К нему подошел Остужко, проверявший боевую готовность роты.

— Ну, братец, могу тебя порадовать…

— А что, не отступаем больше?! — радостно прервал его Гарсеван.

— Э-э, видно не то слово я выбрал. Хотел сказать, что большая часть наших удачно переправилась через пролив и укрепилась на том берегу. Продолжается посадка остальных на корабли. До последнего момента нашей роте придется прикрывать переправу, а потом — отходить с боем. Нас будет ждать особый транспорт.

— Ну что ж, товарищ командир, какие силы и таланты имеем, все в дело положим, — отозвался Гарсеван. В минуты волнения он думал по-армянски и перекладывал свои мысли на русский язык, полагая, что не допускает погрешностей против русского языка. Как бы то ни было, Остужко всегда понимал его.

Прошло немного времени, и начался тот страшный грохот, который стал уже привычным для Гарсевана. На расстоянии нескольких шагов от него орудовал ручным пулеметом Унан вместе со своим братом Айказом. На правом фланге отделения трещал автомат Аракела. Накануне Аракел жаловался на сильную головную боль и ломоту в ногах. Встревоженный Гарсеван раздобыл для него порошков у санитаров, достал охапку сена и позволил ему часа два поспать.

Лавина вражеского огня — винтовочного, минометного и орудийного — обрушилась на окоп. По приказу Остужко все взводы и отделения роты отвечали противнику сплошным огнем. Через час Гарсеван заметил, что к позициям роты приближаются танки, а за ними катятся бесконечные цепи фашистской мотопехоты.

— Отходить с боем! — передали по окопам приказ Остужко.

Малейшее промедление грозило гибелью роте: на правом и левом флангах фашисты уже докатились до берега.

Гарсеван поручил Унану с братом остановить группу фашистов, пока отделение выберется из окопа. После первой же пулеметной очереди несколько фашистов упало наземь. Унан выскочил из окопа и бегом нагнал отделение. Но бежавшего за ним Айказа подкосила вражеская пуля.

— Ползи, догоняй!.. — в ужасе крикнул Унан.

Заметив, что пулеметные диски остались у Айказа, один из бойцов отделения, Абдул, уроженец Мугани, кинулся обратно, взял у Айказа два диска и бегом доставил Унану.

— Давай, ребята, залпом по этой кучке, а то плохо придется Айказу! — крикнул Гарсеван.

Дружный залп скосил ближайшую цепь противника, но справа и слева выскочили новые группы. Они вплотную подступили к Айказу, один из них что-то кричал раненому бойцу. Айказ рывком выхватил из-за пояса гранату и бросил ее перед собой…

— Унан, — послышался голос Абдула, — брат твой дорого продал свою жизнь!.. Считай меня названным братом!

Прижимая пулемет к груди, Унан все оборачивался на бегу туда, где остался лежать Айказ. Нет уже брата, а он еще вчера писал матери, что по счастливой случайности встретился с братом и находится с ним в одной роте! Провожая их на фронт, мать благословляла своих сыновей. А сколько погибло и вчера, и сегодня!.. Унан скрипнул зубами и взялся за пулемет.

В отделении Гарсевана выбыло еще двое. Увидев рядом с собой Унана, Гарсеван с минуту смотрел на его воспаленное лицо и, вместо слов утешения, лишь глубоко втянул воздух и деловито перезарядил автомат. Расставив бойцов по местам, он приказал прицельным огнем уничтожать подползавших фашистов.

«Молодец Москвин, так, так, Шалва милый!» — мысленно одобрял бойцов Гарсеван, замечая, как от их метких выстрелов редеет подползавшая цепь.

— Моторная лодка ждет! — доложил посланный к Гарсевану связной.

«Остужко!.. Конечно, это он позаботился…» — подумал приободренный Гарсеван.

Перед пулеметом Шалвы взметнулся столб пыли. Не прекращая огня, Гарсеван с бьющимся сердцем следил за бугром, позади которого залег Шалва. Гитлеровцы были совсем близко, но трещал лишь пулемет Москвина. Шалва молчал. Неужели?.. Но нет, он шевельнулся, отполз назад, стреляет из автомата.

— Ракета, товарищ Даниэлян! — послышался голос связного.

— Вижу. Ну, ребята, давайте залпами, без остановки!

Поднявшиеся в атаку гитлеровцы залегли вновь. Пока они спешно производили перегруппировку, напарник Москвина перетащил пулемет в моторную лодку. Гарсеван, Унан и Абдул отползли к воде и бегом добрались до лодки. Фашисты открыли по ним беглый огонь. Шалва, Аракел и двое бойцов залегли за скалой и били в упор по врагу, выжидая удобную минуту, чтобы броситься в море, где для них были выброшены спасательные пояса.

Моторная лодка двигалась на малом ходу, поджидая последних четырех бойцов. Москвин пулеметным огнем отжимал фашистов от берега. Наконец Шалва, Аракел и их товарищи уже плывут на волнах. Вот один из бойцов ранен в голову… Шалва без спасательного пояса, но плывет быстро. Барахтается Аракел. Вода вокруг бойцов вскипает от града пуль. Аракел и один из бойцов уже отплыли довольно далеко. Голова Аракела то погружается, то снова показывается над водой.

— Да плыви же скорей! — изо всех сил кричит ему Гарсеван и сам не слышит своего голоса в гуле выстрелов.

Обернувшись, Шалва заметил отставшего Аракела и повернул обратно, чтобы помочь ему. Но в эту минуту несколько пуль пробили камеру спасательного пояса, Аракел исчез под водой. Шалва нырнул, выплыл вместе с Аракелом и несколько метров проплыл с ним. Вражеская пуля ранила Шалву в правое плечо. С трудом удерживаясь на воде, он неловко греб одной левой рукой… Аракел отстал от него. «Неужели утонет?..» — мелькнула тревожная мысль у Гарсевана.

Еще минута — и все побережье в руках фашистов. Большая часть советских бойцов уже на лодках.

— Что это, подбили Аракела? — машинально спрашивает Абдула у Гарсевана.

— Да нет, он то погружается, то выплывает…

В эту минуту моторную лодку сильно тряхнуло, она перевернулась, и все сидевшие в ней попадали в море. До другого берега пролива было не близко. Охваченный тревогой за отделение. Гарсеван на минуту забыл о брате.

— Давай, давай, ребята, метров через пятьдесят будет мелкая вода!

Пули с шипением впивались в воду. Снаряды поднимали водяные валы, которые накрывали плывущих и тянули их ко дну. Крайним напряжением всех сил пловцы боролись с двумя беспощадными стихиями.

Лишь трое бойцов из потопленной лодки не достигли берега.

После двух часов передышки бой разгорелся с новой силой. Рота Остужко вместе с другими, перебравшимися через пролив, получила задание не допускать фашистов к нашему берегу. Но противник все усиливал огонь, пытаясь прорваться под его прикрытием. На море уже показались немецкие транспорты.

Пока бойцы сосредоточенным огнем сдерживали противника, санитары спешно перебрасывали раненых в тыл. Обходя взводы, Остужко проверял позиции. Дойдя до отделения Гарсевана, он справился о потерях. Гарсеван только собирался поделиться своими опасениями за судьбу Аракела («Убит он или захвачен в плен?»), как неподалеку разорвался снаряд. Взрывная волна бросила Остужко наземь. Вскочив на ноги, он увидел, что Гарсеван, также лежавший на земле, привстал со стоном.

— Ранен, Гарсеван? Куда?

Гарсеван не отвечал.

— Что ж ты молчишь, Гарсеван? Отвечай! — крикнул Остужко, но в эту минуту заметил, что нога бойца в крови. Кивком он подозвал санитаров и обратился к Марфуше: — Вдвоем перебросьте в тыл: с таким богатырем в одиночку не справиться!

Марфуша быстро стянула сапог с ноги Гарсевана, старательно перевязала ему рану и обхватила его за плечи, чтобы помочь ему встать на ноги. Гарсеван мягко отвел ее руки, лег наземь, загнал диск в автомат и направил дуло в сторону врага. В эту минуту Остужко переспрашивал связного:

— Так, говоришь, утопили еще одну ихнюю лодку? Вот это хорошо!

— Снаряды кончились. Что делать?

— Пусть артиллеристы возьмут оружие убитых, продержатся, пока подбросим снаряды… Это еще что такое, Марфуша? Почему не выполняешь приказ?

— Разрешите остаться, товарищ Остужко, — вмешался Гарсеван. — Нога уже не болит, а руки целы. Не хочу уходить в тыл…

Командир одобрительно посмотрел на бойца.