Природа, как и положено танцуя под кроной божьего древа, играючи меняла наряды, сменяя огненно-рыжее платье ослепительной белоснежной шубкой. До первых снегов оставалось совсем недолго, поэтому путники надеялись, что окончат своё путешествие до того, как земля не окоченеет и не станет тверже камня.

Жители вовсю рубили лес, а кабан и лось попрятались подальше от селений. На просеке недалеко от одной из деревень было удивительно и завораживающе тихо, лишь чириканье воробьев украшало рябиновый цвет осени. Стуки топоров были слышны повсюду и доносились какофонией звуков.

Пилорат, всё еще хромавший и редко держащийся за бок отправился вперед, с целью разузнать что их ждет за просекой. Семирод с Маруськой укрылись под ясеневым дубом с шишковатым и ребристым стволом, покрытым богатым слоем мха. По началу старик отказывался от перевала, ведь время действительно играло не в их пользу, однако они шли слишком долго, а клятые древние кости зудели от холода еще сильнее.

От смешанного города Нарапал, что у восьми столпов, недалеко от озера Черничка, они смогли позволить себе нанять повозку, оплаты на которую хватило лишь села Коржево. Оттуда они шли четвертый день, через пересеченную местность, луга, небольшие сопки, старательно огибая густонаселенные зоны Лика.

Маруська впервые за долгое время оказалась с Семиродом наедине и не знала, как себя вести. Старик, опираясь на свою палку да поскрипывая, что несмазанные петли, еле как усадил себя и облокотился спиной дуб. Холодный, сыроватый, но зато мягкий ковер из мха, что он охапкой сорвал с дерева (не забыв поблагодарить Мать Землю за это), послужил неплохим седалищем.

Девочке же, в селе выменяли допотопное пальтишко, что пожилая женщина продавала с лотка из-за ненадобности. Все её дети давно выросли, а внукам уже сшили получше. Чтобы уши не мерзли, и волосы не салились, она подарила ей красный платочек, что Маруська повязала узелком под подбородком как умела. На рукавички, к сожалению, Семиродовских трав и мензурок не хватило, а больше торговать было нечем. Поэтому Маруська, как могла, отогревалась обтянутой кабаньей кожей, повязанной вокруг кистей и пальцев бечёвкой. Пилорат, судя по всему, не на слух был знаком с охотой или по крайней мере с разделыванием полусъеденной туши. Рукавички может и слегка смердели, но не настолько, чтобы привлечь хищников и стервятников.

Маруська стеснительно топталась на одном месте, продавливая землю тоненькими валенками, и смотрела куда-то вниз. Толи от стыда или от мороза, её пухленькие щечки налились румянцем, а юные серые глаза хлопали, стараясь согреться. Семирод жестом показал ей подойти и нырнул рукой в суму, что оставил после себя Пилорат.

Он шуршал, что-то бурча, а на кончике носа скопилась капелька воды. Маруська на секунду подняла глаза и утерла её кончиком торчащего из рукавички пальца. Семирод посмотрел на неё, но она вновь потупила взгляд.

С момента их встречи, она не пролила ни одной слезинки. Неужто маленькая еще не осознала или уже успела выплакать все слезы? Даже в избе у Рожки он ни разу не застал её шмыгающую или прячущую стыдливые красные глаза. Неужели она была настолько сильна, разве может кто так держаться? Он видел, как взрослые мужики с бородищами падали на колени и ревели как дети над телом своего ребенка. Видел, как матери хватались за ножи и были готовы отправиться в след, а она… Она лишь молчала и делала всё, что ей велят.

Семирод достал из сумы подмерзшую корочку хлеба, головку чеснока, яблоко и флягу с березовым соком. Заставлять ребенка грызть окоченевший хлеб он себе не позволил, так же как и сам не смог бы его разжевать. Пилорат, к счастью, был непривередливый в отношении еды, как и ко всему остальному. Он бы и землю жрал, если бы другого не оказалось. Старик отложил всё остальное в сторону, а затем вытерев яблоко о сухие листья протянул его девочке.

Маруська молчаливо поклонилась и приняла лакомство, как вдруг ощутила, что руки наполняются теплом, а по телу пробежала будоражащая дрожь. Девочка подняла глаза и заметила, как яблоко менялось на глазах, пока наконец не стало наливной и спелой грушей, которую будто кто-то вот-вот сорвал с дерева в Красограде.

На мгновение в её глазах появилась неподдельная детская искорка. Колдовство, чистое колдовство. Материя неизведанного. Не имело значения использовал ли кто-то дух или лишь показал трюк ловкости, такое будоражило разум любого ребенка. Она подняла глаза и посмотрела на старика с открытым ртом, будто прося повторить фокус. Семирод улыбнулся. Секунда радости, именно столько она продлилась, как послышались шаги. Маруська, прижав грушу к груди, потупила взгляд.

Старик потрепал её по розовой пышной щечке и поправил развязавшийся платок, затем поднял ворот пальто, хорошенько прикрывая ей шею. Девочка стояла смирно. Пилорат шел уверенным шагом, будто и вовсе позабыв о своем ранении.

— Недолго тебя не было, — первым начал разговор Семирод.

— Долго и не пришлось, отец, к сожалению, новости не из хороших.

Старик отпустил Маруську, и та, еще раз поклонившись, засеменила к Пилорату. Меридинец увидел, что она сжимает двумя руками грушу у груди, на что слегка улыбнулся в сторону человека. Семирод увидел по глазам, что спрашивать не стоит, однако и не пришлось.

— Мародеры встали лагерем недалеко, Черные, судя по всему.

Семирод прошелся по бороде. Он прекрасно понимал, что рано или поздно им придется столкнуться с подобными шайками, что стали плодиться в последнее время быстрее чумы, но не ожидал что так близко.

— Ты уверен, что это они?

— Ловушки и дозорные гнезда я за версту узнаю, только эти совсем неряшливые, сразу видно, что новички работают. Дети в основном, скорее всего, да отроки, что сбежали с сёл. Я в Нарапале еще услышал, что ходят последнее время много слухов о Черных и как они работают.

Меридинец не стал продолжать, а лишь прижал Маруську сильнее и рассказал остальное взглядом. Семироду этого хватило, он и сам, хоть ни разу не пересекался, однако обладал достаточной информацией о них. Очередные разбойничьи отряды, которые в отличие от остальных промышляли мародерством сугубо в «специфических» местах.

Пилорат прошептал Маруське на ухо, что ему нужно поговорить со стариком и подошел к нему ближе. За спиной послышалось сладкое чмоканье.

— Я слышал рассказы холопов, а что ты старец-ученный на это скажешь, почему они здесь?

Семирод вновь прошелся по бороде, а затем, убедившись, что Маруська не слышит, ответил шепотом:

— Мясники они по большей части, собирают остатки аберраций и продают на черном рынке, некоторые даже кормятся ими, верят, что получат силы и способности их хозяев.

Пилорат сделал паузу, пытаясь понять, а затем переспросил:

— Аберрации? Это кто еще такие, те ужасные выродки, что убили семью Маруськи и всю деревню? Значит они стоят за всеми этими смертями, и на кой чёрт торговцы плотью за них платят?

— Не они, а их хозяева. Аберрации это лишь проекция.

— Чего, отец?

Семирод посмотрел на Маруську, насупив густые и растрепанные седые брови:

— Обратной части души нашей. Довольно сложная наука, и их взгляды.

— Обучи! — как на ходу выпалил Пилорат, чем врасплох застал Семирода. — Расскажи всё, что знаешь, обучи, как они мыслят и чего хотят.

— Неужто в охотники собрался?

Меридинец покачал головой и, понизив тон, ответил:

— Наше положение дел я вижу так, как только доберемся до места, что и имени уже не носит. Проведешь ритуал, дальше дороги наши разойдутся. Я знаю, что ты говорил с Солнцеликим, и знаю, что у тебя свой путь, старейший, не в моем праве судить и спрашивать о нём. Однако я пообещал перед всеми богами, что буду заботиться о Маруське, пока её замуж не возьмут, и она заново род не обретет. Исходя из этого мне нужно знать всё о тех, кто может причинить ей вред.

Легкий холодный ветерок с севера напомнил о себе, принося свежий, но слегка запрелый запах.

— А с чего ты решил, что за ней именно Черные или кто похуже придет?