– От этого зависит не только ваша жизнь, но и моя.

Грег обернулся на неё и исподлобья посмотрел, уже привычно хмурясь:

– Потому не раздумывайте и стреляйте.

Клер чуть отвернулась в сторону, чтобы не слепить мужчину, и тихо призналась:

– Я вас чуть не пристрелила из-за ваших расспросов, Грег. Из-за ваших заявлений нервы и так расшатаны, а тут еще тишина и темнота… Вы знаете, что темнота шепчет о чудовищах?

Грег передернул плечами:

– О да. У меня в ушах словно радио работает – шумит на пустой волне…

– Так…? – напомнила Клер, – вы расскажите о себе?

Он поставил полупустой мешок на пол и принялся доставать несколько маячков – по стене из засыпанного камнями хода в основной шли трещины:

– Может, лучше о чем-то нейтральном поговорим? О цветах, о погоде, о здоровье… – он завязал мешок и встал. – О чем еще говорят с лерами?

Клер дернула свободным плечом – каска с котятами, больно упираясь в ребра, все так и была зажата другой рукой:

– О здоровье говорить в Аквилите неприлично, потому что обычно обсуждают инфлюэнцу и другие зимние эпидемии.

– Тогда о книгах… Вы читали новинку прошлой осени Марка Генри «О клерках и капусте»?

Клер фыркнула, удобнее перехватывая пытающуюся упасть каску:

– Прошлой осенью у меня было очень плохо с деньгами. Мне было не до книг. Так что я её не читала.

Грег признался, направляясь к трещине и устанавливая пару маячков:

– Я тоже не читал. – его голос звучал глухо – он же разговаривал почти со стеной. – Говорят, интересная вещь о простых людях, написанная с юмором и любовью.

Клер тихо сказала:

– Странно в наше время писать с любовью о простых людях. Все больше о сверхлюдях сочиняют, создавая в читателях уверенность, что так и должно быть – кто-то сильный, кто имеет право распоряжаться чужой жизнью.

Плечи Грега при этих словах обмякли, он сильно сгорбился, неожиданно кулаком ударяя в стену. Снова и снова, как иногда делал взбешенный Брок.

– Грееег! Прекратите, немедленно! – громче, чем надо в катакомбах, сказала Клер. Её слова эхом заметались по пустым проходам.

– Прррростите… – Грег уперся лбом в стену, успокаиваясь, а потом отстранился и вытер кровь на костяшках пальцев о мундир. – Простите, не хотел вас пугать. Это… Случайность.

Клер строго сказала:

– Давайте так. Я расскажу без утаек, почему я оказалась тут, а вы расскажете о себе и причине вашей опасности для окружающих, а то я нервный тик заработаю, снова и снова хватаясь за револьвер. – она подошла к мужчине и уверенно сказала: – дайте руку! Её надо перевязать. Тут катакомбы, тут куча разных инфекций. Вы хотите заработать себе тризм? От него нет лекарства.

Грег без слов протянул ей свою руку, взамен в другую получая котят. Клер принялась платком перевязывать разбитую кисть.

– У меня был жених. Я его сильно любила. Очень. Но началась война, и Джеймс хотел, уходя на неё… Он был офицер и лер… – хорошо, что, когда перевязываешь рану, не смотришь в глаза. Так рассказывать о себе было проще. – Он, уходя с полком хотел, чтобы я стала его женой пусть не перед богами, но перед ним самим... Только до свадьбы было еще полгода.

– Вот тварь, – тихо сказал Грег.

Она прошептала:

– Да нет, я была счастлива, что стала его. Я не думала о последствиях – молодым девушкам о таком не рассказывают. Предупреждают о падении, но никто никогда не поясняет: как именно теряют репутацию.

Грег мягчее мягкого, словно разговаривал с маленьким ребенком, предположил:

– Клер… Он разболтал, да?

Она как раз завязывала узелок и с ненужной силой дернула концы. Наверное, Грегу было даже больно.

– Хуже, Грег. Молодым лейтенантам было страшно, иным я объяснить это не могу. Оказывается, куча офицеров, у которых были молодые невесты, поспорили, чья падет, а чья откажется. Выигрыш был огромен, только и доказательства требовались весомые…

Грег осторожно взял её руки в свои. Каску с котятами он пристроил на выступ в стене:

– Кажется, я догадываюсь, Клер, что было дальше. Как с лерой Августиной и билетами на её купание сто лет назад в Олфинбурге?

Клер судорожно рассмеялась, тут же оказавшись прижатой к чужой, пропахшей почему-то храмовыми пряностями груди:

– Что вы, Грег. Прогресс не стоит на месте. Тем более в Вернии. Куда там леру Бертраму, продававшему друзьям место у окошка купальни своей жены-красавицы… Джеймс записал нашу ночь на фиксатор. Визуалофиксатор.

Грег её поправил:

– Таких не существует. Фиксаторы способны записывать непрерывно звук или делать всего лишь снимок.

Почему-то в его объятьях было тепло и уютно, и Джеймса вспоминать не хотелось:

– У вас, Грег. У нас в Вернии есть фиксаторы, которые записывают почти как в синематографе. Качество так себе, но догадаться о происходящем можно… Кажется, я сейчас разболтала государственную тайну…

– Я сохраню её, слово чести. Клер… Если не хотите, дальше можете не продолжать. Я примерно догадываюсь, что было дальше.

Она потерла носом о мягкую шерсть мундира, чуть не чихая от скопившейся на ней пыли:

– … А дальше был скандал. Шума было много: всплыли не только мои записи – еще пара лейтенантов хотела сорвать банк. Выбор у меня был небольшой: петля или монастырь. Умирать телом или душой я не хотела. Оба варианта меня не устраивали, в отличие от двух других девушек. Пришлось вмешаться королю – так я попала в Аквилиту. Сейчас я уже понимаю, что про Мюрая и потенцозем на момент скандала было известно. Тогда же предложение короля было чудом для меня. Чудом избежать смерти.

– Вас разыграли в темную.

Она фыркнула Грегу в грудь:

– Я хотя бы не пострадала просто так, в отличие от двух других лер. Взамен я получила новую жизнь, деньги и новый титул – без земли, но мне она и не нужна.

– А ваш жених? Он…

– Мертв. Граф де ла Тьерн, отец Джеймса, возненавидел меня – официально Джеймс погиб в бою. Только рана характерная – под подбородком…

– …с размозженным затылком. Как при самоубийстве.

– Именно. – подтвердила Клер.

– Вот же чудовище! И граф, и виконт! Готов на что угодно спорить: граф же на вас возложил всю вину. Как же, если невеста не устояла – всегда виновата она, а не женишок, который не удержал в шта… – он осекся. – Простите, опять забылся.

Клер дернула плечом, стараясь не расплакаться – она не впервые рассказала о случившемся, но впервые её поняли, и кто – мужчина!

– Вы не могли бы… – сбивчиво начала она, но Грег сильнее прижал её к себе:

– Простите, я вас сейчас не отпущу – вам нужно утешение, нельзя носить в себе такое…

– Тогда я расплачусь, – честно сказала Клер. – лучше расскажите о себе. Вы обещали.

– О себе… – его руки чуть расслабились. – Инквизитор сказал, что я действовал под принуждением какого-то зелья, но что-то в это слабо верится. Я потерял контроль над собой на допросах. Я избивал людей…

– Я знаю, что такие методы допроса до сих пор законны. – старательно спокойно сказала Клер. Пытки – это её личный сигнальный маячок, то, что она считала недопустимым для себя и окружающих.

Грег подтвердил:

– Законны. Но отвратительны, особенно когда пелена ярости застит глаза, и ты становишься чудовищем, а не профессионалом. Я был чудовищем. Хуже того… Мне это нравилось. Еще хуже. Главный пострадавший – Мюрай. И самое отвратительное, не успей вы скрыться до обвала, я бы… Я… – ему не хватило смелости закончить, впрочем, Клер прекрасно его поняла:

– Я знала, что могу попасться. Я знала, что меня ждет в таком случае. Так что ничего страшного вы для меня не сказали. И Брок знал. Все знали.

– Клер…

Она отстранилась:

– Вы первый, кто понял меня. А я понимаю вас. Случившееся отвратительно, но если инквизитор сказал про зелье, то значит, там в подвале были не совсем вы.

– А если он солгал? – упрямо возразил Грег.

– Инквизитор? – Клер растерялась от такого. – Разве они умеют лгать?

Грег отпустил задумчивую, уже успокоившуюся женщину из своих объятий: