Внезапно все твари пронзительно запищали, от чего Дэйне пришлось закрыться щитом, а Мира с Яриком схватились на головы. Они словно слились в одной большой симфонии печали и скорби. Будто куча маленьких детенышей, что наблюдали за смертью своего родителя. Скорбь сменилась на ярость всего за пару мгновений. Мира, Ярик и Дэйна вступили в яростную схватку. Нападавшие, изрыгая содержимое своих желудков, бешено рвались в бой, с сакральной преданностью нанизывая себя на клинки отряда. От битвы каменный гигант не был в восторге, поэтому напомнил о своём присутствии, заметно зашевелившись. Сосульки попадали на головы, однако Дэйна успела прикрыть отряд колдовским щитом. Битва продолжалась до тех пор, пока последний из нападавших, скрепя кожей закостенелых пальцев по ботинку Ярика, не издох. Рыжеволосый мужчина с отвращением сплюнул на труп и обернулся. Тьмы не было, не было больше ничего, кроме напуганного тела в луже крови. И Балдура, что приставил свой револьвер ко лбу жертвы.

— Балдур! — закричала Дэйна, что есть сил. — Ты что себе позволяешь, богомерзкая скотина!

Нечасто можно было увидеть и услышать, чтобы Дэйна Бринхильд, повышала свой голос настолько. Даже когда она отчитывала членов отряда, её голос был всегда мягок и стоек, но, если стоило повысить градус, он становился холоднее, но никак не звонче. Однако даже это, не заставило человека отозваться. Он навис над своей жертвой, бегло оглядывая тело. Сырник скалился тоненькими зубками, а с его губ капала слюна.

— Что же ты никак не сдохнешь? — вырвалось из уст незнакомца.

Первое, что Балдур заметил, это то, что впервые в своей жизни, он не мог опознать была ли перед ним женщина или мужчина. Он вдоволь повидал девиц, что стриглись коротко, обматывали груди простыней, запихивали в штаны картофелину и шли записываться в стражники, а то и солдаты. Встречал, в том числе он и парней, ряженных в платья и пуховыми подушками у грудей, что спаивали завсегдатаях харчевней, и еще до восхода солнца, обчищали карманы. То были мастера своего дела и маскировки, но даже их выдавали крошечные мелочи. Глубокие и девичьи голубые глаза, при виде которых любой мальчишка потеряет дар речи, или ярко выраженный кадык на тоненькой шее парня.

Незнакомец перед ним, не проявлял никаких особенностей, присущих одному из полов, но при этом, сочетал их все в одном. Нежная девичья кожа, глубокие золотые глаза и мягкие седые волосы. Крепкие мускулистые плечи, оттенок хрипоты в горле и едва заметная щетина.

— Нет, нет, нет, нет, не-е-е-т! — заверещала незнакомка. — Ты не можешь быть им! Ты не он! Нет!

Он задергался, что казалось по началу в попытках избавиться от плена, но это всё больше походило на простую и банальную истерику.

— Балдур! — вновь раздался голос воительницы, в этот раз на октаву спокойней.

— Дэйна, — вмешалась Мира. — Подожди, не сейчас.

— Нет уж, хватит с меня его выходок, что это было? Повел себя как зазнавшийся птенец на первом сборе.

— Посмотри, — с волнением в голосе, Мира дернула её за плечо и указала на незнакомку.

— И правда, — произнёс Ярик, уже некоторое время изучая его. — Выряжен как стервятник, да не просто как обычный стервятник, а как наш.

Дэйна замолчала, ведь Ярик с Мирой оказались правы. Да, на незнакомке был одет стандартный плащ сборщиков, обычные потёртые штаны, походные ботинки, старая рубаха и прикрепленный к поясу револьвер в украшенной кобуре. Подобный набор можно было увидеть на теле любого стервятника, получившего свои крылья, но виднелось и то, что выделялось на общем фоне.

На спине плаща имелась эмблема стервятника, сжимающего в когтях кровавый плод, которым был награжден Балдур из рук Чёрного Стервятника, вступив в четверку и получив своё прозвище. Старая рубаха, застёгнутая так, как любил застёгивать её Балдур. Он всегда оставлял нетронутой самую нижнюю пуговицу. Почему? Думаю и сам человек не знал ответа на этот вопрос. Едва заметное пожелтевшее пятно на отвороте его штанов, которое он получил при сборе мордоклюев. Животное в своей манере выхаркнуло желчь в защитном рефлексе, что навеки впиталась в ткань, но, к счастью, давно потеряла запах. Правый ботинок с заметным усиленным протектором, что защищал пальцы на ноге человека, что едва не рассыпались в труху, после первой схватки с аспидом.

Никто во всем Бролиске и полисах и вовек не заметил бы, но для отряда сопровождения, общая картина выдала себя с потрохами. Балдур, несмотря на замечания других, носил подобные, если так можно сказать, знаки отличия с гордостью. Он никогда не скрывал то, что сумел раздобыть. Ни хорошее, ни плохое. Ему попросту было плевать.

Единственное, что не совпадало с образом Красного Стервятника, это револьвер. Да, он был искусно выполнен и украшен. Только в этом то и было дело. Револьвер был украшен. Никакого дополнительного функционала он не имел, в то время как у настоящего хозяина малейшая модификация и наведшие, обладало своей функцией. Складывалось впечатление, что некто взял палитру красок, и принялся водить кистью, пока наконец не плюнул и не заявил: «И так сойдет!»

— Ты нахрена так вырядилось, чучело? — Ярик пнул незнакомца по ноге. — Впервые вижу, чтобы кто-то сборщиком наряжался по доброй воле.

Незнакомка не ответила, лишь пристально смотрела в глаза Балдура, с горящей ненавистью внутри. Его губы были крепко сжаты, что вот-вот лопнут и изольются кровавым потоком наружу.

— Балдур! Хватит, — послышались слова Миры. Они прозвучали так тепло, что на мгновение хватка человека ослабла, но через секунду, всё вернулось на свои места. — Балдур…

— БАЛДУР! — завопил незнакомец. — БАЛДУР! БАЛДУР! БАЛДУР! — затем расхохотался что есть сил. — БАЛДУР! БАЛДУР!

— Кончай эту тварь, да валим отсюда, — высказал наконец добрую мысль Ярик.

— БАЛДУР! — она прокричала и затихла, глухо хихикая, а из глаз потекли слёзы. — Бал-дур. Я ненавижу тебя, Балдур! Я проклинаю кто ты, и кем ты был. Я плюю на твою плоть, я испражняюсь на твои глаза, я мочусь на твоё сердце. Я ненавижу тебя, БАЛДУР! — все замолчали, удивившись от реакции незнакомки. — Как ты посмел? Да кто тебе дал право быть им? Нет, нет, не-е-т! Ты лишь жалкий притворщик, слепая тень, бродящая среди крон змеиного леса. Они жалят и кусают, раздувая твою плоть ядовитыми нарывами. Жалят и кусают! Жалят и кусают!

— Си-Сибирус, — едва слышно прошептала Мира.

— Ты падаешь и рыгаешь ядом, а земля пожирает твою плоть, пока не останется ничего кроме костей! Ха-ха-ха! — незнакомец, казалось, полностью потерял над собой контроль и поддался порывам истерики, пытаясь вырваться и плача навзрыд. — Из твоих костей они сплетут себе гнездо, как сплели из костей тех, кто был до тебя. Сплетут и будут ждать, пока придёт настоящий! Придёт настоящий и будет жалить и кусать! Жалить и кусать! — внезапно она остановилась и посмотрела в его глаза, которые стервятник ни на секунду не отводил от неё. — Ты умрёшь здесь, здесь будет твоя могила, и никто не вспомнит твоего имени. Убей меня, и я буду ненавидеть тебя после смерти. Ненавидеть твою ложь, ненавидеть за то, что ты посмел предстать перед ней! Перед ней! — голос вновь изменился. Послышались нотки истерики, что взорвались новым потоком безумия. — Она не будет любить тебя! Никогда! Какое право ты посмел пытаться быть мной? Всю… Всю свою жизнь я! Не-е-е-е-е-е-е-т! Ты не заменишь меня, не будешь греться у её ног. Ты сдохнешь, да-да, именно так. Ты уже сдох. Помер. Мой револьвер лишил тебя жизни! Мой револьвер! Мой, револьвер. Ты вот-вот исчезнешь, а я пожру твою душу, и стану истинной для неё. Жалить и кусать… бродить сквозь лес полный змеиных крон! Бродить, жалить и кусать! — незнакомка плюнула кровью в лицо человека. — Она никогда не будет тебя любить! Никто никогда не согреет тебя и не полюбит. Она использует тебя и выбросит, как всех остальных! Потому что ты никто! Ты фальшивка! Пустышка!