— Он уже был здесь, когда мы приехали, — начал свой рассказ Штепан. — Мне показалось, что он кого-то ждал. Мы сели за стол, заказали еду и выпивку, а лжемонах тем временем внимательно присматривался к нам. В конце концов, он подошёл к нашему столу, представился отцом Якобом, странствующим проповедником, и предложил мне разделить с ним трапезу. Из почтения к его сану я не мог отказаться, хотя подозревал, что он, подобно другим своим собратьям, станет убеждать меня перейти в лоно латинской церкви.

— Но он говорил о другом, — скорее не спросил, а констатировал я.

— Да, — кивнул Штепан. — Его интересовало, как обстоят дела с нечистью на моей родине, в Загорье. Теперь я понимаю, что он затеял этот разговор с вполне определённой целью — надлежащим образом подготовить меня к встрече с вами… Гм, надо признать, что ему это удалось. Разговор с этим исчадием здорово расстроил меня, повсюду мне мерещились слуги дьявола, и скажу вам честно: хотя доводы лжемонаха были более чем спорными, я поначалу не нашёл в них никакого изъяна и чуть было не уверовал, что вы действительно сатанинские отродья.

— Неужели у вас в Загорье всё так скверно? — сочувственно спросила Инна.

— У нас такая же ситуация, как и на всём Агрисе, — хмуро ответил барон. — То есть, паршивая. И с каждым днём становится всё хуже и хуже. Поклонников дьявола развелось видимо-невидимо, по дорогам шляются Чёрные Эмиссары, совращая с пути истинного честных людей, уже трижды в Загорье случались Прорывы, и на свет появлялась разная нечисть из самых глубин Преисподней. Правда, я не присутствовал ни при одном из них, но очевидцы говорят, что это был сущий ужас. Во время последнего, самого сильного Прорыва, что случился в Кралеве, на юге Загорья, погибло свыше трёх сотен человек и примерно столько же получили тяжёлые ранения. Да и два предыдущих унесли немало жизней. — Штепан тяжело вздохнул. — А ведь это были всего лишь локальные, в сущности, незначительные Прорывы.

— Триста погибших, и вы называете Прорыв незначительным! — растерянно произнёс я. — Что же тогда происходит при значительных Прорывах?

— Бывает, что нечисть захватывает целые Грани, — с этими словами Штепан торопливо перекрестился. — Упаси нас Бог от такого Прорыва!

— И давно начались эти безобразия?

— Как и положено, с началом Ничейного Столетия, — ответил барон с таким видом, словно это было само собой разумеющимся. Но, заметив недоуменное выражение наших лиц, он растолковал: — То есть, с конца шестьдесят седьмого года. Тогда начался отсчёт Ничейных Годов на стыке тысячелетий. Неужели вы ничего об этом не знаете?

— Да нет, кое-что знаем, — сказала Инна. — У нас тоже много говорят об усилившейся активности тёмных сил. Но, видимо, ситуация с нечистью на Основе не столь критическая, как на Гранях. По крайней мере, мы ни разу не слышали, чтобы где-то случались Прорывы. И Чёрные Эмиссары у нас такая редкость, что до сегодня мы даже понятия не имели об их существовании.

Штепан немного подумал, затем неуверенно кивнул:

— Всё может быть. Судя по всему, инквизиторы добросовестно охраняют Основу, и зря некоторые горячие головы обвиняют их в бездействии.

— А Агрис они не охраняют?

Наш собеседник снова вздохнул и покачал головой:

— Таких окраинных Граней, как наша, тьма-тьмущая. А Основа одна, и её нужно беречь. Если падёт Агрис, то мир всего лишь недосчитается одной незначительной Грани. Если же нечисть захватит Основу, это станет концом всему, Концом Света… Умом люди это понимают, но от понимания им легче не становится. Как ни крути, а своя рубашка ближе к телу. Никто не хочет умирать, а тем более — оказаться во власти Нижнего Мира. Поэтому сейчас так много нареканий на Инквизицию.

„Инночка,“ — мысленно отозвался я. — „Боюсь, мы совершили большую ошибку.“

„Что покинули Ланс-Оэли?“ — мигом сообразила она.

„Да. Не знаю, по какой причине, но Контр-Основа, в отличие от других Граней, оказалась недоступной для не очень дружелюбных созданий, вроде того лжемонаха…“

„Говори прямо: для нечисти. Или ты стесняешься этого слова?“

„Ну… ладно. Нечисть, так нечисть,“ — неохотно согласился я. (Инна верно угадала: слово «нечисть» меня сильно смущало. По моей логике, признать Чёрного Эмиссара и ему подобных существ не просто злобными сверхъестественными созданиями, а исчадиями ада, значило признать существование дьявола, а следовательно, и Бога. Я же в душе оставался человеком неверующим… или, по крайней мере, нерелигиозным.) — „Так вот. Теперь я думаю, что у Мэтра был свой резон помещать нас в замкнутый мир Контр-Основы, где мы могли свободно развивать свои способности без риска столкнуться со всяческой нечистью.“

„А здесь ею просто кишмя кишит.“

„Вот именно. В такой ситуации наши неконтролируемые колдовские способности становятся ещё более опасными, чем прежде. Не берусь предсказать, как это может повлиять на происходящее вокруг нас, но сильно подозреваю, что далеко не лучшим образом. Вдобавок, если Штепан не ошибся в предположении, что Чёрный Эмиссар появился здесь из-за нас, то выходит, что буквально с первых же шагов на Агрисе мы привлекли к себе внимание.“

„Интересно, почему?“

„Кто знает. Возможно, потому что мы пока необученные колдуны и с нами легко справиться. Судя по всему, эти злобные силы, какой бы природы они ни были, считают нас своими потенциальными врагами и не хотят допустить, чтобы мы обрели власть над своим могуществом… Впрочем, это только моё предположение, но я боюсь, что оно очень близко к действительности. Так или иначе, Мэтр знал, что делает, когда запрограммировал Леопольда переместить нас на Ланс-Оэли.“

„А мы были так глупы и нетерпеливы, что бежали оттуда,“ — резюмировала Инна. — „Из рая в ад. Адам и Ева лишились места в Эдеме по неосторожности, они даже представить не могли, что ожидает такая страшная кара. Мы же с тобой покинули наш Эдем совершенно добровольно — хоть и не подозревали, что угодим в самое пекло… Предлагаешь вернуться обратно?“

„С помощью Леопольда? Нет уж, спасибо! Лучше поищем инквизиторов. Я начинаю думать, что они будут не в восторге от нашего появления, у них и без нас забот полон рот, и для полноты счастья им не хватало ещё нянчиться с нами. Скорее всего, они просто вернут нас на Ланс-Оэли. Возможно, высшее руководство Инквизиции с самого начала знало о нас и считало, что всё идёт нормально. Может, так было задумано давно: в эти смутные времена использовать Контр-Основу в качестве детского сада для колдунов-недоучек.“

„В любом случае,“ — заметила жена, — „нас нельзя винить в том, что мы оказались непослушными и неблагодарными воспитанниками. И Мэтр, и другие, кто осведомлён о его планах, сами виноваты. Надо было сразу всё объяснить, позволить нам попрощаться с родными… Короче, Влад, не расстраивайся. Мы не напрасно совершим это путешествие. Как бы то ни было, мы добьёмся, чтобы нам устроили встречу с родителями или, в худшем случае, передали им от нас весточку.“

„Безусловно,“ — согласился я.

„И между прочим,“ — добавила Инна. — „Наконец-то я начинаю понимать, почему так получилось, что на Гранях все знают об Основе, зато на Земле почти никто не слышал о Гранях.“

„Да? И почему?“

„Всё дело в особом статусе Основы. Мы, впрочем, и раньше знали, что она скрепляет весь Мировой Кристалл, но в свете недавних событий и рассказа Штепана этот чисто научный факт приобретает зловещее звучание. Как видно, те силы, которые стремятся уничтожить мир земной, тоже об этом знают. А посему становятся понятными причины, по которым контакты Основы с остальными Гранями сведены к минимуму. Это вовсе не чей-то каприз, а суровая необходимость, вопрос всемирной безопасности. Но если жителям Граней можно сказать: «Вы можете бывать, где вашей душе угодно, только не суйтесь на Основу», — то в отношении наших «земляков» это выглядело бы чистейшим садизмом: «Да, во вселенной есть множество населённых миров, некоторые из них совсем рядом, и попасть туда не так уж трудно. Но ради всеобщего блага вы, жители Основы, должны сидеть в своём родном мире и не рыпаться, иначе мы не сможем уследить за всякой нечистью, которая рвётся на Землю…» Аргумент в целом убедительный, однако не думаю, что он послужил бы утешением для миллиардов людей, вынужденных тесниться на одной, в сущности, крохотной планете. В нынешней ситуации это привело бы к такому мощному социальному взрыву, по сравнению с которым все мировые и региональные войны вкупе со всеми революциями показались бы детскими шалостями. Впрочем, это не снимает моего прежнего объяснения, что из-за естественной изолированности Основы количество «землян», сумевших побывать на Гранях, ничтожно мало, и их рассказам никто всерьёз не верит. Как мне думается, и то и другое справедливо — очевидцам мало кто верит, а Инквизиция делает всё от неё зависящее, чтобы таковых очевидцев оказалось поменьше.“