— А может, к Александру Ярославовичу заглянуть? — подал идею Карсидар, которому очень импонировала победа новгородского князя над шведами. — Я слышал, с отцом он не больно ладит, и думаю…

— Это хорошо, что ты думаешь, — ворчливо перебил его Михайло. — Но ты бы лучше думал перед тем, как что-то делать, и, вместо шапки, икону Богородицы в Киев вернул.

После этого короткого выговора сотник принялся отдавать приказы, связанные с началом длительного перехода.

Выступили они через полчаса и, выслав вперёд разведчиков, ехали не останавливаясь весь день — как знать, вдруг гнев возьмёт верх над рассудком, и Ярослав Всеволодович вышлет погоню? Особенно волновался по этому поводу Микула. Но опасения боярина, к счастью, не оправдались.

Уже вечерело, когда вдруг вернулись двое разведчиков и, перебивая друг друга, рассказали, что наткнулись на довольно внушительный лагерь татар в полутора верстах отсюда.

— Их там сотен шесть. По всему видать, на привал стали недавно, но до утра трогаться в путь уже не будут. Мы Нерядца доглядать за ними оставили, а сами сюда, совет держать.

Услышав про татар, боярин страшно перепугался и, заикаясь, произнёс длинную сбивчивую речь, смысл которой сводился к тому, что не годится подвергать риску жизнь посла государева, тем более, если посол этот волей-неволей вынужден везти святыню земли Русской — шапку Мономаха.

Но у Карсидара было иное мнение. В перерывах между поездками по дальним уделам Руси, имевшими целью собрать войска под знамёна Данилы Романовича, он пробовал силы в мелких стычках с татарами. Самое непосредственное участие в этих развлечениях принимал Михайло со своими молодцами.

Карсидару необходимо было научиться хоть немного спокойнее воспринимать ненавистных татар, а заодно сдерживать порывы к немедленному применению против них явного колдовства. «А то весь мир, чего доброго, станет говорить, что государь Русский колдуна нанял. Так ты уж помягче, будь любезен», — объяснял Данила Романович. И пока Читрадрива изучал на досуге свойства перстня и с его помощью пробовал лечить людей, чтобы поднять популярность «чужеземных колдунов» в народе, Карсидар придумал следующее. Он, Михайло и ещё несколько десятков его воинов переправлялись на левый берег Днепра, ехали в сторону Чернигова, разведчики находили татар, которых здесь рыскало превеликое множество. Тогда Карсидар начинал подавлять бдительность вражеских воинов, русичи проникали в самый центр их отряда, после чего происходило неожиданное нападение, заканчивающееся неизменной победой русичей.

Татары страшно боялись «невидимок», тем более что ничего не могли предпринять в ответ. Зато молва о хитром колдуне-наёмнике росла и ширилась, заставляя, с одной стороны, татарского хана Бату стягивать к Чернигову огромные силы (говорят, он даже послал гонцов далеко на восток, где гнездились эти дикари), с другой же — значительно ободряя население покорённых территорий. Даже от Чернигова и Переяслава еженедельно пробирались к Киеву десятки человек, несмотря на то, что татары устраивали на перебежчиков настоящую охоту.

Но всё это происходило в окрестностях Киева. Карсидар же задумал повторить «налёт невидимок» прямо здесь, чтобы плосколицые не чувствовали себя спокойно даже далеко на севере. Микула усиленно возражал против такой наглой вылазки. Михайло сказал лишь одно:

— А сдюжим ли? Татарвы всё же целых шесть сотен супротив нашей одной.

Карсидар заверил, что им нечего бояться, когда есть он. Ведь, в случае острой необходимости, всегда можно сжечь неприятеля. И, оставив боярина Микулу на попечение двух разведчиков (чтобы не путался под ногами), все пустили коней галопом.

Действовали по не раз уже проверенному плану. Карсидар принялся «колдовать», и русичи пробрались в самый центр лагеря. Шли они молча, медленно и аккуратно, стараясь не зацепить никого из татар. Как ни странно, татары и сами обходили «невидимок», а не сталкивались с ними лоб в лоб. То и дело смотрели на них — и не видели! Это было самое трудное: понять, что тебя не видят, не испугаться, не запаниковать. Ведь вокруг — враги, живые, здоровые, вооружённые. Часовые сидят на земле, скрестив ноги, рядом лежат их копья. Другие жарят мясо, переговариваются, поют. В центре лагеря — большой шатёр. Почти как тот, в который угодил загоревшийся Менке…

В этом тоже состояли опасность и великое искушение, правда, уже для одного Карсидара — не сбиться, не поддаться воспоминаниям и не испепелить всех подряд. Но ничего, недаром он тренировался всю зиму и весну! И сейчас Карсидар терпеливо ждал, пока конные русичи рассредоточатся по лагерю, изготовятся… Лишь тогда с глаз татар упала незримая завеса.

Как обычно, первые мгновения боя напоминали грандиозное резание свиней. Многие погибли, так ничего и не успев сообразить. Остальные, даже не пытаясь сопротивляться, бросились наутёк, объятые ужасом, а всадники долго преследовали их и нещадно рубили. Всё было кончено в течение получаса.

Когда на месте разгромленного лагеря появился бледный Микула в сопровождении двух всадников, Михайловы вои уже успели пересчитать убитых татар, которых оказалось аж шестьсот тридцать семь человек. И это не считая разбежавшихся!

— А твои люди недооценили числа этих дикарей, — сказал Карсидар сотнику, который стоял над развороченным центральным шатром и задумчиво глядел на пожилого богато одетого татарина, перерубленного пополам.

— Твоя работа? — спросил он.

— Моя, — ответил Карсидар, довольный тем, что ему сравнительно легко удалось вложить силу своей ненависти в удар меча, а не в действие неведомых огненных сил.

— Плохой удар, — задумчиво протянул Михайло. — Зря ты так.

— Плохой?! — изумился Карсидар. — Михайло, да ты что…

— Погоди, — сотник поднял палец. — Ты не понял. Я о том, что лучше было этого татарина в живых оставить да как следует допросить.

— А зачем? — Карсидар пожал плечами. — Решили ведь порубать всех, вот и…

— Нет, Давид, не говори так. Странно он выглядит.

— Странно? — Карсидар присмотрелся к убитому. — И что же в нём странного?

Михайло вздохнул и медленно проговорил:

— Ты, Давид, хороший воин, просто замечательный, но твой приятель Андрей не в пример лучше соображает. Ведь это посол, как и наш Микула, — он кивнул на приободрившегося боярина, свысока оглядывающего укрытый трупами луг. — Разве не видишь? Теперь подумай: мы собираем войска, татары и себе скликают — это раз. Ярослав Всеволодович нам в помощи отказал — два. Ставшее на привал посольство в дне перехода от Владимира — три. Что бы это значило, а, Давид?

Михайло стоял, подняв правую руку с тремя загнутыми пальцами, а Карсидар потрясённо глядел на него и, переваривая услышанное, начинал склоняться к мысли, что явно поторопился убивать этого нарядного татарина.

Карсидар вместе с Михайлом наблюдал, как, придерживая под уздцы коней, воины сгружались с больших плоскодонок. А в утреннем небе за Днепром расцветали сразу две зари: одна, как и положено, на востоке, зато другая — в непривычном месте, на севере. Это они постарались. Ради праздника!

Сегодня татарам досталось основательно. Пожалуй, эта вылазка превосходила даже наглый наскок на ханское посольство, который они предприняли после посещения Боголюбова. Для теперешней ночной экспедиции Карсидар лично отобрал сто пятьдесят человек, особо отличившихся в предыдущих операциях, и с этими отчаянными сорвиголовами напал на тысячный вражеский лагерь. В виде исключения он позволил себе немножечко (ну самую малость!) «порезвиться». Началось нападение с того, что сразу четыре кострища в разных концах стоянки с оглушительным грохотом взорвались вертикальными снопами ослепительного огня, и дальнейшая резня была видна, как на ладони. Татары мигом сообразили, кто учинил этот фейерверк, и перепугались до полусмерти, зная, что ждать пощады от колдуна с его «невидимками» нечего. И кстати, правильно думали! Лишь немногие из них спасли свою шкуру…