– Не надо, Клер. Я маг – все заживет само. Слово чести. И я спрашивал о прикосновении к вам, а не о вашем ко мне. Я контролирую себя – сейчас меня не стоит останавливать выстрелом. Так я могу…?
Клер отошла в сторону и вздохнула:
– Можно, Грег. Можно. – Она забрала каску с котятами обратно себе. Понять бы еще, зачем ему к ней прикасаться – неужели не все разузнал о ней? Или, наоборот, как раз все знает…
Мужчина осторожно, словно боялся её напугать, протянул руку к Клер и положил на шею сзади. Знакомая, узнаваемая волна облегчения и тепла потянулась от его руки до кончиков пальцев Клер. Брок так всегда прикасался к Клер в катакомбах… По-дружески хлопал по загривку, как со смешком говорил Грыз. И эти хлопки одобрения, так необходимые Клер, всегда сопровождались облегчением – она думала от чувства гордости, от понимания – Брок гордится её работой. А это оказалась магия. Брок тайно помогал ей справиться с усталостью.
– Лучше? – уточнил Грег.
Клер улыбкой подтвердила свои слова – сейчас она была готова снова идти через все катакомбы Аквилиты, после Брока такого ошеломительного эффекта не бывало:
– Несомненно. Спасибо, Грег.
– Хотите перекусить? – он достал из сумки, которую тащил на плече, бумажный пакет с сэндвичами. Их собрал в дорогу Одли, странно при этом прокомментировав: «Не отравлено – сам пробовал!». Судя по тому, что съеденные часа два (или три?) назад сэндвичи не убили их с Грегом, значит, точно, не отравлены.
– Хочу… – Клер огляделась и найдя подходящий камень, уселась на него, пристраивая котят к себе на колени. Сэндвич, обычный крок-нер с ветчиной и сыром был еще горячим – Одли постарался. Клер больше любила сэндвич крок-нериссу со шляпкой из яичницы, но её сложнее брать с собой в дорогу. Грея пальцы и медленно жуя хрустящий сэндвич, Клер наслаждалась покоем – усталость в ногах уходила прочь, головная боль улеглась, и жизнь снова была почти прекрасна. Почти – это теперь навсегда с ней.
Грег, быстро покончив со своим сэндвичем, как-то весьма мрачно признался:
– Я не представляю, какую выдержку надо иметь, Клер, чтобы три года подряд добровольно ходить сюда в катакомбы за потенцитом. Я тут четыре часа всего, а чувство, что еще чуть-чуть и… Или сойду с ума, растворяясь в темноте, или взорвусь от ярости. Оба варианта так себе.
Клер, вытирая платком руки, заметила:
– Это из-за недостатка света. Разум не терпит пустоты – он заменяет недостающее другим: головной болью, сухостью во рту, слуховыми галлюцинациями, тревогой…
– И как же это можно остановить? Нам тут еще часа три-четыре, не меньше, болтаться. – Грег сложил руки на груди и прислонился к стене – у Клер сердце непроизвольно рухнуло в пятки: прикасаться к стенам было опасно из-за проклятия чумной Полли. С трудом её тоже страдающий от недостатка света и звуков разум вспомнил – проклятья больше нет.
– Разговорами. Человеческий голос рядом заставляет собраться. – Она уточнила, вставая: – полезем вверх или вниз?
Грег мягко сказал:
– Посидите, Клер. Отдохните – даже мне тут тяжело. Не представляю, сколько мужества нужно было иметь, Клер, чтобы день за днем ходить сюда.
Она подозрительно глянула на него, снова слепя светом фонарика:
– Это вы сейчас так аккуратно допрашиваете меня?
Он дружелюбно подал фляжку, в этот раз с чем-то обжигающе острым, теплом расплывающимся в животе, когда Клер доверчиво сделала большой глоток, чуть не поперхиваясь от неожиданности:
– Это я настолько разучился делать комплименты.
Клер вернула фляжку и сунула кисти рук подмышки – самый верный способ их согреть.
– Если это комплимент, то спасибо. И мы же не каждый день сюда ходили. И отнюдь не три года подряд. Сперва больше года искали жилу – сведений о ней было мало.
Грег мрачно сказал, тоже делая глоток из фляжки:
– Это не допрос. Впрочем, я бы не отказался узнать кое-что о вашей жизни. – он стащил с себя мундир и накинул Клер на плечи: – не бойтесь, за несколько минут я не околею, а вы зато согреетесь. И, простите, темнота и ваш костюм совсем меня путают – я говорю недостойно с лерой.
Клер рассмеялась:
– За три года я привыкла и худшему. Если вам так легче – говорите, как с парнем. Не удивите и не напугаете.
– С парнем… – Он снова встал у стены, в этот раз не рискуя к ней прикасаться. Просто стоял и смотрел в сторону, чтобы не напрягать глаза. – Клер, знаете, я бывал в той дыре, которую вы три года называли домом. Я собрал о Клермоне все сведения, какие мог. У меня был даже ваш портрет. И у меня сложилось весьма логичное представление о вас: мальчишка, родившийся в нищете, пытающийся вырваться из неё любыми способами. Мюрай, как мне казалось, был для вас хорошим вариантом – пусть незаконным, но верным – от Мюрая сложно ожидать подлости и подставы. Мне казалось, что он втянул вас в это дело, дав надежду на хорошее будущее.
Клер не сдержала смешка, возвращаясь к привычному за последние годы говорку:
– Да лааааан! Ну, вы даете! Так ошибиться… Это я втянула его – для него я была незаконным, но верным вариантом.
– Вариантом чего? – не удержался Грег, все же из него никуда не делся охотничий азарт детектива, напавшего на нужный след. Несмотря на обещание не трогать больше дело о контрабанде, знать правду ему все же хотелось.
Клер посмотрела мужчине прямо в глаза, заставляя морщиться от света:
– Вариантом остановить надвигавшуюся войну. Она же ни для кого не была секретом. Тальма четверть века ждала, когда под гнетом торговой блокады Верния ослабнет, а Верния… Она тоже готовилась к нападению – единственному для неё варианту выжить, скидывая кольцо блокады. Просто… Я не говорила Мюраю об истинных целях короля Людовика Пятого. Мюрай верил в теорию паритета, я же умолчала, что война все равно будет – Вернии она была нужна. Причем Вернии было выгодно именно дождаться нападения Тальмы. Что-то еще, майор? Может, мои связи с Вернией? Или мои контакты тут? – она собралась, понимая, что оказалась один на один с тем, кто вел дело о контрабанде. Возможно, живой он её отсюда не выпустит. Она вытащила согревшиеся пальцы из подмышек и правой рукой осторожно нащупала в кармане пальто рукоятку револьвера. Достать его из такого положения будет трудно, зато незаметно.
От взгляда Грега не ускользнул её маневр:
– Не стоит доставать револьвер. Все, я не провожу допрос. Я лишь хочу знать: какой твари и как именно вас удалось заставить пойти на все это? – он руками обвел темноту катакомб. – Вы не похожи на экзальтированных дамочек, влюбленных в короля до беспамятства. Вы не похожи на лжепатриотов, до хрипа в горле доказывающих право Вернии на войну… Вы… Как вас заставили пойти на это?
Клер грустно рассмеялась, некстати вспоминая Джеймса:
– Нет уж, простите, я не готова таким делиться. Я бы хотела все забыть и не вспоминать. – Она встала, скидывая с себя мундир и беря каску с котятами под мышку – одна рука ей понадобится, чтобы успеть выхватить револьвер: – пойдемте. Я уже готова продолжать.
– Как скажете, – Грег надел на себя мундир: – показывайте дорогу – я хочу спуститься на нижние уровни.
Клер пошла вперед, чувствуя, как тишина снова мягким одеялом забывчивости и рассеянности укутывает её. Тяжелое дыхание Грега за спиной разбивало, конечно, безмолвие катакомб, но и сеяло тревогу в душе Клер. Грег был опасен.
Она не выдержала и спросила, когда по гнилой лестнице спустились на уровень ниже:
– Грег… Меня тоже пугает тишина… Давайте поговорим. – Сейчас Грег шел первым – в поисках опасности в виде трещин и возможных обвалов.
– О чем? – тут же откликнулся мужчина.
– О… – сейчас Клер беспокоило одно – чем он может быть опасен. – О причине вашей опасности.
Он угрюмо рассмеялся, почти слово в слово повторяя её фразу:
– Я все еще не готов говорить о таком.
Клер с упорством смертника, нарывающегося на неприятности, напомнила, на всякий случай кладя пальцы на рукоятку револьвера в кармане короткого пальто:
