Идея сия пришла мне в голову накануне вечером, когда мы, благополучно выбравшись из офиса CIL (миссис Виттенберг любезно проводила нас до самых дверей после минимального принуждения) и отдалившись на безопасное расстояние, засели-таки в очередном ресторане поужинать и обсудить ситуацию. С первым дела обстояли неважно – жратва, как и почти всюду на Денебе, была синтетической, со вторым – еще хуже. Перспективный след, на который мною возлагались большие надежды, привел практически в никуда. Более того, после анализа недавней беседы с главой CIL – надо заметить, Гаэль меня за нее не похвалила и, вероятно, была права – у нас вообще появилось мнение, что вся история с Полом Виттенбергом и его законсервированной лабораторией – изрядно с душком. Если бы с CIL и лично миссис Виттенберг все действительно было чисто, почему бы ей прямо и честно не ответить на наши вопросы, без игр “считаю до трех” и прочего давления? Только из-за ущемленного самолюбия? Сомнительно – как верно подметила Гаэль, Беата Виттенберг производила впечатление исключительно прагматичной особы. Куда более вероятным казался вариант, что ей все же удалось провести нас, а точнее, меня и рассказать в итоге только то, что она сама сочла нужным. По собственному разумению или по чьей-то подсказке… И уж во всяком случае, заброшенная лаборатория, безусловно, оставалась исключительно подходящим объектом для ловушки. Любого типа…

Но в то же время она являлась единственным мало-мальски стоящим вариантом для дальнейшего расследования. Если забыть о Поле Виттенберге и его возможной связи с Вольфаром, то получался уже обозначенный мной тупик, – с момента моих размышлений по данному поводу на подлете к Сван-Сити ничего не изменилось. Впрочем, справедливости ради не могу не отметить, что при обсуждении этой проблемы Гаэль упомянула о том, что во время моего отсутствия еще раз изучила небогатый материал дела, имевшийся в нашем распоряжении (мы с Уилкинсом, естественно, не стали таскать с собой бумажки), и никак не может отделаться от чувства какого-то очень важного упущения. Признаться, я списал это на женскую мнительность, в чем впоследствии пришлось раскаиваться. Хотя, кто знает, как бы все повернулось, прислушайся я к ее словам?..

Тогда же мы пришли к единому выводу, что соваться в лабораторию Виттенберга в открытую, то есть попросту прилететь туда на флаере и попытаться попасть внутрь, будет верхом неосторожности, особенно если учесть, что, как показали последние события, мы начали превышать отпущенный нам лимит удачи. “Вот если бы было возможно подобраться туда незаметно!” – воскликнула Гаэль, подводя итог разговору. Казалось бы, в силу климатических условий Денеба, где пребывание на открытом воздухе поистине смертоносно, это нереально. Однако я не понаслышке знал о существовании в тех местах других дорог.

Как я уже отмечал, интересующий нас комплекс зданий располагался на западном краю большого горного плато, со всех сторон окруженного практически-непреодолимыми хребтами. Причем до отрогов ближайшего кряжа от лаборатории было, если верить карте CIL, рукой подать – меньше мили. А кряж этот был, как гнилой пень, проточен лабиринтом пещер – явление, очень распространенное на этой планете. Так что если посадить флаер с наружной стороны гор, быстренько заскочить внутрь и пройти пещерами насквозь, то у цели и впрямь можно оказаться незамеченным. Я еще не закончил обрисовывать Гаэли ситуацию, но по тому, как загорелись ее глаза, понял, что так мы и поступим.

С технической стороны все решилось достаточно просто. Флаер, любезно предоставленный нам друзьями Гаэли, оставался в нашем распоряжении, а со снаряжением больших забот не было – Денеб IV пользовался в Галактике репутацией рая для спелеологов; сюда толпами съезжались как специалисты, так и туристы, желающие вкусить таинства пещер (идиоты!). Так что закупить два комплекта оборудования не составляло труда. При наличии денег, разумеется… У меня, правда, – откровенно новая ситуация! – их, можно считать, не было. Но, как выяснилось, за последние двое суток Гаэль успела позаботиться и об этом. Я не смог вникнуть в детали предпринятых ею банковских операций, но в итоге она обзавелась новыми кредитками, которые, как утверждала, связать с ее именем было невозможно. Правда, прежде чем начать тратить ее деньги, которых, к слову сказать, у нее оказалось гораздо больше, нежели имеют, по моим представлениям, молодые журналисты, она потребовала с меня обещание по возвращении на Новую Калифорнию непременно с ней рассчитаться. Обещание такое я, конечно, дал. Причем с легким сердцем – в первую очередь потому, что само благополучие нашего возвращения выглядело для меня порядочным мифом.

Засим мы расстались – она отправилась ночевать к своим знакомым (меня туда почему-то не пригласили), и я снял себе конуру в маленьком и отвратительном мотеле на окраине Сван-Сити, единственным достоинством которого было то, что там не спрашивали никаких документов.

Встал я после ночи, проведенной в антисанитарных условиях, в настроении, близком к тому, с которым, бывало, выходил на ринг против товарища, громогласно обещавшего начистить мне рожу (после двух-трех смертей эта практика прекратилась). К счастью, под горячую руку мне никто не подвернулся, а затем мой взгляд на мир претерпел некоторое изменение к лучшему… Проснулся я непривычно рано – еще и девяти не было, – а Гаэль, не любившая ранних подъемов, наотрез отказалась встречаться раньше полудня, да и необходимости в этом действительно не было. Так что у меня образовался зазор во времени, который, верный решению не задерживаться на одном месте, я решил посвятить прогулке.

Вот так, гуляя и поглядывая по сторонам, я и набрел неожиданно на центр межпланетной связи. Поскольку деньги у меня появились (при расставании Гаэль выдала мне одну из своих “чистых” кредиток), то я туда заглянул. Захотелось справиться, как вообще-то дела обстоят дома: любопытно, да и могло статься – Деору удалось раскопать что-то ценное: его способности в области сыска не следовало недооценивать. Воодушевленный этой внезапно блеснувшей надеждой, я заказал разговор со своим замком и вскоре был приглашен в одну из кабинок для частных переговоров, обеспечивавших, согласно рекламе, полную конфиденциальность. Стоимость кабинок находилась в соответствии с их якобы защищенностью, и я попросил себе самую дорогую, надеясь, что хоть раз в жизни реклама не солжет.

Впрочем, как оказалось, особой необходимости в этом не было, так же как и реализации моих чаяний. Мой вызов попал на неудачное время – на Новой Калифорнии царила глубокая ночь, – и поэтому пришлось ограничиться общением с дворецким. Граф Деор, разумеется, спал и, по словам Тэда, чертовски устал за последние дни, так что я не отважился его будить. Тем более что он едва ли сообщил бы мне нечто сверх того, что я узнал и так. А именно – что пока их труды большим успехом не увенчались. Деор добился, чтобы власти практически отказались от обвинений в мой адрес, но те, похоже, и сами не очень-то стремились гнуть прежнюю линию. Да и в целом после моего отбытия, наделавшего немало шума – никто, например, не брал на себя ответственность за отдачу приказа стрелять в меня на поражение, – ситуация приняла вялотекущий характер: ни покушений, ни перестрелок… Словно, по выражению Тэда, “тот, кто дергал за ниточки всех наших марионеток, бросил это занятие и последовал за вами”. Тем не менее они с графом не теряли надежды докопаться до конкретных личностей и – тут по его лицу пробежала осторожная улыбка – воздать им по услугам… Ну что ж, оставалось только пожелать им успеха и проститься, что я и сделал.

Однако, уже идя к выходу из центра, я вдруг решил сделать еще один звонок – по единственному из домашних номеров своих сородичей, который я помнил наизусть. И это, кстати, был номер не моего дяди, а Реналдо Креона. Я запомнил его по той простой причине, что он состоял практически из одной цифры – семерки. Вероятно, это должно было напоминать всем и каждому об удачливости его владельца. Удачливости, которая недавно то ли его подвела, то ли выручила… Подумав об этом, я не без удивления поймал себя на ощущении, что и вправду беспокоюсь о его состоянии, поэтому без дальнейших колебаний развернулся и пошел обратно к стойке, где принимали заказы.