И Карсидар не мешкая приступил к исполнению первой части государева замысла…

…Когда с неба ударили молнии, русские воины, оборонявшие Подольский частокол и подходы к городу, на мгновение замерли, многие даже оробели, но затем с радостными криками, с удвоенным, утроенным рвением налегли на противника и принялись неотвратимо теснить татар обратно к Днепру. Тут у русичей появился совершенно неожиданный союзник в лице вражеских воинов, находившихся в задних рядах, у самого берега. Поддавшись панике, они стали бить своих же в спину, лишь бы не попасть под град молний, обрушившихся на переправу… Так вот почему Данила Романович, всем сердцем уверовавший в высшую помощь, приказал своим войскам не выходить на лёд!

Тем временем с севера и юга, подчиняясь условному сигналу, выступили засадные полки и атаковали с тыла татарские отряды, которые стремились взять Киев в тиски. Не получая дальнейшего подкрепления, ордынское воинство на правом берегу неумолимо таяло под ударами русских дружин…

А из всех церков и церквушек высыпали на улицу богомольцы и, не веря собственным глазам, таращились на ослепительные стрелы, которые суровый Громовержец Илья посылал с огненной колесницы, запряжённой огненными конями. Да вон же он скачет меж клубящихся туч!.. Многие впоследствии подтверждали, что в самом деле видели в небесах Илью на колеснице.

Правда, кое-кто, возможно, вспомнил некоторые проделки колдуна Хорсадара и догадался об истинных причинах, вызвавших потоки небесного огня. Да только вряд ли кто решится сказать худое слово человеку, который с Божьего милостью помог одержать такую славную победу…

…Великий Бату был вне себя от бешенства. На его глазах рушились все надежды и чаяния. Лучшая часть его воинства гибла под ударами молний, храбрые бойцы, прекрасные кони, выносливые верблюды, «пороки», перед которыми не устоит ни одна стена, — всё это тонуло в ледяной днепровской пучине, перемалывалось льдинами. А он ничего не мог поделать! Его прежде победоносная армия оказалась разрезанной надвое, и он понятия не имел, что происходит на правом берегу.

Теперь ясно, чьих рук это дело!..

Бату кровожадно повёл глазами, разыскивая лжецов, принесших перед рассветом весть о гибели колдунов. Вот на ком можно выместить бессильный гнев! Посадить мерзавцев на кол и, не дожидаясь, пока они сдохнут, содрать с них до пояса шкуру, выдрать их лживые языки, выжечь хитрые глаза, выпустить кишки, набить брюхо горячими углями, облить голову смолой и подпалить. А затем с чувством сладострастной удовлетворённости наблюдать, как они корчатся в предсмертных конвульсиях…

Но осуществить зверскую казнь у Бату не было ни возможности, ни времени. Внезапно в хвосте арьергарда, так и не успевшего начать переправу, раздались воинственные крики урусов. Это взбунтовались суздальцы, подстрекаемые Святославом Всеволодовичем, который понял, что настал его черёд припомнить татарам разорённые и пограбленные северные земли. И как ни злился на выскочку Данилку князь Ярослав Всеволодович, он тоже обнажил меч и вместе с другими вступил в схватку. Примеру отца последовал и Андрей Ярославович.

В узеньких щёлочках глазок Бату блеснул радостный огонёк. Вот и проявили себя те, на ком можно отыграться! Всё верно, за урусов пусть отвечают урусы, а своих предателей он наказать успеет.

И тут произошло событие, выходящее за рамки постижимых разумом вещей. Внезапно перед Бату, словно из воздуха, возник невысокий статный урус в лёгкой кольчуге с темно-каштановыми прядками волос, выбившимися на лоб из-под остроконечного шлема. И хотя вооружён он был лишь игрушечным мечом, на татар напал такой сильный страх, что все они замерли, точно парализованные. Да что там, окружавшие хана телохранители вообще попадали замертво! А проклятый урус шагнул к великому Бату, зажал в кулак его пышные космы цвета воронова крыла — и исчез столь же внезапно, как появился, унеся с собой предводителя дикой армады. На утоптанном множеством ног снегу осталась лишь вышитая бисером кунья шапка…

…Карсидар исчез, но тут же вновь возник почти на том самом месте. Воины, которые заметили это, возможно, и не придали бы его короткой отлучке значения, если бы не одно важное обстоятельство. Карсидар вернулся со спутником — вернее, с пленником. Он крепко держал за волосы толстого татарина, одетого с невероятной роскошью. В мерцающем свете молний, которые всё ещё били в кипящую чёрную воду пробуждённого от зимнего сна Днепра, было ясно видно, что татарин весь посерел от испуга.

Между тем Карсидар отцепил от шёлкового алого пояса толстяка саблю в усыпанных самоцветами позолоченных ножнах, турнул его к остаткам «коновальской двусотни» и спокойно сказал:

— Ребятушки, это хан Бату, который привёл на нашу землю своих шелудивых псов-ордынцев. Смотрите, стерегите его хорошенько. Государь Данила Романович велел мне привезти его в Киев обязательно живьём. Головой за него отвечаете!

Затем подошёл к тысяцкому Остромиру, взял у него из рук повод своего коня, вскочил в седло и обратился ко всему отряду с короткой речью:

— Братья русичи! Суздальские воины, которых проклятые татары силком приволокли под стены Киева, подняли в тылу ордынцев мятеж. У них небольшая дружина. Если мы не поторопимся, суздальцев перебьют всех до единого. Вперёд!

Вздымая снежную пыль, озаряемый сполохами молний, северный отряд ринулся в бой. С противоположной стороны татар атаковал южный отряд. Начался разгром ордынского войска на левом берегу Днепра.

По мере того, как под натиском русичей таяли вражеские силы, застилавшие небо грозовые тучи постепенно рассеивались. Уже бесполезные молнии перестали бить в бурлящие днепровские воды. А когда во второй половине дня из-за туч выглянуло зимнее солнце, то в его холодных лучах засияли золотом купола Киева — города-победителя, столицы земли Русской…

За остатками разгромленного татарского войска русичи охотились ещё с неделю. Нескольким небольшим отрядам из тех, которые переправились через Днепр в самом начале штурма и пытались обойти Киев с севера, удалось прорваться сквозь ряды волынян и по руслу Почайны уйти на запад. Впоследствии, когда Данила Романович бывал не в духе, то несколько раз ставил Карсидару в упрёк, что, расколов молниями днепровский лёд, они с Читрадривой не сделали того же самого на Почайне.

— Ты лучше у Димитрия спроси, как это он умудрился татар выпустить, — отвечал всякий раз Карсидар. — А насчёт Почайны уговора не было, да и с кручи, на которой стоял Андрей, её русла не видать. Или ты хотел, чтобы разом с татарами мы потопили наших воев? А ещё хуже было навести молнии на город.

Государь и не настаивал сильно на своём, зная, что Карсидар прав. Впрочем, особого вреда на правом берегу татары не причинили. Смертельно напуганные ужасной участью тех, кто попал в ледовую ловушку, они неслись вперёд без оглядки, пока посланные в погоню дружины не настигли часть из них под Искоростенем, а другую часть — аж под Звягелем. Всех их беспощадно истребили. По поводу чего уже Михайло любил беззлобно подшучивать:

— Вишь, Давидушка, эка радость привалила твоим землякам-древлянам — в Искоростене татарву принимать!

Выскользнувших из ловушки на левом берегу дикарей было значительно больше. Отступали они на восток более организовано, видимо, надеясь уйти на родную землю. И отступали с боем. Потому и управиться с ними было сложнее. Если бы их возглавлял великий Бату, если бы с востока подтянулись новые ордынцы, возможно, они могли представлять некоторую угрозу для Руси. К счастью, возглавить отступающих было некому. А после воодушевившего русичей чуда с молниями, расколовшими лёд, земля горела у татар под ногами. И около места впадения Удая в Сулу, чуть севернее Лубен, с этими отрядами также было покончено. Лишь жалкие остатки бежали дальше, в дикую степь, неся своим соплеменникам ошеломляющую весть: огромнейшее войско, доселе невиданное в мире, было подчистую сокрушено на берегах Днепра…