— Конечно, нет! — вскинулся Уайльд. — Но почему вы не учитываете, что это нападение по своей сути могло быть незапланированным? Что злоумышленники осуществили его только потому, что все силы Департамента полиции Нью-Йорка были стянуты на месте чрезвычайного происшествия?

Бакстер с Рушем молчали.

— Эксперты ФБР уже установили, что в церкви использовались совсем другие взрывчатые вещества, чем в бомбах, сдетонировавших на улице. Да и вообще, теория о том, что Великобритания должна зеркально отражать США, вызывает большие сомнения: у нас совершено только два убийства, получивших широкую огласку как по эту, так и по ту сторону Атлантики. И даже вам придется признать, что бойня в церкви на Таймс-сквер с очень высокой долей вероятности стала заключительным аккордом.

Бакстер встала и направилась к выходу. Руш тоже двинулся за ней.

— Террористы уже объявились? — бросила она на ходу. — Кто-нибудь взял на себя ответственность за разрушения и гибель людей?

— Нет, — Уайльд бросил на коллегу гневный взгляд, — пока нет.

— Сказать вам почему? — спросила она, переступая порог. — Потому что это еще не конец.

— Кретины! — прошипела Бакстер, когда они вышли на Миллбанк-роуд.

На реке гулял холодный ветер, грозно выступала арка над входом в Темз-хаус.

Руш не слушал. Он внимательно читал на телефоне электронную почту.

— Один из убийц в церкви остался жив!

— Да ладно? Как ему это удалось?

— Очевидно, в момент взрыва он находился в каком-нибудь дальнем коридоре за сценой, далеко от эпицентра. Сейчас он в коме, но Леннокс настаивает, чтобы его привели в чувство, хотя врачи не велят.

— Молодец, — сказала Бакстер.

Начальницу из ФБР она не любила, но при этом знала, что Ванита никогда не пошла бы на столь решительный шаг. Делать трудный выбор было делом детективов, ее же функция сводилась к тому, чтобы потом приносить их в жертву.

— Они говорят, что, если его раньше времени вывести из комы, ему почти наверняка светит длительная дисфункция мозга.

— Так даже лучше.

— Но если так оно и будет, Леннокс ничего хорошего не ждет. Обязательно найдется кто-нибудь, кому захочется крови.

— Это точно, — пожала плечами Бакстер. — Так, к сожалению, часто бывает, когда делаешь доброе дело.

В 8 часов 38 минут Эдмундс, пошатываясь, переступил порог своего дома. На него тут же обрушились запахи талька, детских какашек и тостов. Лейла орала во всю мощь своих маленьких легких.

— Алекс, это ты? — крикнула из спальни Тиа.

Проходя мимо, он заглянул на кухню, выглядевшую так, будто в ней учинили обыск. Потом поднялся по лестнице и увидел, что жена баюкает дочь. Было видно, что силы ее на исходе.

— Где ты был?

— В пабе.

— В пабе?

Эдмундс простодушно кивнул головой.

— Ты пьян?

Эдмундс робко пожал плечами. Вообще-то он планировал только один бокал, но у Бакстер было жуткое количество самых жутких новостей, о которых ей нужно было срочно ему рассказать. Теперь, думая об этом, он понимал, что попытки не отставать от нее неизменно приводили к тому, что весь следующий день у него гудела голова.

— Я же тебе утром говорил, — сказал он, вошел в комнату и стал поднимать разбросанные на полу вещи.

— Нет, — поправила его Тиа, — ты просто сказал, что сегодня приезжает Эмили. Или мне нужно было сразу понять, что как только она возвращается в Англию, ты тут же отправляешься с ней пить?

— Мы с ней расследуем дело! — необдуманно брякнул Эдмундс.

— Нет… ты здесь ни при чем! Это она расследует дело! А ты работаешь в финансовом отделе!

— Но я ей нужен.

— Знаешь, что я тебе скажу? Ваши странные, непонятные отношения… Я не против. Если хочешь бегать за ней, как собачка, тебя никто не держит.

— Что ты такое говоришь? Бакстер ведь тебе нравится! Вы с ней подруги!

— Я тебя умоляю! — с издевкой в голосе воскликнула Тиа. — Это не женщина, а ходячая катастрофа. До смешного грубая, упрямая, как осел, и вечно у нее на все свое мнение.

Эдмундс хотел было что-то сказать, но понял, что согласен по всем пунктам. У него возникло подозрение, что Тиа специально репетировала эту уничижительную тираду против Бакстер.

Услышав, что мать повысила голос, Лейла закричала еще громче.

— Ты видел, сколько она может влить в себя за вечер, черт бы ее побрал?

У Эдмундса в животе заурчало в знак согласия. Еще одно обвинение, и тоже справедливое.

— Если тебе так нравятся властные женщины, то я тебе могу предложить кое-что другое: выпей литр воды, закуси хлебом и протрезвей! — орала Тиа. — Этой ночью сам будешь сидеть с Лейлой. Я сегодня сплю на диване!

— Прекрасно!

— Прекрасно!

Когда он повернулся, чтобы выйти из комнаты, Тиа швырнула в него плюшевым мишкой. Он поднял его и взял с собой на первый этаж, вспомнив, как сконфузилась Бакстер, когда протягивала ему эту игрушку в первый день рождения Лейлы. Алекс подумал, насколько трудно ей общаться с окружающими, даже в самых обыденных ситуациях, и ему стало грустно.

Он любил Тиа больше всего на свете и вполне мог ее понять, но она даже не догадывалась, через что пришлось пройти его лучшей подруге, какой кошмар выпал на ее долю, какие потери она понесла только за последнюю неделю. И он сделает все, что в его власти, чтобы Эмили со всем этим справилась.

Он ей нужен.

Вторник, 24 ноября 2015 года,

9 часов 13 минут вечера

Она знала, что сегодня ее очередь.

Она чувствовала, что он смотрит на нее, но все равно не двигалась.

Мимолетный взгляд через плечо подтвердил то, что ей было известно и так: это был единственный выход, пусть даже и на другом конце света.

Она не могла на это пойти.

— Саша? — проворковал ей в ухо голос.

Рядом стоял Алексей. Ей пришлось напомнить себе о необходимости в присутствии других обращаться к нему официально. Он не позволял кому попало называть его по имени, но ей он сказал, что она особенная.

— Пойдем со мной, — ласково произнес он и протянул ей руку. — Ну, давай.

Они пошли между выстроившихся в два ряда людей. Те, кто стоял слева, через испытание уже прошли, но тревожное ожидание тех, что справа, от ее трусости несколько затянулось.

Грин вывел ее на середину комнаты. На полированном полу тянулся алый след — один из братьев потерял сознание посреди процедуры. На Сашу безучастно смотрел какой-то незнакомый человек. Его рука выжидательно сжимала окровавленный нож. Он вытрет его, но только когда вырежет у нее на груди слово — чтобы их связали неразрывные узы, чтобы они стали одним целым.

— Готова? — спросил Грин.

Саша кивнула, едва переводя дух.

Он зашел ей за спину, расстегнул блузку и спустил с плеч.

Но когда незнакомец поднес к ней нож, женщина вздрогнула, попятилась и уперлась в Грина.

— Простите… простите, пожалуйста, — взмолилась она, — не думайте, все хорошо.

Она сделала шаг к человеку с мертвым взглядом, закрыла глаза и кивнула.

Тот опять поднял нож… Саша почувствовала кожей прикосновение холодного металла.

— Простите… простите… простите… — сказала она, отступила и заплакала. — Я не могу.

Когда у всех на виду из ее глаз брызнули слезы, Грин обнял ее и крепко прижал к себе.

— Тс-с-с-с… тс-с-с… — мягко утешал он.

— Клянусь, я сделаю все, что вы скажете, — ответила Саша, — для меня это важнее всего на свете. Просто я… не могу.

— Но, Саша, ты ведь понимаешь, почему я прошу тебя это для меня сделать? — спросил Грин.

Даже если бы на коже женщины выжгли каленым железом клеймо, ей все равно не было бы так больно, как от его взгляда, обвинявшего ее в предательстве.

— Да.

— Скажи мне… а еще лучше, скажи нам всем, — произнес Грин и выпустил ее из объятий.

Она откашлялась:

— Это означает, что мы сделаем для вас что угодно, что мы принадлежим вам, последуем за вами хоть на край света, выполним, не задавая лишних вопросов, любой ваш приказ.