— Так ты жалеешь об этом? — пристально посмотрев на него, спросила я.

Гуннар в смущении опустил глаза.

— Даже не знаю, Инга. Ведь как-никак это сила. Могущество. Доступ на Трактовую Равнину… Тебе трудно понять меня — всё то, о чём я только мечтаю, ты имеешь с самого рождения.

Что я могла сказать? Разве что посочувствовать ему. Гуннар принадлежал к числу тех слабых колдунов с промежуточным даром, которых инквизиторы относили к так называемой «группе риска». Свыше девяноста процентов всех чёрных магов были выходцами из этой среды — в отличие от обычных ведунов, они обладали достаточно развитыми способностями, чтобы в полной мере овладеть инфернальными силами. И в награду за верную службу Нижний Мир давал им то, на что поскупилась природа — в частности, возможность путешествовать по Трактовой равнине. А если к этому прибавить долгую жизнь, практически полное отсутствие болезней, быструю заживляемость ран, то становится понятным, почему так много людей соглашаются служить стихии, которая ставит своей целью уничтожение мира земного.

— А как эта история соотносится с твоими снами? — спустя минуту спросила я.

Гуннар закурил вторую сигарету подряд и ответил:

— Самым непосредственным образом. Мне снится эта шкура. Не какая-нибудь похожая на неё, а именно Ивэйнова шкура. Я узнал её по особым золотым застёжкам на передних лапах. Впервые она мне приснилась ещё в Вечном Городе, за несколько дней до нашего отъезда. Я видел юношу… нет, даже не юношу, а мальчика лет тринадцати или четырнадцати, стоявшего посреди какой-то комнаты — то ли кабинета, то ли алхимической лаборатории. На нем была львиная шкура Ивэйна, в руках он держал тяжёлый серебряный меч и смотрел на дверь, в которую с другой стороны кто-то ломился. Наконец он вышиб дверь…

— Тот, кто ломился? — на всякий случай уточнила я.

— Нет, мальчик. Он вышиб её не ногами и не руками, а магией… Впрочем, я не совсем уверен, что это он вышиб дверь, но факт, что она сорвалась с петель и отлетела в противоположную от него сторону, припечатав к стене двух… — Гуннар замялся. — Язык не поворачивается назвать их людьми. Полагаю, это были демоны в телах мертвецов. То есть, зомби… Короче, двух из них сшибло дверью, а оставшиеся двое, что стояли под стеной, сразу ворвались в комнату. Мальчик без труда расправился с ними: одного поразил огнём, другого — мечом. Потом погасил пожар, вышел из комнаты и по каменной лестнице спустился во двор замка, где…

— Так он был в замке?

— Да. В единственной уцелевшей башне старого замка.

— Понятно. И что было дальше?

— При выходе из башни мальчик столкнулся с ещё одним зомби, который передвигался так неуклюже, словно все кости у него были сломаны. Он убил и его. Потом обошёл башню и прикончил шестого — как оказалось, последнего противника. Тут нервы мальчишки не выдержали, он упал на землю и, по-моему, заплакал.

— Кстати, ты можешь показать его картинку?

— Попробую.

Хотя Гуннар был слабеньким колдуном, мысленное изображение получилось у него на удивление чётким и детальным — он, безусловно, обладал незаурядными художественными способностями, которые с лихвой компенсировали недостаток колдовских. С картинки на меня сосредоточенно смотрел поразительно красивый, как девочка, мальчик лет четырнадцати, тёмноволосый, сероглазый, выше среднего роста, довольно крепкого, но не атлетического, телосложения. В правой руке он сжимал рукоять меча с длинным, не меньше метра, серебряным лезвием. Одет был в светло-коричневый дорожный костюм, поверх которого была наброшена пятнистая львиная шкура. Передние лапы крест-накрест охватывали его грудь и крепились к поясу при помощи золотых цепочек с застёжками. За плечами мальчика виднелась пышная рыжая грива. Он стоял на фоне обвалившейся крепостной стены, за которой протекала небольшая речка, а дальше виднелся лес.

Записав на всякий случай изображение на магический камень в моей серёжке, я попросила Гуннара продолжать.

— Так вот, — вновь заговорил он. — Полежав пару минут на траве, мальчуган поднялся и направился к вратам. На полдороге остановился, постоял немного, оглядываясь по сторонам, потом пошёл дальше. А на подъёмном мосту вдруг выпустил из рук меч, стремглав бросился к опушке леса и бежал до тех пор, пока мир вокруг него не изменился — из весеннего леса он попал в заснеженную степь.

— Перешёл на другую Грань?

— Да. Насколько я понимаю, пересёк Ребро в месте Вуали. Он кутался в шкуру, всё порывался пойти вперёд, но в конце концов передумал и вернулся обратно. Там поманил к себе пасшуюся неподалёку лошадь и вместе с ней направился к замку. Вот тут-то на сцене появилось ещё одно действующее лицо — человек в серой монашеской сутане… — Гуннар ненадолго задумался. — Хотя не уверен, что он появился именно в этот момент. Возможно, он был там и раньше, просто я его не замечал.

— И что же он делал?

— Прятался среди развалин и украдкой наблюдал за мальчиком. А когда тот вошёл во двор, монах двинулся было ему навстречу, но затем изменил своё решение и остался в укрытии. Как мне кажется, он сообразил, что в таком взвинченном состоянии мальчишка сначала прикончит его для подстраховки и только потом начнёт разбираться, кто он и с чем пожаловал. Хотя не исключено, что позже монах всё-таки открылся — этого я не знаю, потому что вскоре проснулся.

— Покажи мне того монаха? — попросила я, испытывая какое-то странное предчувствие.

И оно не обмануло меня — на переданной Гуннаром картинке я увидела того самозваного монаха, который больше года назад пытался натравить на нас с Владиславом загорян. Судя по всему, для создания обоих Эмиссаров была использована одна и та же телесная матрица, а это значило, что хозяин у них один…

— Вот чёрт! — в сердцах проговорила я, и сказано это было не в переносном смысле, а в самом что ни на есть прямом. — Можешь не сомневаться, кузен: то, что тебе приснилось, не было плодом твоего воображения. Этот сон отражал объективную реальность — если не целиком, то частично.

— Так ты знаешь этого монаха?

— Имела случай с ним познакомиться, — уклончиво ответила я, решив повременить с подробностями. — Но продолжай. Что было дальше?

— Этот сон произвёл на меня сильное впечатление, однако всерьёз я к нему не отнёсся, а со временем почти позабыл о нём. Сама понимаешь, мало ли что может присниться человеку, тем более что весь прошедший год я часто думал о шкуре, ломал себе голову, как её отыскать. А незадолго до прибытия на Истру мне снова приснился тот мальчик — и опять на нём была шкура Ивэйна. То же самое было и вчера ночью. Оба раза он ехал верхом на лошади через Грани, время от времени разговаривал сам с собой на незнакомом мне языке, иногда пел песни.

— Он ехал по Трактовой Равнине?

— Нет, просто переходил с Грани на Грань сквозь Рёбра. И это, кстати, меня удивило. Насколько мне известно, Ивэйнова шкура даёт достаточно магической силы, чтобы путешествовать Равниной.

— Сила ещё не всё, — заметила я. — Нужны также и знания. Наверное, мальчику их не хватало, чтобы выйти на Равнину.

— Может, и так, — неуверенно произнёс Гуннар. — Хотя тогда я не понимаю, как он мог справиться со шкурой. На ней были охранные чары, которые не позволяли воспользоваться ею никому, кроме потомков Ивэйна. Снять их мог только сильный и умелый колдун… Гм, такой сильный и умелый, что ему совсем не понадобилась бы эта шкура.

— Возможно, чары снял Женес, — предположила я. — А ещё этот мальчик мог оказаться потомком Ивэйна, нашим дальним родственником. Посчитай, сколько поколений сменилось за двенадцать с лишним веков, и прикинь, в жилах скольких людей должна быть хоть капля крови нашего предка. Тем более что род Ивэйнов, насколько я могу судить по своим скудным знаниям из истории Агриса, всегда славился своей плодовитостью.

— Это правда, — согласился Гуннар. — Сейчас я затрудняюсь назвать хотя бы один из известных мне королевских домов Лемосского архипелага, с которым мы не были бы связаны кровным родством. Так что всё может быть. Но меня больше занимает другое: что означают мои сны, почему они мне снятся?