– Понаблюдайте за чем-нибудь другим! За прыжком, например.

Собственно, это было то, для чего мы вообще сюда пришли. Впрочем, “мы” тут, конечно, не вполне правомочно. Это был уже третий прыжок на нашем маршруте, но во время двух предыдущих я спал и теперь все же хотел насладиться этим ни с чем не сравнимым зрелищем, а она, как и всегда, увязалась за мной.

Сфера приблизилась, огни – уже расползлись на весь экран, и отчетливо было видно пустое пространство внутри, ничем не отличающееся от кусков черноты справа и слева по борту, – оптика никак не передавала уникальных свойств этой точки. Свойств, объяснения которым не знали ни люди, ни керторианцы, но которыми научились пользоваться: мы – раньше, они – позже.

Огни придвинулись совсем близко, а затем в одно мгновение перескочили с переднего экрана на задний – мы вступили в область перехода, и, едва я осознал это, прыжковый двигатель Арнесена был включен. Все вокруг словно расплылось, мгновенно возникло ощущение невесомости, сходное с чувством падения в головокружительную бездну, а на всех экранах, показывавших угрюмую тьму космоса, вспыхнуло переплетение цветов. Миллионы оттенков струились, смешивались, переходили один в другой в немыслимой игре, прихотей которой сознание не могло уловить. Тем более что длилось все не долее секунды, – затем мы уже вновь бороздили вечную тьму по другую сторону туннеля. Прыжок, перенесший нас на черт знает сколько парсеков, был окончен.

– Тьфу! В глазах рябит, – поделилась впечатлениями Гаэль.

Достаточно типичная реакция. Почему-то большинство людей, мнения которых о п –в –прыжках я слышал, вы сказывалось об испытанных ощущениях в большей или меньшей степени негативно. Мне же они казались восхитительными, о чем я сообщил:

– А мне нравится!

– Ну и пожалуйста. – По ее тону я уже догадался, что последует за этими словами. Очередной вопрос. – А вы умеете пользоваться п –в –туннелями?

Под “вы”, естественно, подразумевалось “керторианцы”. Гаэль засыпала меня вопросами на протяжении шести дней полета. Она подкарауливала у дверей каюты, , повсюду следовала за мной и спрашивала, спрашивала, спрашивала… В результате она, наверное, была уже самым информированным человеком по части нравов и обычаев моей родины. Потому что примерно в пятидесяти процентах случаев я ей отвечал. Поначалу весьма неохотно, перемежая ответы пожеланиями избавиться на какое-то время от ее общества (каковые игнорировались с бесившей меня улыбкой), но затем все более и более развернуто. Наконец в какой-то момент я был вынужден признать, что начинаю понемногу привыкать к ее присутствию, благо она воздерживалась от всяких женских штучек. Разумеется, подобное признание породило у меня новую волну вопросов, направленных в основном в свой адрес. Типа: “Почему ты ведешь себя так покладисто?” или: “Разве ты не знаешь, к чему это обычно ведет?” Но в итоге я перестал размышлять на эту тему. Понимаете, проще немного потерпеть, чем пытаться разобраться в подобных материях. Так что, всерьез обдумав ее слова, я ответил:

– И да, и нет.

– То есть? – Она никогда не успокаивалась, прежде чем не был дан исчерпывающий комментарий. Или же я ее не посылал, на что она реагировала с завидным спокойствием.

– Мы давно уже знали о существовании этой аномалии, – принялся объяснять я, но она меня прервала:

– Значит, туннели создали не вы.

– Гм?

– Ну, мне недавно пришла в голову идея, что вы являетесь творцами всей этой гигантской сети, оплетающей Галактику.

– Чушь! – недовольно поморщился я. – Я же говорил вам, что керторианцы практически никогда не покидали пределов родной планеты. Наш исход был самым массовым.

– Да, верно, – согласилась она. – Я зафантазировалась. Но кто же тогда их создал?

Насколько я знал, дискуссия об этом велась в научных кругах с самого момента открытия п –в –туннелей, то есть на протяжении более чем трех с половиной веков, причем сторонников гипотез естественного или искусственного происхождения было примерно поровну. По-видимому, задавая свой вопрос, Гаэль надеялась, что на Кертории об этом знают больше, но это было не так. Единственное отличие состояло в том, что у нас об этом никто не спорил, – какая, в сущности, разница?..

– Мы считаем, что это – природный феномен. – Мое “мы” в данном случае включало в себя меня и дядю, но я не счел обязательным это уточнять.

– Слишком уж сложная система, – недоверчиво возразила она. – От каждой звезды исходит разное количество туннелей – от одного до пяти, и все разной длины. Есть – до ближайшего светила, а есть и через пол-Галактики. И в та же время две звезды никогда не бывают связаны более чем одним туннелем. Да еще и “тупики” – туннели, из которых никто не возвращался. Разве природе под силу создавать нечто подчиняющееся столь строгим правилам?

– Об этом лучше спросить у нее самой, – посоветовал я. – По-моему, мы немного уклонились от темы. Так вот, мы издавна знали о существовании п –в –туннелей, но никогда ими не пользовались в вашем смысле – в этом не было необходимости. Однако многие наши… гм.„ ученые занимались их изучением на протяжении жизни нескольких поколений. Это было а глубокой древности, еще до объединения. В результате, так и не разобравшись, насколько мне известно, в принципах их функционирования, у нас научились их копировать. Не в космическом масштабе, правда, а в индивидуальном.

– Как такое возможно?

– Спросите что полегче. – Она что-то недовольно буркнула, и я пожал плечами: – Я излагаю чистые факты – в былые времена наиболее могущественные чародеи умели открывать для себя индивидуальные п –в –порталы.

– А сейчас?

– Сейчас в одиночку не может никто. Согласно некоторым легендам, тогда же было создано несколько артефактов, с помощью которых этим мог бы баловаться любой желающий, но доподлинно известно только об одном таком предмете: он является одним из величайших достояний Короны и хранится в сокровищнице дворца – Именно с его помощью был создай портал на Денеб IV, но, чтобы только включить его, потребовались усилия двух десятков наших сильнейших магов.

По окончании монолога Гаэль промолчала: похоже, наблюдался редчайший случай – ее всепожирающее любопытство оказалось ненадолго удовлетворено. С некоторым облегчением мой взгляд, дотоле упертый в малоинтересное скопление звезд впереди, принялся скользить по экранам: единственное, что могло скрасить унылую картину космоса в любой звездной системе, – это само светило м его планеты. Здесь меня поджидало разочарование: звезда, через систему которой пролегал наш курс, оказалась синим карликом, едва выделявшимся на фоне других в нижнем углу левого экрана. Поднапрягши память, я вспомнил описание маршрута, изученное мной в первый же день полета, и верно: четвертая система – Этая – была единственной без обитаемых планет и даже не находилась ни под чьей юрисдикцией. Ничейная земля, свободный космос, которого оставалось в этом районе все меньше и меньше.” Неожиданно Гаэль встрепенулась в кресле, и это резкое движение прервало ход моих мыслей. Обернувшись, я даже в темноте заметил удивление на ее лице – оно было столь явным, что я не выдержал и спросил:

– Что случилось?

– Да ничего. До меня вдруг дошло: если вы изучали п –в –туниели, значит, они есть в системе Кертории.

– Да. Три штуки.

– Но тогда рано или поздно люди их обнаружат, и наши цивилизации столкнутся лицом к лицу!

– Ничего подобного, – я улыбнулся. – П –в –туниели в системе Кертории блокированы.

– Кем?

– Нами, разумеется.

Почему-то на ее лице появилось явное разочарование, но мне было недосуг выяснять его причины, и, окинув последний раз взглядом экраны, я поднялся:

– Пошли. Здесь больше ничего интересного не будет. Гаэль послушно встала с кресла, автоматически поправляя ремень сумочки на плече, но глаза ее оставались прикованы к экранам.

– Да как сказать… – тихо заметила она. Я всмотрелся в трехмерные топографические изображения окружающего нас пространства попристальнее, но вновь ничего примечательного не обнаружил.