Но кипчаки уже испытали, что значит находиться под татарами. Кроме того, требование лично явиться с повинной в Тангкут-Сарай наводило на очень неприятные мысли. Василь Шугракович ещё в бытность свою ханом Булугаем хорошо изучил нравы татар и не сомневался, что назад он уже не вернётся. Да что там — он уже никуда и никогда не выедет за пределы Тангкут-Сарая, ибо найдёт там свой безвременный конец!

Тогда напрашивался второй выход, позволявший упрочить отношения с урусским королём, сослужить ему неплохую службу…

И более не раздумывая, Василь Шугракович резко взмахнул рукой и отрывисто крикнул:

— Взять!

Телохранитель посла среагировал мгновенно и выхватил из ножен меч, но пустить его в ход не успел. На телохранителя навалилось сразу шестеро придворных, и через минуту он был повален на пол и разоружён.

— Предатель! Грязный предатель! — заверещал старик, которому выкручивали руки. — Попомни мои слова: великий хан Тангкут отомстит за меня! В полынной чаше, которую кипчаки выпьют вместе с проклятыми урусами в расплату за Бату, будет капля и за меня! Гнев Тангкута ужасен!..

— Заткните ему пасть, — спокойно распорядился Василь Шугракович.

Один из придворных ударил посла в лицо; тот слабо дёрнулся и повис безвольным мешком в руках державших его людей. С отвисшей челюсти на богатый кафтан и на пол тронного зала потекла жидкая алая кровь с раскрошенными кусочками гнилых зубов.

— Старика в темницу, ходатая оттуда ко мне, — продолжал командовать Василь Шугракович. — Людей, что дожидаются во дворе — на кол, всех до единого. Этого…

Он на минуту задумался, стоит ли разрывать телохранителя лошадьми. Но когда великий князь уже решил не делать этого, а послать с его помощью «весточку» татарам, то вдруг вспомнил кое-что и грозно спросил:

— Кстати, кто посмел пропустить в мой дворец вооружённого татарина?

По залу пробежал шепоток.

— Ясно, — ехидно ухмыльнулся Василь Шугракович и обратился к старшему советнику:

— Найти олуха и посадить на кол вместе с татарами.

Кто-то выскочил из зала, за ним бросились в погоню.

— Поймать! На кол! — рявкнул Василь Шугракович и добавил чуть тише:

— Будет знать, как подвергать мою жизнь опасности. А этого, — он кивнул на телохранителя, — привязать к спине коня, вырезать сердце, довезти до восточных пределов княжества — и пусть его тело будет моим ответом Тангкуту.

Со двора донеслись крики: там обезоруживали и вязали посольскую свиту. Старика отволокли в темницу, и вот уже перед Василём Шуграковичем предстал бледный трепещущий ходатай, к несказанной радости освобождённый до срока.

— Тебе повезло, — сказал ему князь. — Не время сейчас сидеть под замком. Так что получишь тридцать палок по рёбрам…

Ходатай радостно воскликнул:

— О великий!.. — и бросился лобызать сапог повелителя.

— Не время сейчас, — Василь Шугракович пихнул его ногой в лицо. — Получи свои тридцать палок и скачи к урусским воинам. Привезёшь ко мне тамошнего тысяцкого. И быстро, не мешкая! А коней урусам отправить самых лучших. Передашь, что так приказал Василь Шугракович, великий князь Таврийский.

Ходатай ушёл в сопровождении подручного палача. Сам же палач отправился с Василём Шуграковичем по более важному делу — присматривать за приготовлениями к казни посольской свиты и нерадивого придворного, пропустившего в тронный зал вооружённого татарского телохранителя.

Уже под вечер, когда этот придворный и пятеро татар (трое погибли в схватке) едва трепыхались на высоких окровавленных кольях, примчались стражники, волоча на аркане Кипхатага.

— А-а-а, явились, не запылились! — сказал великий князь почти ласково, разглядывая помятого беглеца. — Ты что ж это за девку мне приволок, мерзавец?! Разве ж мне такие нужны?

— Да я… я… — как и посланные в погоню стражники, Кипхатаг со страхом озирался на колья с умирающими татарами.

— Что «я»?

— Я ж это… Думал тебя, князь, разгорячить…

— Разгорячить?! — зарычал Василь Шугракович.

— Ну да, неудовольствием, — залепетал перепуганный беглец. — Ты же пришёл в настоящую ярость, не рассчитал я, прости, великий. Я после хотел тебе такую бабу дать, как ты любишь, пышную да дородную. Но ты слишком уж осерчал, пришлось уносить ноги…

— А, врёшь ты всё! — махнул рукой Василь Шугракович, прекрасно понимая, что если бы дело обстояло именно так, Кипхатага поймали бы довольно быстро. Но он уже успел выплеснуть накопившееся со вчера раздражение, наблюдая за казнью посольской свиты. — Ладно, прощаю тебя. Получи тридцать палок по пяткам и исчезни. Но учти… — Василь Шугракович возвёл очи к потемневшему небу, в последний раз взглянул на полуголых татар, уже переставших дёргаться на своих кольях, и добавил:

— Но учти, скоро начнётся большая война. Кипчаки возьмут много пленников. И пленниц. И чтобы тогда ты не приводил ко мне в шатёр худосочных! А теперь пошёл вон.

В конце концов, великий князь Василь Шугракович отнюдь не был жестокосердным и злым…

Лютая стужа проморозила Рось до дна. Небольшой отряд спускался вниз по течению. Шипастые подковы коней выбивали на речном льду весёлую звонкую дробь. Лёд пел, разнося весть о продвижении всадников далеко окрест. Они были на родной, русской земле, можно и пошуметь, не опасаясь нарваться на неприятеля.

Ехавший впереди всадник был королевский воевода Давид, он же в не столь отдалённом прошлом непревзойдённый в воинским искусстве мастер Карсидар, никакой опасности не чувствовал (а почуять заранее он умел, уж будьте спокойны!). Ему вспоминалась другая зима, другая река, другой лёд, расколотый павшими с неба молниями.

Да-да, когда он со своими «коновалами» сидел в засаде на Тугархановой косе, лёд тоже пел под нетвёрдыми шагами раненого предателя, несшего татарским лазутчикам весть о смерти колдунов Хорсадара и Дрива. А вот поди ж ты, не умерли они! Целы-целёхоньки. Чего не скажешь об узкоглазых дикарях, вздумавших покорить Русь…

Интересно, казнён ли уже ненавистный Бату? По всей видимости, да. Всё-таки больше года прошло с тех пор, как остатки «коновальской двусотни» во главе с Читрадривой пустились в намеченный Данилой Романовичем путь. Достаточный срок, чтобы со всеми задержками и остановками достичь последнего западного моря.

Последнее море! Никогда не думал мастер Карсидар, что окажется в местах, из которых можно добраться до пределов мира. В Орфетане о таких далёких краях ходили самые нелепые слухи, как и о Ральярге. Теперь Карсидар оказался здесь, по эту сторону южных гор…

Впрочем, где они с Читрадривой очутились, тот ещё вопрос. Пока товарищ был здесь, эта тема иногда обсуждалась. В конце концов Карсидар совершенно запутался и предложил для простоты считать, что они всё же оказались южнее Орфетанского края. По крайней мере, тогда хоть можно было объяснить изменение картины звёздного неба. Ведь оба не смогли найти ни одного знакомого созвездия! Это ж как далеко занёс их поднявшийся в пещере ветер!

Одно радовало: Карсидар узнал-таки, что он не «человек ниоткуда», что маленьким мальчиком он явился в Орфетан именно отсюда, из Ральярга. Здесь была его истинная родина — город Йерушалайм. (Как сильно земной диск, оказывается, вытянут к югу! Страшно подумать…) И здесь же, в русских землях, во владениях короля Данилы (между прочим, ставшего королём при самом непосредственном участии Карсидара), обрёл он свою новую родину, собственный дом и семью.

Теперь если кто посмеет сунуться на Русь, тому не сдобровать! Татары вон уже попытались — и больше полумиллиона плосколицых дикарей сложили головы под Киевом, а их предводителя Бату в железной клетке повезли к последнему западному морю, чтобы утопить в его водах. Правда, есть ещё «хайлэй-абир», «могучие воины», которые зарятся на русские земли с запада. Пятерых Карсидар видел живьём. И к глубокому своему сожалению, вынужден был отпустить их восвояси…

При мысли о хайлэй-абир Карсидар нахмурился. Неспокойно что-то на западных границах! Не нравится тамошним владыкам укрепление Русской державы, сплочение раздробленных княжеств в единое королевство и расширение этого королевства на юг. Ещё бы! После блистательной победы над татарами все русские земли, за исключением Новгородской и Суздальской, признали над собой власть Данилы Романовича, вселенский патриарх даровал ему титул короля (вернее, кесаря — но для слуха русичей более привычным было слово «король») и обещал нынешней весной самолично привезти в Киев корону; прежде независимая Половецкая степь была превращена в подчинённое Киеву Таврийское княжество, а затем и Молдавия окончательно вошла в состав Руси на правах королевской вотчины.