— «Красавица-Присяжная в Крови», — сказала Саманта Бойд, вглядываясь в печально известный снимок, на котором она стояла у суда Олд Бейли. — Пресса окрестила меня так. Для визитной карточки такая физиономия вряд ли подойдет.

Финли с трудом узнавал в своей собеседнице, сидевшей за столом напротив него, женщину с фотографии. Да, Саманта по-прежнему была привлекательна, но из длинноволосой платиновой блондинки превратилась в стриженную под мальчика шатенку. Лицо покрывал густой слой макияжа, на фоне которого терялись небесно-голубые глаза, пронзительные даже на черно-белом снимке, а исключительно дорогая одежда хоть и выставляла ее в выгодном свете, но в глаза не бросалась.

Госпожа Бойд, третья по счету знаменитость самого знаменитого за всю историю процесса, согласилась встретиться с ним в одном из модных кенсингтонских кафе. Приехав на место, Финли поначалу решил, что оно закрыто на ремонт, но ни клиенты заведения, щеголявшие сумками из дорогущих бутиков, ни татуированный персонал ничуть не волновались по поводу вызывающе торчащих труб, свисавших с потолка на скрученных проводах электрических лампочек и неоштукатуренных стен.

Финли отправился сюда отнюдь не потому, что поссорился с Волком, они с Самантой договорились встретиться еще накануне вечером. Отслеживание движения средств на банковских счетах, анализ крови, отпечатки пальцев — все это, конечно, было хорошо, но старый детектив свято верил, что лучший способ сбора доказательств заключается в том, чтобы задавать правильные вопросы тем, кто может на них ответить. Многие коллеги считали его пережитком прошлого, чем-то вроде динозавра. Он и сам признавал, что застрял во вчерашнем дне, но поскольку до пенсии ему оставалось только два года, что-либо менять не желал.

— Я приложила очень много усилий, чтобы от всего этого отмежеваться, — сказала ему Саманта.

— Не стоит видеть все только в черном свете. Тем более, что для бизнеса это очень даже неплохо.

Он сделал глоток кофе и чуть не поперхнулся. Вкус у него был такой, будто его готовил Волк.

— Отнюдь. Мы не смогли справиться с объемом заказов, особенно на вот такие белые платья, и люди в конечном итоге ушли от нас к конкурентам.

— Вот как? — спросил Финли.

Она подумала и ответила, взвешивая каждое слово:

— В тот день я не позировала для фотографов, я просто нуждалась в помощи. Мне никогда не хотелось прославиться, особенно в качестве участницы столь жуткой истории. Но вдруг я стала «Красавицей-Присяжной в Крови» и окружающие перестали видеть во мне что-либо другое.

— Я понимаю.

— При всем моем уважении смею заверить, что ничего вы не понимаете. Говоря начистоту, мне стыдно за ту роль, которую я тогда сыграла. Но на нас так повлияла бестактность детектива Коукса и обвинения против полиции, что мы так и не смогли принять объективного, беспристрастного решения. По крайней мере большинство. Десять из двенадцати совершили непоправимую ошибку, о последствиях которой я не забыла и по сей день.

В ее голосе не было даже намека на жалость к себе, лишь осознание меры своей ответственности. Финли взял фотографию Роналда Эверетта и положил ее на стол.

— Вы узнаете этого человека?

— Еще бы! Рядом с этим жутким старым извращенцем я просидела сорок шесть дней. И не могу сказать, что это было приятно.

— Как по-вашему, кто-нибудь мог желать господину Эверетту зла?

— Сразу видно, что вы с этим типом никогда не встречались. Давайте попробую угадать: он решил приударить за женой человека, от которого нужно держаться подальше? Нет? Что же тогда? С ним что-то случилось?

— Это закрытая информация.

— Я никому не скажу.

— У меня нет права сообщать вам эти сведения, — сказал Финли, чтобы закрыть тему.

Перед тем, как задать следующий вопрос, он надолго задумался.

— Как по-вашему, господин Эверетт чем-то выделялся на фоне других присяжных?

— Выделялся? — с озадаченным видом переспросила она, и Финли подумал, что встретился с ней зря. — Может только… но это так и не было доказано.

— Что вы имеете в виду?

— Как-то раз к нам подошли несколько журналистов и предложили за мизерную плату поделиться подробностями процесса. Интересовались, что мы обсуждаем за закрытыми дверьми, кто как собирается голосовать и тому подобное.

— Вы думаете, Эверетт купился на это предложение?

— Я не думаю, я уверена. Газетчики опубликовали сведения, которые можно было получить только от кого-то из жюри. А на следующее утро несчастный Стэнли, с самого начала добивавшийся обвинительного приговора, проснулся и увидел на первых полосах свою физиономию вкупе с обвинениями в радикальных антимусульманских взглядах, родственных связях с нацистскими учеными и прочей ерунде.

— Но ведь до окончания судебного разбирательства вам запрещалось общаться с журналистами, разве нет?

— Вы помните этот процесс? Легче было не дышать, чем увернуться от встречи с ними.

Финли в голову вдруг пришла мысль. Он покопался в папке и положил на стол еще одну фотографию.

— Вы говорите, что к вам обращались несколько журналистов. Вот этого среди них случайно не было?

Женщина внимательно всмотрелась в снимок.

— Да! — ахнула она, и Финли стал ловить каждое ее слово. — Это же тот человек, которого убили на глазах у зрителей! Джерред Гэрланд. Боже мой, я его сначала не узнала. Тогда у него были длинные сальные волосы и борода.

— Вы уверены? — спросил Финли. — Взгляните еще раз.

— А что тут смотреть? Эту пронырливую улыбку я бы узнала где угодно. Если не верите, можете сами проверить. Как-то вечером он явился ко мне домой. Я попыталась выставить его из квартиры, а когда он отказался, вызвала полицию.

Эдмундс, не отдавая себе в этом отчета, то и дело прикасался к шишке на голове, где медсестра наложила на кожу несколько швов. В больнице, дожидаясь своей очереди, он без конца прокручивал в голове разговор с Волком и почти дословно занес его в блокнот. Молодой полицейский никак не мог понять, почему старший коллега так превратно истолковал его действия.

У парня совсем не было сил. Почему Коукс воспринял его слова как обвинение? Он в чем-то был виноват? Волк действительно вспомнил то дело или это была ложь? Неужели он умышленно не вложил в дело результаты нового анализа крови? Его неожиданная реакция вполне могла оказаться самозащитой.

Единственным положительным результатом поездки в больницу стало то, что Тиа не только ответила на его смс, но и предложила отпроситься с работы, чтобы обеспечить за ним уход, но он успокоил ее и заверил, что с ним все в порядке. Они договорились, что до конца недели девушка поживет у матери, поскольку все это время его почти никогда не будет дома, а потом он все наверстает и уладит.

После этого Эдмундс с чистой совестью сел на поезд до Уотфорда, поймал такси, приехал в архив и с методичностью робота прошел все процедуры, необходимые для получения доступа в хранилище. Но у небольшой конторки рядом с лестницей вдруг остановился. Обычно молодой детектив проходил мимо этой двери с надписью «Администратор», но на этот раз вежливо постучал и переступил порог.

Невысокая, среднего возраста женщина за экраном древнего компьютера выглядела вполне предсказуемо: мертвенно-бледная кожа, очки с сильными диоптриями и растрепанные волосы. Она поприветствовала его с энтузиазмом пожилой, соскучившейся по общению родственницы, и Эдмундс понял, что стал первым посетителем, заглянувшим к ней за довольно долгое время. Он согласился сесть, но от чая отказался, опасаясь, что это обернется для него потерей целого часа драгоценного времени.

После того как она рассказала все о покойном муже Джиме и о дружелюбном привидении, которое, как она клятвенно заверяла, бродит в склепе, Эдмундс ненавязчиво вернул разговор в нужное ему русло.

— Значит, мимо вас пройти невозможно? — спросил он.

— Что вы! Мы сканируем штрихкоды, причем как на входе, так и на выходе. Стоит человеку сделать хоть шаг без действующего кода доступа, как в хранилище включается сигнализация.