Бакстер и Сондерс сидели по сторонам от Волка. Пока Мэгги находилась в палате с Кристианом, они с отсутствующим выражением смотрели заглушенный телевизор. Подробности нападения у дома комиссара дошли до Би-би-си к моменту десятичасового выпуска новостей. Съемка с камеры телефона, которую вели из окна одного из домов напротив, освещала место событий уже после того, как подъехали экстренные службы: «Лексус» Кристиана было не узнать, машину, кровоточившую маслом на дорогу, наспех огородили, чтобы не повредить следы шин, которые словно очевидцы, рассказывали о происшествии.

— Боже, — едва слышно произнес Сондерс.

Затем канал продемонстрировал видеозапись, сделанную ранее тем днем: Кристиан кладет коробку для улик на заднее сиденье, а после оглашает свое растиражированное послание убийце Финли.

— Классические журналюги… Создайте проблему — снимите последствия.

Волк с Бакстер ничего не ответили, даже не заметив, что он что-то говорил.

— Я звоню Эдмундсу, — встала она. Она не хотела, чтобы он чувствовал себя обязанным просидеть с ними всю ночь в больничной комнате ожидания. В конце концов, он теперь даже не детектив, и она знала, что это дело уже ревниво отняло все его свободное время, которое он мог уделить семье.

— Эй, — прошептал Сондерс, когда Бакстер удалилась на достаточное расстояние, чтобы их не слышать. — Волк? Волк! — повторил он, толкая Коукса, чтобы привлечь его внимание.

— Что?

— Все хорошо?

— Ага. Просто… задумался о своем.

— Не хотел поднимать этот вопрос в присутствии остальных, — начал Сондерс, наклонившись поближе. — Так вот, почти целый день я пытался восстановить по времени все события ночи, когда Финли погиб.

— Был убит, — поправил его Волк.

— Верно. Был убит. Я просмотрел показания Мэгги и комиссара и, — казалось, он чувствовал вину за то, что говорит такое, — обнаружил небольшую несостыковку.

— Продолжай.

— В записях таксомоторной компании нет ни одной записи о том, что комиссар возвращался к Финли после полуночи.

Волк кивнул, но внешне никак не показал, что удивился или обеспокоился этой новостью.

— Может, воспользовался услугами другой компании, — справедливо отметил Сондерс. — Но мне понадобится ее название. Правда, не могу же я задавать ему вопросы в такой ситуации, верно?

— Я поговорю с ним, — ответил Волк, когда на экране заглушенного телевизора вновь появились фотографии покореженной машины Кристиана. — Мы можем получить доступ к записи звонка Финли в экстренную службу?

— Он был беззвучным, — неразборчиво сказал Сондерс.

— Наверное, нам стоит перепроверить.

— Посмотрим, что я смогу сделать, — ответил Сондерс, откинувшись в кресле.

Мэгги согласилась поехать с Сондерсом домой при условии, что Волк останется в отделении неотложной помощи. Поскольку Бакстер так и не вернулась, уйдя сделать звонок, он занял спокойный угол комнаты ожидания и попытался немного вздремнуть.

Из сна его вырвал крик — явление, к которому он совершенно привык после года, проведенного в компании Лео Дюбуа и его разнузданных наемников. Волк инстинктивно поднял руку, чтобы прикрыть голову. Самые зверские избиения, осуществляемые его подельниками, все еще всецело занимали его сны.

Встревоженный муж быстро вез на каталке рожающую жену сквозь несколько дверей.

Волк посмотрел на часы. Рассудив, что с него хватит и сорокаминутного сна, он встал, чтобы размять ноги. Свет лужами лежал у закрытых дверей. Потерявшись, Коукс бесцельно бродил по тихим и безлюдным коридорам. Занятие было столь же умиротворяющим, как смотреть за восходящим солнцем, заливающим город, в конце тяжелой ночной смены — будто наблюдать за сном свирепого зверя.

Пройдя мимо дверей в больничную часовню, он заглянул внутрь и с удивлением обнаружил знакомую фигуру, сидящую на переднем ряду.

— Бакстер? — спросил он, вежливо постучавшись перед тем, как войти внутрь.

Она сложила помятый лист бумаги в руках и повернулась к нему.

— А? Все хорошо, — ответила она, будто он задал вопрос.

Нахмурившись, Волк закрыл двери и сел на противоположной стороне прохода, глядя на прибитого к стоящему между ними кресту Иисуса с восковой кожей в натуральную величину. У его ног скопилось множество маленьких бумажных шариков, которые Бакстер метала в Сына Божьего.

— Думал, ты ушла, — сказал он.

— Мне просто нужно немного времени, чтобы подумать, — она закрыла лицо руками и глубоко выдохнула.

— Дома не можешь подумать?

— Дома не могу подумать, — отозвалась она.

Волк кивнул и снова посмотрел на несуразную статую перед ним. Скульптор счел необходимым украсить изнуренное тело потеками темной крови для более эффектного отображения образа жертвенности, а значит и нашего долга перед Всевышним: ладони, разорванные металлическими гвоздями, шипы глубоко впились в его кожу, сломанные ноги прибиты друг к другу невысоко над землей.

Убийца, оставляющий уродливое послание — первый Тряпичный кукла.

Бакстер не двигалась.

— Хочешь, оставлю тебя одну? — спросил ее Волк.

Она подняла голову и слабо улыбнулась ему:

— Нет.

Восприняв это как приглашение, он достал из кармана пачку чеков из «Старбакса».

— Сколько очков за попадание в голову?

— Пять. Три за подгузник.

— Мне кажется, это называется набедренная повязка.

Бакстер скривила лицо, показывая, что ей в общем-то все равно.

— Десять, если у тебя получится закинуть шарик на его повязку на голове.

— Терновый венец, — пробурчал себе под нос Волк, готовя свой арсенал бумажных шариков. — Десятка! — крикнул он после третьего броска.

— Ты сидишь под другим углом, нежели я, — бросила ему Бакстер, как обычно, одержимая духом соревнования. — Ты жульничаешь. — Она встала в проход и села на жесткий пол.

Она выжидающе поглядела на Волка.

— Ладно… Теперь все честно? — спросил он, прижавшись своим бедром к ее, когда они заняли все узкое пространство. Однако Бакстер не возражала, и игра продолжилась в тишине.

— Думаешь… Думаешь, я когда-нибудь смогу справиться с роль… с ролью отца? — брякнул Волк, не в силах выкинуть из головы довольное лицо Эшли и того ублюдка в стильной одежде, с чьего плеча свисала рвота ее семилетнего ребенка.

— Ты об этом хочешь поговорить? — спросила Бакстер. — Послушай, Волк, я все еще изрядно пьяна, и видит Бог, я и в лучшие времена особо слова не подбираю.

Волк внимательно наблюдал за ней, когда она отвернулась и совершила еще один бросок. Этот мимолетный комментарий был, возможно, самым осознанным, что он когда-либо слышал от нее, он заставил его понять, как много изменилось в его отсутствие, как сильно изменилась она сама. Сидя в такой неестественной близости, он мог видеть бесчисленные порезы, скрытые макияжем, и почувствовал, как привычный комок вины за то, что он не был рядом с ней, скручивался в животе.

— Ну да, — вздохнул он. — И я про то же.

Не бросив бумажку, Бакстер повернулась к нему.

— Думаешь, я когда-нибудь смогу стать хоть сколько-нибудь сносной женой?

К несчастью, выражение ужаса на лице Волка ответило прежде, чем он сам смог выразить хоть немного такта.

— Ну да, — горько усмехнулась Бакстер. — И я про то же.

— Тимоти сделал тебе предложение?

— Томас.

— Неожиданный поворот. Что Тимоти сказал по этому поводу?

— Нет никакого Тимоти, его Томас зовут.

— И он сделал предложение? — голос Волка звучал удивленным.

— Да.

— Тебе?

— Да. Мне! — бросила она. — Тебе может показаться странным, Волк, но на самом деле я очень заботливая и трепетная девушка… мудак.

Немного смутившись, Волк бросил бумажку:

— Три очка!

— Ты попал в бедро.

— Что?!

— Ты попал в лучшем случае в верхнюю часть бедра.

— Ты прикалываешься? Стопроцентное попадание в божественные яички!