— …вот они и пытаются защитить себя. Понимают, что если не сделать этого, если хоть пальцем тронуть нас — я им покажу!

— Если бы ты действительно хотел им показать, то уничтожил бы вслед за татарами. Разве нет?

— Что правда, то правда, — вздохнул Карсидар. — Но они ведь ничего плохого нам пока не сделали, да и внешне похожи на нас… Гм. Особенно на тебя, — он шутливо поклонился русоволосому и голубоглазому Читрадриве. — А уж каким удачным именем я тебя наградил. Дрив-древлянин!..

Тот фыркнул:

— Лучше не напоминай! А насчёт службы у князя подумай, не отказывайся заранее.

— Там посмотрим, — ответил Карсидар немного задиристо. — Вот вернётся наш благодетель Михайло…

Они вздрогнули, одновременно посмотрели в окно, а затем друг на друга. Со двора доносился отчётливый конский топот.

— Ты что, и события предугадываешь? — спросил Читрадрива.

Заскрипели петли тяжёлых ворот, во двор въехал небольшой конный отряд. Среди прибывших нетрудно было различить фигуры тысяцкого и сотника.

— Явились, не запылились, благо пыль дождём прибило, — проговорил Читрадрива. — Ну что ж, скоро нас призовут в гридницу. Узнаем, что решил насчёт колдуна и его подручного местный правитель.

Однако гандзак ошибся. За ними не прислали ни до обеда, ни после. Только вечером явился Ипатий и угрюмо буркнул:

— Ну, Хорсадар, Дрив, ступайте оба к Остромиру. Ждёт он вас.

Гридница была длинной прямой комнатой на манер парадного зала, только поменьше и не с каменными стенами, а с деревянными. Возможно, так строили из-за прохладного климата, ведь в деревянном доме теплее. «Думали, едем на юг, отогреемся, а тут, оказывается, хуже, чем в Орфетанском крае», — твердил гандзак, недовольный тем, что им с Карсидаром запретили драться на палках (эти упражнения согревали).

К стене гридницы прислонился Михайло. Он был без доспехов, но с мечом. А на стуле с высокой спинкой развалился нарядно одетый тысяцкий. Правда, спинка такой высоты лишь подчёркивала малорослость коренастого широкоплечего Остромира, и, несмотря на всю серьёзность момента, Карсидар едва сдержал улыбку.

— Эй, Ипатий, проверь, нет ли кого за дверью, — обратился сотник к бородачу, вошедшему в комнату вслед за Читрадривой и Карсидаром.

Ипатий выглянул за дверь, отрицательно мотнул головой и остался стоять около входа. Кроме них ни в гриднице, ни около неё никого не было.

— Хорошо. — Остромир подобрался, даже привстал немного на стуле, чтобы казаться выше, и сказал гостям:

— Слыхал я, что вы научились говорить по-нашему. Так?

— Верно, научились, — подтвердил Карсидар.

В глазах тысяцкого мелькнуло изумление. Он задумчиво подкрутил левый ус и обратился к Михайлу:

— А ты часом не напутал? Или они тебя поначалу обманули?

— Что ты, Остромир! — Михайло растерянно развёл руками. — Лопотали они бойко, это верно, да только всё по-своему, непонятно. Но чтобы так…

— Не подозревай за Михайлом худого, — поддержал начальника Ипатий. — Я сам могу подтвердить, что они выучились. При мне ведь дело было, я за ними, почитай, неотрывно наблюдал.

— Наблюдал, — тысяцкий тяжело вздохнул. — Как же ты не доглядел, что колдун молнией в святую церкву ударил?

Остромир вперил жёсткий взгляд в Карсидара и резко спросил:

— А ну, Хорсадар, сознавайся: кидал молнию в церкву?

«Не отвечай необдуманно, он не в духе. Видимо, что-то случилось в столице», — почувствовал Карсидар мысль Читрадривы.

Впрочем, он и сам насторожился, уловив витавшую в воздухе подозрительность, попробовал аккуратно проникнуть на самый краешек сознания сотника, как учил гандзак. И, прежде чем чуткий Михайло вздрогнул, Карсидар уже знал: точно, поездка не удалась. По крайней мере, её результаты оказались для русичей неожиданными.

— Что такое церква? — спросил он, чтобы слегка протянуть время. — Дом, у которого молнией разбило пристройку?

— Ты малоумным не прикидывайся! — строго сказал Остромир. — Знаешь ведь, куда метил, чёрная твоя душа. Аль ещё в какое место целился?

И тысяцкий обратился к Ипатию:

— Другого чего не разбило?

Бородач отрицательно мотнул головой, а Карсидар сказал как ни в чём не бывало:

— Не направлял я молнию в церкву вашу. Да и как я мог сделать это, сидя взаперти?

— На пристройке башенка была, — вставил слово Читрадрива. — А молния всегда в высокое место бьёт — в деревья и в дома.

Остромир глянул исподлобья на Михайла, проворчал:

— Ишь, и этот лопотать по-нашему выучился! Оба они одного поля ягоды. — После чего обратился к гандзаку:

— Ты не суйся в наш разговор, а то не посмотрю на ваше колдовское звание и допрошу обоих, как полагается! Живо мне всё выложите.

«А ты не пугай», — хотел ответить ему Карсидар, но был остановлен Читрадривой, который мысленно велел ему не раздражать лишний раз тысяцкого.

Видя, что гости не вступают в препирательство, Остромир немного смягчился и продолжал:

— Зря вы так поступили с церквой наших любимых святых. Слух о том докатился уже до самого митрополита…

— Святые — это ваши боги? — всё-таки не выдержал Карсидар.

Тысяцкий издал то ли вздох разочарования, то ли стон.

— Поганцы они оба, и Хорсадар, и Дрив, — заметил Ипатий.

А Михайло пояснил, как умел:

— Бог у нас один, и Он есть Господь Иисус Христос, как учит Евангелие. А святой — это человек, который ходил в Боге и поступал по Его заветам. Наибольшие из наших святых — это Борис и Глеб, княжичи, сыновья Володимира Великого. Были они схоронены в этой самой церкве, которую ты, поганый колдун Хорсадар, молнией разбил.

«Ты что-нибудь понял?» — мысленно спросил Карсидар.

«То же самое, что у нас, — отозвался Читрадрива. — Русичи считают, что бог у них один, а на самом деле богов этих много. Как и наши боги, Борис и Глеб жили с ними, даже были детьми их правителя. Однако не стоит заострять на этом внимания. Видишь, тысяцкий крайне мрачен. Определённо, случилось что-то нехорошее».

А вслух сказал:

— Вот ты постоянно твердишь, что мой товарищ ударил молнией в церкву. Но с чего ты взял, будто мы можем повелевать грозой? Нам это непонятно.

— Михайло? — обратился Остромир к сотнику.

— Да как не думать! — воскликнул тот. — Как не думать. Не было вас в Вышгороде — не было грозы зимой, не били молнии в церкву.

— Никогда-никогда? — спросил Читрадрива хитро прищурившись. Видимо, несмотря на чуткость Михайла он всё же потихоньку копался в его мыслях.

— Ну, по крайней мере, не на моей памяти, — признался сотник отворачиваясь. — Но вы явились сюда, и такое случилось. А тут еще, когда мы нашли Хорсадара… — Михайло на миг запнулся. Была в этой паузе какая-то странность, недосказанность. — Как же тут не заподозрить!

— А что случилось, когда вы нашли Карсидара? — спросил Читрадрива. По голосу чувствовалось, как он напрягся.

— Нешто ты не знаешь? — недоверчиво спросил сотник. — Чай, не глухой и не слепой, рядом был…

— Тоже ведь гром был да молния, — не вытерпел Ипатий.

— Ну!.. — предостерегающе одёрнул его сотник, но было поздно.

Карсидар наконец догадался, в чём дело, и так и замер, разинув от изумления рот. Перед его взором колебалось неясное видение: в нижней части крутого горного склона зияет отверстие пещеры, из неестественно-чёрных недр которой время от времени вырывается приглушённый рокот, похожий то ли на шум обвала, то ли на отдалённый раскат грома; а в глубине провала вспыхивают и тут же гаснут лиловые отблески.

«Гром и молния!» — едва не выкрикнул он.

«Да, гром и молния, — подтвердил Читрадрива. — Они были в „пасти дракона“. И русичи видели эти знаки ночью при нашем появлении здесь. Значит, они были рядом с выходом. А когда ты попытался определить это место, вновь появились молнии. Не знаю, в чём тут дело, но это явно неспроста».

— Мы оба были в беспамятстве, — просто сказал гандзак. — Иначе Карсидар, который позже сжёг татар, не позволил бы им себя захватить. Да и я, уж поверьте, не стал бы отсиживаться в кустах.