На Эдмундса только что написали. Пока Тиа меняла подгузник, он надел чистую рубашку, сунул грязную в стиральную машину, и в этот момент у него зазвонил телефон.

— Бакстер? — ответил он, моя руки.

— Привет, — сказала она непринужденно, — есть минутка?

— Ну конечно.

— Э-э-э… у меня выдался интересный денек.

Бакстер стала рассказывать во всех подробностях о событиях в тюрьме, Эдмундс внимательно слушал. Потом она поделилась с ним некоторыми сведениями, которые сообщил ей Руш на улице.

— Ритуальное убийство? — здраво предположил Эдмундс, когда она закончила.

— Такое объяснение и в самом деле представляется самым правдоподобным, но у американцев есть куча подразделений, отслеживающих деятельность последователей всевозможных культов и религиозных сект. По их словам, эти убийства нельзя подогнать ни под одну из групп, которые находятся в зоне их внимания.

— Мне совсем не нравится эта тема с «Наживкой». Убить тезку Волка — это одно, но вот добраться до Масса — совсем другое. У меня складывается ощущение, что этот посыл адресован тебе, а если так, то ты теперь в игре. И ты ведешь себя в точности так, как они хотят.

— Согласна, это возможно, но что мне остается делать?

— Алекс! — позвала его из спальни Тиа.

— Сейчас приду! — крикнул Эдмундс.

Сосед Эдмундса громко застучал в стену.

— Она теперь и меня описала! — завопила Тиа.

— Да иду я, иду! — ответил Эдмундс.

Сосед опять заколотил в стену, отчего с полки упала семейная фотография.

— Извини, — сказал он Бакстер.

— Я могу позвонить тебе, когда еще что-нибудь узнаю? — спросила она.

— Разумеется. И будь осторожна.

— Не волнуйся — эта Кукла не застанет меня врасплох, я буду начеку круглые сутки, — заверила она его.

— Вообще-то, — серьезным тоном ответил Эдмундс, — нам больше надо опасаться того, кто дергает ее за ниточки.

Спустившись на первый этаж, Бакстер поняла, что ссоры с Томасом не избежать. На экране телевизора застыла Андреа с раскрытым на полуслове ртом, внизу экрана красовалась строка:

Как же она ненавидела эту женщину.

— Ты сегодня ездила в тюрьму к Летаниэлу Массу? — тихо спросил Томас из глубины комнаты.

Бакстер сердито фыркнула и вошла в гостиную. Томас сидел в кресле с недопитой бутылкой вина.

— Угу, — кивнула головой Бакстер с таким видом, будто это был совершеннейший пустяк.

— Ты мне не рассказала.

— Не знаю, что тут рассказывать, — пожала плечами она.

— Да, что тут рассказывать. Что тут рассказывать! — закричал Томас, вскакивая на ноги. — И о бунте заключенных тоже нечего рассказывать?

— Я его не застала, — солгала она.

— Херня полная!

Бакстер была слегка ошарашена. Она никогда от него не слышала подобных ругательств.

— Ты заявляешься сюда вся в крови…

— Подумаешь, всего-то пара царапин.

— …тебя могли убить разбуянившиеся арестанты, ты рисковала жизнью только для того, чтобы повидать самого опасного человека во всей стране!

— У меня нет времени на препирательства, — ответила она, надевая пальто.

— Ну конечно! — в отчаянии воскликнул Томас, выходя за ней на кухню. — О том, что завтра ты улетаешь в Нью-Йорк, ты тоже не сочла нужным мне сообщить.

Потом немного помолчал и, уже тише, добавил:

— Эмили, я не понимаю, почему ты думаешь, что мне нельзя доверять?

— Давай продолжим этот разговор после моего возвращения, — попросила она, подделываясь под его спокойный тон.

Томас долго на нее смотрел, а когда она натянула сапоги, лишь кивнул, признавая свое поражение.

— Присмотри за Эхо, — сказала Эмили.

Поднялась и вышла в коридор. Томас улыбнулся, увидев, что она надела его смешные шапочку и перчатки. Для него было непостижимо, что эта женщина с помпоном на голове, усиленно пытающаяся сдуть с глаз волосы, заслужила столь удивительную репутацию среди коллег — по крайней мере тех немногих, с которыми она соизволила его познакомить.

Детектив подошла к двери.

— И чем, черт бы их всех побрал, ты можешь помочь в этом деле? — бросил он.

Они оба прекрасно понимали, что это был отнюдь не вопрос мимоходом: это была мольба все ему рассказать перед тем, как она уедет; возможность показать, что с этого момента все будет по-другому; вопрос о возможности совместного будущего, наконец.

Эмили чмокнула его в щеку.

За ее спиной щелкнул дверной замок.

Руша разбудили звуки песни «Эйр Хостесс» в исполнении группы «Бастед», лившиеся из динамика его телефона. Он быстро взял трубку, чтобы не слышать противный рингтон, и хриплым шепотом ответил:

— Руш.

— Руш, это Кертис.

— Все нормально? — встревоженно спросил он.

— Да-да, все хорошо. Я ваших домочадцев не потревожу?

— Нет, — зевнул он, спускаясь по лестнице на кухню, — не волнуйтесь, их и из пушки не разбудишь. Что случилось?

— Просто я забыла, когда за вами утром надо заехать, в семь или в половине седьмого.

— В семь, — бодро ответил Руш и посмотрел на часы.

Стрелки показывали 2 часа 52 минуты ночи.

— Понятно, — невнятно ответила она, — а мне почему-то казалось, что в половине.

Руш подозревал, что для звонка в столь странное для светской болтовни время на самом деле была другая причина. Когда агент ФБР замолчала, Руш уселся как можно удобнее на холодном полу и сказал:

— Кошмарный день. Было здорово вернуться домой и поговорить с близкими о случившемся.

Он умолк, дав повиснуть тишине, чтобы коллега ухватила намек, будь у нее такое желание.

— Э-э-э… честно говоря… я совсем одна… — наконец, призналась агент.

Женщина говорила так тихо, что он с трудом разбирал ее слова.

— Да, ваш дом далековато, — ответил он.

— Дело не в этом… в Штатах у меня тоже никого нет.

Руш ждал продолжения.

— Это все работа, которая у нас в приоритете над всем остальным. Чтобы поддерживать с кем-то отношения, требуется время, а у меня его нет. Я перестала общаться практически со всеми друзьями.

— А что по этому поводу говорят ваши родственники? — спросил он, надеясь, что не наступит этим вопросом на больную мозоль.

Кертис тяжело вздохнула. Руш вздрогнул.

— Что у меня правильные представления о трудовой этике. Просто я выбрала не ту профессию.

Руш подтянул к подбородку колени, чтобы немного согреться, и ударился о сломанную дверцу буфета, которая отлетела и сшибла на пыльный пол стопку керамических плиток.

— Черт.

— Что такое? — спросила Кертис.

— Прошу прощения, мы устроили на кухне ремонт, поэтому здесь небольшой беспорядок, — сказал он ей, — расскажите мне о вашей семье.

Они говорили долго, до тех пор, пока едва слышный голос Кертис не сменился молчанием. Руш несколько мгновений прислушивался к ее тихому посапыванию и мерному дыханию — для окончания столь напряженного дня этот звук показался ему подозрительно мирным.

Наконец он дал отбой.

Руш слишком устал, чтобы совершать изматывающее восхождение наверх. Он прислонился головой к буфету, закрыл глаза и уснул среди строительного мусора и стен с ободранной штукатуркой.

Четверг, 10 декабря 2015 года,

2 часа 16 минут дня

Сидя в тепле на заднем сиденье машины ФБР, Бакстер смотрела на цифры, горевшие предупреждением на приборной доске. Потом опустила глаза на часы и вдруг вспомнила, что в самолете так их и не перевела — стрелки на них до сих пор показывали 7 часов 16 минут вечера. Напоминание о смене часовых поясов она, по всей видимости, пропустила. В самолете все семь с половиной часов полета они проспали — каждый из них наверстывал упущенное после бессонной ночи.