивописи и прочему, что входит в колдовство Карфы, вас обучал Дакарей?

– Откуда вы это знаете?

– Точно. Расизм не бывает только белым. Вы оказались слишком белым для своей семьи. Простите, мне нужно спешить – надо выяснить, кто же бокор в вашем доме. – она спешно понеслась по коридору, а вслед её неслось:

– Мудрые не покидают Карфу! Вы ошибаетесь!

Грег положил трубку на телефонный рычаг. Уперся в него взглядом, словно искал себе оправдание и не находил. Как ни поступи, все едино – неправильно. Только и предавать доверие не хотелось. Может, именно сейчас она отчаянно нуждается в помощи, а он медлит…

Видимо, он выдал себя чем-то. Например, молчанием. Или сжатыми кулаками. Пришлось давить вспышку острого недовольства самим собой и разжимать пальцы. Одли сочувственно спросил:

– Что-то серьезное?

Брок сидел на подоконнике у открытого окна и тихонько пил колу прямо из бутылки – Себ принес. Сам Кейдж сидел за своим столом и что-то излишне бодро печатал на машинке. Та то и дело звенела.

Грег отрицательно качнул головой, потом посмотрел на часы – время подбиралось к десяти. Надо было на что-то решаться.

– Мне надо…

Одли встал и, обойдя стол, сочувственно хлопнул его по плечу:

– Иди домой.

– Я вернусь. – твердо сказал Грег. Он только убедится, что все в порядке и сразу же вернется.

– Да необязательно, – отмахнулся Одли.

– Хрень… Я нужен тут!

– Не нужен, – поправил его Одли, настоятельно разворачивая к двери: – давай! Только воду не забудь проверить в паромобиле, чтобы тебя не взорвали. Осторожненько, лады?

Грег посмотрел на Одли, на махнувшего рукой Брока и снова выругался:

– Да вашу ж мать… Я постараюсь быстро – туда и обратно.

– Иди уже, – зевнул Брок. – Я сам сейчас дождусь Вики и поеду с ней домой. Хватит тут торчать. Завтра начало седьмицы, вот завтра со свежей головой и приезжай – буду тебя гонять.

– Точно, – вспомнил свое обещание Грег. – Вот же…

– Иди, мне не настолько плохо. Прорвемся!

Одли фыркнул, нажатием ладони в районе лопаток Грега заставляя его двигаться:

– Рыжие – бесстыжие, а еще – любимчики богов. Иди!

Грег напоследок попросил:

– Если что – телефонируйте. Я тут же приеду.

Он закрыл дверь и чуть-чуть постоял под ней. Было слышно недовольное ворчание Одли: «Узнать?», и ответ Брока: «Да что у него могло случиться… Если несется домой – там Клер…». Проклятье, этому рыжему даже прослушка телефонной линии не нужна! Или все же нужна – Грег глупо поправил Брока:

– Э-ли-за-бет.

Она Элизабет, а не Клер, только Брок еще не знает об этом. На лице невольно заиграла улыбка – Лиззи, Элизабет, лера де Бернье только его. Его маленькая удача. Его незаслуженное счастье. Он пошел быстрее – у Лиз случилось что-то серьезное!

Он промчался по гулкому, пустому коридору, полному теней – электрические лампы под потолком мигали, словно на улице ветер, играющий проводами. Из-за то и дело выключающегося света темнота казалась живой и шевелящейся. Разок она даже Грега за руку схватила и тут же отпустила, хотя всего-то погасла лампа, под которой Грег в тот момент проходил. Сердце, разбалованное без нагрузок, громко ухало в груди. Под кожаными подошвами ботинок что-то противно скрипело. Наверное, уборщик сюда ещё не добрался. Свет в очередной раз погас, вырисовывая черную фигуру в конце коридора, Грег замер на миг, но, когда лампа снова включилась, никого не было. Просто тени, просто воспаленное воображение, просто ночь – ночью всегда темно.

В холле первого этажа и того было хуже – дежурный констебль погасил свет, оставив только настольную лампу на стойке, и нагло спал, сидя на стуле. По пустому черному из-за тьмы холлу гулко разносился его басовитый, громкий храп. Грег качнул головой – ну и порядочки тут! Брок совсем своих людей разбаловал.

Грег вышел на улицу, тут же ежась от налетевшего холодного ветра. Он стонал в узком проулке, куда выходило крыльцо Центрального участка, как голодный баньши, оплакивающий чью-то смерть. Грег стиснул зубы – нервы ни к демону! Надо будет показаться инквизитору, тому же отцу Маркусу, чтобы проверил – постдемонический синдром, впрочем, как и постангельский, не фунт изюма. Грег зажег светляк вместо ручного фонаря и рванул на паровик – времени досконально проверять паромобиль не было. До парка доедет на паровике, а потом мимо инквизиции отступников до «Королевского рыцаря» – там всего-то четверть часа ходьбы.

Ночной пустой парк, освещенный полной луной, был тих и умиротворен. Он унял тревогу в сердце Грега. Тени были просто тенями, и ветер просто пел, запутавшись в ветвях сонных деревьев, и подошвы просто шоркали по брусчатке. Набухали почки на деревьях, капала с ветвей вода, обещая близкую весну, одуряюще пахло нарциссами – они во всю цвели возле паровых труб, сейчас чуть теплых, потому что скидывать излишки давления было не нужно. Грег оглянулся на всякий случай, но в парке он был в одиночестве. Он шагнул с тротуара на газон, присел возле куртины нарциссов, выбирая еще не распустившийся бутон, хоть и понимал – нарциссы не те цветы, что дарят прекрасным лерам. Чуть ближе к трубе нашелся одинокий, медвяный подснежник, и Грег сорвал его, пряча в ладони. Теперь надо вновь поспешить. Огни крыльца «Королевского рыцаря» как маяк звали его.