Глай дала им домашнее задание попрактиковаться в этих чарах, после чего отпустила Олвен, а Эйрин попросила задержаться. Когда младшая ученица вышла из лаборатории, закрыв за собой дверь, сестра-наставница спросила:

– Эйрин, ты же понимаешь, почему я решила объединить ваши с Олвен уроки?

– Понимаю, сестра. Ты хочешь, чтобы мы подружились. Но, боюсь, из этого толку не будет. Лично я ничего не имею против Олвен, но она скорее отгрызет себе руку, чем будет дружить со мной.

– О дружбе речь не идет. Я всего лишь хочу, чтобы вы начали общаться. Ведь совсем не годится, что вы при каждой встрече воротите друг от друга нос. Ладно бы одна из вас была обыкновенной младшей сестрой с посредственной силой и рядовыми талантами – тогда бы я не стала вмешиваться в ваш конфликт. Однако вы с Олвен обещаете стать выдающимися ведьмами, вы будущие лидеры Сестринства, поэтому просто должны наладить между собой отношения. Хорошие или плохие – уже другой вопрос, но в любом случае все лучше, чем просто игнорировать друг друга. Теперь тебе ясно?

– Да, сестра, – коротко ответила Эйрин.

После разговора с Глай она сначала зашла в библиотеку, где взяла рекомендованную наставницей книгу о ворлогах и хелвирах, а потом отправилась в южное крыло дворца, в свою квартиру. Там в передней ее ждала коротенькая записка от Финнелы:

Накануне Гелед исполнилось шестнадцать лет, и это дало ей наконец право поселиться отдельно от младших сестер. Еще вчера она перенесла часть своих вещей в новое жилище, а к вечеру собрала там несколько ближайших подруг, чтобы в узком кругу отметить это событие. Такая сдержанность была продиктована не только тем, что как раз вчера закончился трехдневный траур по сестре Нерис вер Дырдри. На Тир Минегане вообще не было принято устраивать пышных торжеств по поводу ведьминских годовщин – ведь если бы их делали для каждой сестры, находящейся в настоящее время на острове, пришлось бы праздновать каждую неделю. Зато в странах Северного Абрада, где ведьм приравнивали к принцессам королевской крови, они отмечали свои дни рождения с большим размахом, и то пиршество в Кыл Морганахе на восемнадцатилетие Шайны и Бренана было еще сравнительно скромным.

Прежде всего Эйрин прошла в кабинет, чтобы положить книгу и свои ученические тетради, и обнаружила там два свежих письма – от Мораг и Шаннон. Первая сообщала, что в последний момент все-таки согласилась сопровождать Бренана в Эйгайн, где тот собирался встретить своих кузин, и сегодня утром они отбыли из Тахрина. Шаннон в своем письме комментировала решение Мораг с присущим ей юмором: по ее словам, это стало последствием вчерашнего обещания Бригид нагрузить молодых сестер дополнительными обязанностями, с тем чтобы старшие по возрасту и более опытные могли полностью сосредоточиться на работе Совета лордов, первое заседание которого должно было состояться уже завтра. Поэтому ленивая Мораг предпочла на время собрания Совета исчезнуть с глаз Бригид, пусть даже это и означало, что следующую неделю ей придется провести в дороге. Сама Бригид против этого не возражала, потому что, во-первых, от Мораг все равно не было никакого проку, а во-вторых, за последние дни в Тахрин прибыли еще четыре сестры, гостившие в разных княжествах Катерлаха.

А вот Шайне, которая намеревалась отправиться вместе с братом, пришлось остаться в Тахрине по просьбе Бригид. Несмотря на свою молодость и нехватку опыта, она на удивление быстро сориентировалась в тонкостях катерлахской политики; Бригид высоко ценила ее помощь и ставила в пример непутевым Шаннон и Мораг. В своем позавчерашнем письме Шайна написала Эйрин, что ближайшие несколько лет проведет в Катерлахе – будет заботиться о Бренане и содействовать укреплению его авторитета, присматривая за тем, чтобы он не натворил глупостей и не испортил своих королевских перспектив. Будь Эйрин свободна, она без малейших колебаний отправилась бы в Тахрин, чтобы помочь в этом Шайне. Девушка осознавала всю глубину своей ответственности за разрушенные мечты Бренана о счастливой жизни с любимой женщиной, но нисколько не сожалела о своем поступке. Просто не могла сожалеть – ведь его потеря была мизерной по сравнению с тем, что обрела Гвен. Утром Эйрин получила от нее очередное письмо, в котором она писала, что сегодня после обеда уже будет в Рондаве и сядет там на первый попавшийся корабль до Тир Минегана.

Прочитав оба письма, Эйрин решила, что ответит на них после ужина, затем переоделась и спустилась на четвертый этаж, где была новая квартира Гелед. Там застала не только кузину, но также и Морин с Арвен, как раз помогавших своей подруге украшать гостиную. Финнела раздавала им ценные указания, а девушки охотно к ним прислушивались – за месяц знакомства они успели убедиться, что у нее очень изысканный вкус. Кузина все пыталась сделать перестановку и в квартире Эйрин («принарядить», по ее собственному выражению), однако Эйрин ей не разрешала. Она была довольна тем, как все было, и не хотела ничего менять.

При появлении Эйрин подруги оставили работу и начали расспрашивать ее, как прошло первое занятие в компании с Олвен.

– Так вы уже знаете? – удивилась она. – Откуда?

– От меня, – объяснила Арвен. – Я изучала растительную магию вместе с Олвен, и это, скажу, было не очень весело. Но сегодня сестра Эвлин отослала ее к сестре Глай, а мне объяснила, что хочет работать со мной отдельно, сделав мои занятия более интенсивными, потому что я уже начала опережать Олвен. Но, думаю, настоящая причина – в тебе. Наверное, старейшие дали сестрам-наставницам указание, чтобы они попробовали помирить вас.

И Морин, и Гелед согласно закивали. А Эйрин безразлично пожала плечами:

– Ну собственно, я с ней и не ссорилась. Если она перестанет смотреть на меня волком, буду только рада.

– Ты всегда была снисходительной, сестричка, – сказала Финнела. – Постоянно стремилась, чтобы тебя все любили.

– Тогда это не снисходительность, – заметила Гелед, – а, наоборот, требовательность.

– Совсем нет, – возразила кузина. – Сколько себя помню, Эйрин ничего не требовала от других людей, а завоевывала их любовь своей кротостью.

При этих словах Морин звонко рассмеялась:

– Так ты у нас, оказывается, кроткая, Эйрин? Никогда бы не подумала! Прости, ты чудесная подруга, но кроткой я бы ни за что тебя не назвала.

– Я на это не претендую, – усмехнулась в ответ Эйрин. – Финнела преувеличивает. Просто я миролюбива и стараюсь избегать конфликтов. Снисходительность и кротость тут ни при чем.

– А как же твое бросание подушками? – спросила Морин. – Разве это миролюбиво?

– А разве нет? Я же не бросаю в тебя тяжелыми предметами, не жалю болезненными чарами. Лишь тонко намекаю, что меня не стоит будить на рассвете.

– А ты этот намек никак не поймешь, – добавила Гелед, доставая из холодильного шкафа хрустальную вазу с мороженым. – Арвен, возьми креманки и ложки… Ох, наконец-то я свободна! – радостно произнесла она, направившись с вазой к столику, вокруг которого Морин уже расставляла мягкие стулья. – Сестры-воспитательницы больше не будут распекать меня за сладости. И не будут заставлять рано ложиться спать.

– Можно подумать, – насмешливо отозвалась Арвен, – что до сих пор ты ложилась рано.

– Поэтому частенько получала взбучку. А теперь больше никто не будет мне указывать, теперь я официально взрослая.

Рассевшись за столом, девушки начали лакомиться мороженым, и Эйрин, по настоянию подруг, коротко рассказала о своем первом занятии вместе с Олвен.

– Она всегда так выкаблучивается, – прокомментировала Арвен. – Придирается к мелким оговоркам и неточностям, ужасно любит всех исправлять.

– Хотя по поводу инвазии она была права, – сказала Гелед. – Слово «вселение» звучит так, будто демон просто влезает в человеческое тело – и дело с концом.